Собрание сочинений. Том 3

* * * [63]

Мне горы златые — плохая опора,Когда высота такова,Что страшно любого в пути разговора,И кружится голова.И что мне погода, приличья и мода,Когда высота такова,Что мне не хватает глотка кислорода,Чтоб ясно звучали слова.И колют мне грудь, угрожая простудой,Весенние сквозняки.И я вечерами, как будто на чудо,Гляжу на чужие стихи…

63

Написано в 1956 году в Калининской области. Входит в «Колымские тетради».

* * *

Мигрени. ГоловокруженьяИ лба и шеи напряженья.И недоверчивого ртаГоризонтальная черта.Из-за плеча на лист бумажныйТак неестественно отважноЛожатся тени прошлых лет,И им конца и счета нет…

* * *

Сказала мне соседка:— Сходить бы вам к врачам,Вы плачете нередко,Кричите по ночам.И маленькие детиБоятся ваших слов.Ужель на целом светеНе станет докторов?Но мне не отмолчатьсяОт ночи. В эту ночьВрачи и домочадцыНе могут мне помочь.Я все слова припомнил,Какими называлТебя в каменоломнеСреди дремавших скал.Но сердце ведь не камень,Его не уберечь.К чему ж ломать стихамиРазмеренную речь?Все это ведь — не прятки,А наша боль и быль,Дырявые палатки,Мороженая пыль.От взрывов аммонитаЛожится жаркий дымНа каменные плитыТяжелым и густым…Сегодня, чести ради,Я волю дал слезам.Их шорох по тетрадиУслышал ночью сам.Что сердцу было мило,Потеряно в тщете.Проклятые чернилаРасплылись на листе.Мутны и непрозрачныНа свет мои стихи.И рифмы — неудачны,И жалобы — горьки.Полны слова простыеЗначением двойным.И зря сушу листы яДыханием моим.

* * *

Пусть невелик окна квадрат,Перекрещенный сталью,Мне в жизни нет милей наград,Чем эта встреча с далью,Где даже солнце, изловчась,На двор вползает снизу,Скользит уже не первый часПо узкому карнизу.Где у меня над головой,В распахнутую фортку,Влетает зайчик световой,Блистательный и верткий…Отсюда даль — совсем не дальЕе, как запах вешний,Ничто — ни камень и ни стальНе сделают нездешней.Она, как счастие мое,За каменной стеноюНа постоянное житьеПрописана со мною.Но слышен громкий голос дня:Гремят замком-затвором,И отрезвляет жизнь меняКарболовым раствором.

РАКОВИНА [64]

Я вроде тех окаменелостей,Что появляются случайно,Чтобы доставить миру в целостиГеологическую тайну.Я сам — подобье хрупких раковинБылого высохшего моря,Покрытых вычурными знаками,Как записью о разговоре.Хочу шептать любому на ухоСлова давнишнего прибоя,А не хочу закрыться наглухоИ пренебречь судьбой любою.И пусть не будет обнаруженаПоследующими векамиОкаменевшая жемчужинаС окаменевшими стихами.

64

Написано в 1956 году в Калининской области и входит в «Колымские тетради». Одна из формул бытия. С технической стороны отличается особым ритмическим узором. Дело в том, что стихи — это не проза. С легкой руки Белинского к стихам подходили как к прозе: «Евгений Онегин» — энциклопедия русской жизни», «Характер Татьяны», и так далее. На самом деле стихи имеют особенность, тонкость. Сам творческий поиск ведется не на путях прозы, а другим способом.

Открытие звуковых повторов, конфигурация согласных букв в «Медном всаднике», напоминающая химические формулы белка, — поэтическая реальность, которую не объяснишь формулами школьного учебника. Поэтическая интонация становится паспортом поэта. Публикуются частотные словари, и мир русской лирики открывается читателям с неожиданной стороны. Эта сторона поэтического творчества всегда была важна для поэта.

