Собрание сочинений. Том 3

* * *

Это все — ее советы,Темной ночи шепотки,Обещанья и приветы,Расширявшие зрачки.Это жизнь в лесу, вслепую,Продвиженье наугад,В темень черно-голубую,В полуночный листопад,Где шуршат, как крылья птицы,Листья старых тополей,Где на плечи мне садитсяПтица радости моей.

* * *

Ни версты, ни годы — ничто нипочемНе справится с нашим преданьем.Смотри — небеса подпирает плечомСеверное сиянье.И нас не раздавит глухой небосвод,Не рухнет над жизнью овражьей,Не вплющит в библейский узорчатый ледГорячие головы наши.Порукой — столбы ледяного огня,Держащие небо ночами…Я рад, что ты все-гаки веришь в меня,Как раньше, как в самом начале…

МАК

Пальцами я отодвинулБагровые лепестки,Черное сердце вынул,Сжал в ладоней тиски.Вращаю мои ладони,Как жесткие жернова,И падают с тихим стономКапельками слова.Мне старики шептали:Горя людского знакЭтот цветок печали —Русский кровавый мак.Это моя эмблема —Выбранный мною герб —Личная моя темаВ тенях приречных верб…

* * *

Все плыть и плыть — и ждать порываНабравшей мужества волны.Лететь, волне вцепившись в гриву,Иль видеть сны, глухие сны.Где над землею раздраженноМигает, щурится грозаИ едкий дым мостов сожженныхЕй набивается в глаза.

* * * [47]

В гремящую грозу умрет глухой Бетховен,Затмится солнце в Кантов смертный час.Рассержен мир — как будто он виновенИли винит кого-нибудь из нас.Природа не всегда к искусству равнодушнаИ гения судьбой подчас возмущена,Имеешь уши слышать — слушай,Как затаился гром, как дышит тишина.

47

Стихотворение написано в 1955 году в поселке Туркмен Калининской области. Входит в «Колымские тетради».

* * *

Безымянные герои,Поднимаясь поутру,Торопливо землю роют,Застывая на ветру.А чужая честь и доблесть,В разноречье слов и дел,Оккупировала областьМемуаров и новелл.Но новеллам тем не веря,Их сюжетам и канве,Бродит честь походкой зверяПо полуночной Москве…

* * *

Пусть в прижизненном изданьеСкалы, тучи и кустыДышат воздухом преданьяГероической тщеты.Ведь не то что очень сильным —Силы нет уже давно, —Быть выносливым, двужильнымМне на свете суждено.Пить закатной пьяной брагиРозоватое питье,Над желтеющей бумагойПогружаться в забытье.И, разбуженный широким,Пыльным солнечным лучом,Я ночным нетрезвым строкамНе доверюсь нипочем.Я их утром в прорубь сунуИ, когда заледеню,По-шамански дуну, плюну,Протяну навстречу дню.Если солнце не расплавитЛедяной такой рассказ,Значит, я и жить не вправеИ настал последний час.

* * *

Не солнце ли вишневоеНа торосистый лед,Как мука наша новая,Назойливо встает.Я в угол смел бумажное,Ненужное хламье,И в этом вижу важноеПризнание мое.

* * *

Сразу видно, что не в КурскеНастигает нас зима.Это — лиственниц даурскихВетровая кутерьма.Голый лес насквозь просвеченСветом цвета янтаря.Искалечен, изувеченЖелтым солнцем января.Здесь деревьям надо виться,Надо каждому стволуПодниматься и ложиться,Изгибаться вслед теплу.Со своим обледенелым,По колено вросшим в мохИзуродованным теломКто ж к весне добраться мог?

СТЛАНИК [48]

Л. Пинскому

Ведь снег-то не выпал.И, странно Волнуя людские умы,К земле пригибается стланик,Почувствовав запах зимы.Он в землю вцепился руками.Он ищет хоть каплю тепла.И тычется в стынущий каменьПочти неживая игла.Поникли зеленые крылья,И корень в земле — на вершок!И с неба серебряной пыльюПосыпался первый снежок.В пугливом своем напряженьеПод снегом он будет лежать.Он — камень. Он — жизнь без движенья,Он даже не будет дрожать.Но если костер ты разложишь,На миг ты отгонишь мороз, —Обманутый огненной ложью,Во весь распрямляется рост.Он плачет, узнав об обмане,Над гаснущим нашим костром,Светящимся в белом тумане,В морозном тумане лесном.И, капли стряхнув, точно слезы,В бескрайность земной белизны,Он, снова сраженный морозом,Под снег заползет — до весны.Земля еще в замети снежной,Сияет и лоснится лед,А стланик зеленый и свежийУже из-под снега встает.И черные, грязные рукиОн к небу протянет — туда,Где не было горя и муки,Мертвящего грозного льда.Шуршит изумрудной одеждойНад белой пустыней земной.И крепнут людские надеждыНа скорую встречу с весной.

