Социальная утопия и утопическое сознание в США

властью практик, утопия способна оказать прямое или

косвенное влияние как на теорию, так и на политическую

практику. Да и сами утопические проекты, сколь бы далекими ни казались они порою от реальных политических

задач и проблем современности, всегда несут на себе их

более или менее отчетливую печать и выступают как специфическая форма поисков пути к их решению.

Среди западных социологов существуют две противоположные точки зрения на характер отношений между

утопией и политикой. Одни из них (Мангейм, Фрейе) признают духовную близость и взаимозависимость утопии и политики, другие (Квабб, Полак) подчеркивают их различие

28

или даже враждебность, «...утопия в действительности

принадлежит Дон-Кихоту, а не Дон-Карлосу; она стоит

ближе к Сократу и Иисусу, чем к Ницше и Шпенглеру; духовно она сродни скорее Канту и Гете, нежели Макья-

иолли и Парето» 32. Утопия и политика враждебны потому, поясняет Полак, что «политика поддерживает (имплицитно) существующий порядок и работает в его рамках, даже если он ставит перед собой цель достичь социальных

реформ и прогресса. Утопия отвергает (эксплицитно) существующий порядок как неестественный, неразумный и

аморальный, как несовместимый с развивающимися идеалами человеческого достоинства и духовного совершенства» 33.

Легко заметить, что тезис о враждебности утопии и политики выводится Полаком (и всеми, кто разделяет его

точку зерния) из односторонней трактовки политики как

институционализированной, легальной деятельности. Если

же трактовать политику как деятельность, связанную с

процессами завоевания и отправления власти — а это более

адекватный подход, — то утопия не только не будет выглядеть чем-то враждебным политике, но предстанет как

одна из форм ее конкретного проявления. Не случайно среди утопистов всегда были люди, непосредственно причастные к большой политике. Достаточно назвать имена Платона, Мора, Бэкона, Кампанеллы, каждый из которых играл

видную роль в политической и общественной жизни своего

времени.

При всей своей абстрактности и «потусторонности»

утопия воплощает социальный идеал, который носит более

или менее отчетливо выраженный классовый характер и

потому выступает в качестве орудия политической борьбы.

Идеализация патриархальных отношений у Ямбула, защита «рационализированного» рабовладельческого общества

у Платона, обоснование коммунизма и социализма у Мора

и Оуэна — все это органически вплетается в контекст социально-политической борьбы, которая пронизывает общественную историю. Кстати сказать, сами политики (во всяком

случае многие из них) прекрасно понимали или интуитивно чувствовали, какой политический заряд несут в себе

утопии, и нередко стремились использовать их для осуществления своих целей. В этом, очевидно, одна из причин

32 Polak F. Е. The Image of the Future. Leyden, 1961, vol. 1, p. 425.

33 Polak F. Op. cit., p. 425, 426.

29

того, почему в XX в. утопия занимает прочное место в арсенале средств идеологического и психологического воздействия на массы. Достаточно напомнить, какую роль

отводили утопии фашистские идеологи в пропаганде идеи

«тысячелетнего рейха» 34. С другой стороны, утопии довольно широко используются прогрессивными, антифашистскими силами, массовыми демократическими движениями, развивающимися под антикапиталистическими лозунгами.

На утопию пытаются опереться противостоящие друг другу в идейно-теоретическом отношении группы буржуазии

и мелкой буржуазии, выступающие как под либеральными, так и под консервативными лозунгами, т. е. как те, кто

пытается реформировать существующие в буржуазном

обществе структуры, так и те, кто пытается воспрепятствовать осуществлению этих реформ или же сузить и затормозить их. Утопия оказывается, таким образом, оружием не

только тех сил, которые стремятся «взорвать» существующий порядок, как это утверждает К. Мангейм, но и тех, которые хотят сохранить его в неприкосновенности или

в несколько преобразованном виде35.

Установка на произвольное формирование образа предмета, сочетающего в себе совершенные, с точки зрения

субъекта, качества, находит выражение не только в конструировании социальных (социально-политических) утопий36. Мы говорим об «архитектурной утопии», «кинематографической утопии» и т. п. Правда, в большинстве случаев эти понятия употребляются как метафора, либо фиксируют вторичную форму — соответственно архитектурную, кинематографическую и т. п.— выражения все тех же

34 См.: Aware of Utopia. Ed. by Plath D. W. Urbana, Chicago, Lon don, 1971.

35 Надо, правда, заметить, что политик, как и писатель, не всегда

осознает, что создал утопию или опирается на утопию в практической деятельности. Однако подобная «невинность» не меняет ни природы проекта, который пытается осуществить данный политик, ни его позиции как утописта.

36 Как уже отмечалось в советской литературе, «утопическое сознание... „говорит” на многих „языках41— на языке искусства, науки, философии, религии — словом на «языках» культуры, каждый из которых имеет свои особенности, детерминированные как спецификой находящегося в поле зрения объекта сознания, так и традиционно сложившимися в данной сфере культуры приемами творчества» (Баталов Э. Я. Современное капиталистическое общество и утопическое сознание.— Вопросы

философии, 1973, № 10, с. 84).

30

социально-утопических идеалов37. Между тем есть все основания использовать эти понятия в точном смысле слова, когда речь идет о произведениях архитектуры, кинематографии или других сфер деятельности, построенных в соответствии с императивами утопического сознания, непосредственно сказывающимися на языке и логике построь

ния произведения, его отношении к реальности и, конечно, содержании. Так, мы имеем дело с утопическим архитектурным проектом, если он построен произвольным воображением, которое порывает с канонами архитектуры, с утвердившимся в ней представлением о необходимости38 и