Я верю, что с помощью кибернетики обязательно будет найдено что-то очень важное для стиха, для поэзии, для литературы, для искусства. Что-то будет открыто вроде нового грамматического закона, не упрощающего русскую грамматику и правописание, а наоборот, усложняющего, обогащающего понимание русской литературы. Все поэты, начиная с Пушкина, добивались результатов лишь эмпирическим опытным путем. Оказалось, что для науки работы тут непочатый край. Все это предвидел гений Белого.

Каждое мое стихотворение — и «Раковина» в том числе — представляет собой поиск, вооруженный самыми последними достижениями русской лирики XX века.

* * *

Он в чердачном помещеньеВ паутине и в пылиПринял твердое решеньеОстанавливать вращеньеЗакружившейся земли.И не жди его к обеду:Он сухарь с утра грызет.И, подобно Архимеду,Верит он в свою победу,В то, что землю повернет.Он — живительный источник,Протекающий в песках,И среди страстей непрочныхОн — источник знаний точных,Обнаруженных в стихах.Он — причина лихорадок,Вызывающих озноб,Повелительный припадокСредь разорванных тетрадок —Планов, опытов и проб.

В ЦЕРКВИ

Наши шеи гнет в поклонеСтаромодная стена,Что закована в иконыИ свечой облучена.Бред молений полуночныхЗдесь выслушиваем мы,Напрягая позвоночник,Среди теплой полутьмы.Пахнет потом, ярым воском,Свечи плачут, как тогда…Впечатлительным подросткомЗабирался ты сюда.Но тебе уж не проснутьсяСнова в детстве, чтобы тыВновь сумел сердец коснутьсяПравдой детской чистоты.И в тебе кипит досадаОт житейских неудач,И тебе ругаться надо,Затаенный пряча плач.Злою бранью или лаской,Богохульством иль мольбой —Лишь бы тронуть эту сказку,Что сияет над тобой.

* * * [65]

Меня застрелят на границе,Границе совести моей.Кровавый след зальет страницы,Что так тревожили друзей.Когда теряется дорогаСреди щетинящихся гор,Друзей прощают слишком много,Выносят мягкий приговор.Но есть посты сторожевыеНа службе собственной мечты.Они следят сквозь вековыеУщербы, боли и тщеты.Когда, в смятенье малодушном,Я к страшной зоне подойду,Они прицелятся послушно,Пока у них я на виду.Когда войду в такую зонуУж не моей — чужой страны,Они поступят по закону,Закону нашей стороны.Чтобы короче были муки,Чтобы убить наверняка,Я отдан в собственные руки,Как в руки лучшего стрелка.

65

Написано в 1956 году в поселке Туркмен Калининской области. Входит в «Колымские тетради». Нам слишком много прощено».

ВОСПОМИНАНИЕ

Колченогая лавчонка,Дверь, в которую вошлаДрагоценная девчонка,И — как будто не была.Дверь до крайности заволглаИ по счету: раз! два! три! —Не хотела слишком долгоОткрываться изнутри.И, расталкивая граждан,Устремившихся в подвал,Я тебя в старухе каждой,Не смущаясь, узнавал.Наконец ты появилась,Свет ладонью затеня,И, меняя гнев на милость,Обнаружила меня.Ты шагала в черной юбкеЗа решительной судьбой.Я тащил твои покупки,Улыбаясь, за тобой.Свет таких воспоминаний —Очевидных пустяков —Явный повод для страданийИ завышенных стихов.А стихи ведь только средство,Только средство лишний разОщутить твое соседствоВ одинокий зимний час.

* * *

Какой же дорогой приходит удача?Где нищенка эта скулит под окном?И стонет в лесу, захлебнувшись от плача,От плача по самом земном?Неправда — удача дорогою волиИдет, продвигаясь, вершок за вершком,Крича от тупой, нарастающей боли,Шагая по льду босиком.Неправда — удача дорогою страстиПриходит, и, верно, онаНе хочет дробиться на мелкие частиИ в этом сама не вольна.……………………………………….Столы уж накрыты, и двери открыты,И громко читают рассказ —Зловещий рассказ о разбитом корыте,Пугающий сыздетства нас.