48

Стихотворение написано в 1949 году на ключе Дусканья на Колыме, на лесной командировке, где я был фельдшером и получил возможность записывать в рецептурные книги не только йод и физиологический раствор, но и стихи. У меня есть подлинные колымские тетради с записью этого стихотворения, где остался след работы над текстом. Как все мои стихи, «Стланик» имеет сто вариантов. В 1956 году отправлен в журнальное плавание последний вариант, последний текст. В это время московские журналы принимают у меня очень много стихов — более сотни должно было быть опубликовано. Но к концу 1956 года я стал получать отказы, задержки. Кончилась эта история тем, что только в одном журнале «Знамя», по консультации Л. Скорино, В. Инбер, Б. Сучкова и Е. Суркова, напечатали не двенадцать, как обещали и принимали, — а всего лишь шесть. Эти шесть стихотворений под названием «Стихи о Севере» и были напечатаны в «Знамени» в 1957 году.

Цикл открывается стихотворением «Стланик». Это значило, что «Стланик» — мое первое напечатанное стихотворение. Дело в том, что я пишу с детства. Печатаются с 1932 года, но только рассказы и очерки. Стихов я не печатал раньше. И первое стихотворение напечатали, когда мне было ровно пятьдесят лет. Это стихотворение и есть «Стланик».

Текст в «Знамени» меньше на одну строфу, чем надо. Это строфа — «И черные, грязные руки!». В «Огниве» же, вышедшем в 1961 году, текст еще короче, чем в «Знамени» 1957 года. Я дорожу этим стихотворением. Полный текст его опубликован в сборнике «Дорога и судьба».

«Стланик» — одно из главных моих стихотворений, как по «техническим достоинствам», так и удаче в новизне темы, в находке, а также сущности моего понимания взаимоотношений человека, природы и искусства. У меня есть и рассказ с этим названием, напечатанный в журнале «Сельская молодежь», в № 3 1965 года.

* * *

Кому я письма посылаю,Кто скажет: другу иль врагу?Я этот адрес слишком знаю,И не писать я не могу.Что ругань? Что благоговенье?И сколько связано узловИз не имеющих хожденья,Из перетертых старых слов?Ведь брань подчас тесней молитвыНас вяжет накрепко к тому,Что нам понадобилось в битве, —Воображенью своему.Тогда любой годится поводИ форма речи не важна,Лишь бы строка была как проводИ страсть была бы в ней слышна.

* * *

А тополь так высок,Что на сухой песокНе упадет ни тени.Иссохшая траваК корням его прижалась.Она едва живаИ вызывает жалость.

* * * [49]

Осторожно и негромкоГоворит со мной поземка,В ноги тычется снежок,Чтобы я не верил тучам,Чтобы в путь по горным кручамЯ отправиться не мог.Позабывшая окошко,Ближе к печке жмется кошка —Предсказатель холодов.Угадать, узнать погодуПомогает лишь природаНам на множество ладов.Глухари и куропаткиРазгадали все загадки,Что подстроила зима.Я ж искал свои решеньяВ человечьем ощущеньеКожи, нервов и ума.Я считал себя надменноИнструментом совершеннымОпознанья бытия.И в скитаньях по распадкамДоверял своим догадкам,А зверью не верил я.А теперь — на всякий случайНатащу побольше сучьевИ лучины наколю,Потому что жаркой печиНеразборчивые речиСлушать вечером люблю.Верю лишь лесному бреду:Никуда я не поеду,Никуда я не пойду.Пусть укажут мне синицыВерный путь за синей птицейПо торосистому льду.

49

Написано в 1956 году в Калининской области. Входит в «Колымские тетради».

* * *

Я нищий — может быть, и так.Стихает птичий гам,И кто-то солнце, как пятак,Швырнул к моим ногам.Шагну и солнце подниму,Но только эту медьВ мою дорожную сумуМне спрятать не суметь…Светит солнце еле-еле,Зацепилось за забор,В перламутровой метелиПробиваясь из-за гор.И метель не может блескаЗолотого погасить,И не может ветер резкийРазорвать метели нить.Но не то метель ночная:Черный лес и черный снег.В ней судьба твоя иная,Безрассудный человек.В двух шагах умрешь от дома,Опрокинутый в сугроб,В мире, вовсе незнакомом,Без дорожек и без троп.