* * *

Удача — комок нарастающей боли.Что долго терпелась тайком,И — снежный, растущий уже поневоле,С пригорка катящийся ком.И вот этот ком заслоняет полмира,И можно его превратить,Покамест зима — в обжитую квартируИль — в солнце его растопить.И то и другое, конечно, удача,Закон, говорят, бытия.Ведь солнцу решать приходилось задачиТрудней, чем задача моя.

* * * [66]

Мечта ученого почтенна —Ведь измеренье и расчетСопровождают непременноЕе величественный ход.Но у мечты недостовернойЕсть преимущество свое,Ее размах, почти безмерный,Ее небесное житье.Ее пленительною силойЛюдская страсть увлечена,Бросая по свету могилыИ забывая имена.Что в том, что нужно строить прочно?Что нет естественных защит?Все, что чрезмерно, что неточно,Все поднимается на щит.И даже то, что так ничтожно,В чем героического нет,Одною этой силой можноВести дорогою побед.И можно ею лишь одноюОстановить солнцеворот —Всей силой сердца запасною,Внезапно пущенною в ход.И все физически не просто,И человек, в согласье с ней,Повыше собственного ростаИ самого себя сильней.Так ищут подвигов без славы,Так просятся в проводникиК вулканам, искрящимся лавой,Через глухие ледники.Так ищут лоцманского места,Пока осенняя вода,Сбивая снег в крутое тесто,Еще не вылепила льда.Мечты прямое назначенье,Нам оживляющее рай,Не только в преувеличеньеВ том, что хватает через край,А в том, что в сердце нашем скрытоИ обнажается сейчас,Чтоб быть единственной защитойОт треска слишком трезвых фраз.И потому любой наукеНе угоняться за мечтой,Когда она — добра порукаИ щеголяет красотой.Но мир вздохнет от облегченья,Когда раскроет тот секрет,Что для ее обозначеньяЕще и формулы-то нет.Что в фосфорическом свеченьеМечтой обещанных временИзвечны поиски значеньяЕе таинственных имен.

66

Написано в 1956 году в Калининской области. Входит в «Колымские тетради». Это — большое стихотворение, называвшееся «Недостоверная мечта»: то, что напечатано в «Шелесте листьев», — пятая часть стихотворения. Я сожалел сначала об этой хирургической операции, а потом пригляделся, чуть привык и холодно рассудил, что оставлено — лучшее, что в стихотворении было.

Многословие многих колымских моих стихов объясняется тем, что стихи сочинялись в самой неподходящей обстановке, а возникновение, появление требовало немедленной фиксации, пусть в несовершенном, неожиданном виде, лишь бы это все закрепилось, и я смог бы к этим стихам, к этой работе вернуться. Я должен был освободить мозг немедленно.

Я делал попытки вернуться к работе над колымскими черновиками. Эти попытки кончились ничем. Вернуться оказалось невозможно. Лучше, проще, легче было написать новое стихотворение, чем превращать этот колымский черновик в материковский беловик. Чем дальше, тем яснее было сознание, что запас новизны — безграничен, и колымские черновики никогда не будут черновиками. Впрочем, есть стихи, работ над текстом которых привела к положительным результатам. Это — «Стланик». Но в большинстве случаев все кончалось ничем — потерей времени и ненужным нервным напряжением, крайним напряжением — ибо ведь нужно было вернуться памятью, чувством, волей назад, в ту жизнь. Оказалось, что нельзя, не под силу. Без этого нравственного, чувственного возвращения оказалось невозможным не только написать новое по материалу черновика, но и править хранимое в папках, в бумагах времен до «Колымских тетрадей». Будет ли возможность вернуться к этому материалу? Нет, не будет.

В стихотворении «Мечта ученого почтенна» утверждается некая новая поэтическая истина. Именно: стремление к высоким целям в творчестве делает человека выше самого себя. Пример — не только Некрасов, Гейне, но и любой акт большой поэзии. Высокая цель в искусстве увеличивает силу одиночки, поэта, делает его способным повернуть общество или удержать от гибельного поворота. Это — задача всякого поэта. У поэта должна быть постоянно мысль о своей собственной огромной силе.