Соль под кожей. Том третий

Но горечь во рту только все больше усиливается.

Через полчаса к ней добавляются кратковременные, почти неощутимые спазмы в горле. Они не причиняют неудобств, но я отмечаю их на автомате, как в последнее время привыкла обращать внимание на любой сигнал организма. Тамара Фёдоровна сказала, что это нужно делать обязательно, и даже при незначительном беспокойстве по любому поводу — сообщать ей. Так что я на всякий случай делаю мысленную пометку обязательно рассказать ей об этом странном симптоме в свое следующее посещение.

А с Катериной нам, видимо, все-таки придется попрощаться, потому что до самого конца поминок она так и не появляется. Приходится самой закрывать последние организационные вопросы — к счастью, их совсем немного.

Еще можно было бы заехать в офис, где висит пара задач, но я решаю воспользоваться своим законным «отгулом» и прошу водителя отвезти меня домой.

Раздеваюсь, завариваю чай.

Спазмы в горле становятся сильнее.

Я не паникер, но на всякий случай гуглю, что это может быть, но ничего такого среди симптомов осложнений беременности нет.

Выпиваю чай с облепихой и апельсином, надеясь, что это поможет избавиться от горечи. Но становится только хуже, потому что буквально через пять минут меня сворачивает острый и рвотный позыв. И одновременно с ним — опоясывающая боль в пояснице, как будто чья-то невидимая рука вырывает мне позвоночник. И если к рвоте после первых месяцев беременности я теперь всегда морально готова, то эти спазмы — что-то «новенькое». Они превращают мои ноги в кисель, так что даже из туалета до дивана, где я оставила телефон, приходится добираться ползком.

Нужно вызвать «скорую».

Не стоило есть те канапе с креветками — у меня всегда были не очень хорошие отношения с морепро…

Мой большой палей зависает над кнопкой вызова одновременно с тем, как я боковым зрением замечаю темный мазок на полу. Он тянется откуда-то из-под меня. Попытка развести ноги провоцирует новый спазм, на этот раз такой сильный, что не удается сдержать крик.

Это кровь.

Я набираю «неотложку», с трудом, превозмогая боль, отвечаю на вопросы диспетчера.

Она говорит, что бригада уже выехала на вызов, дает какие-то рекомендации.

Мне так страшно, что напрочь отключается голова.

Что мне теперь делать? Сидеть и ждать скорую? Что там говорил голос в телефоне? Я должна постараться не двигаться?

Паника накатывает с новой силой, когда после очередного приступа боли между ногами становится еще мокрее. Я пытаюсь свести их, наивно веря, что, если не буду видеть кровь — ее просто не будет и все это превратится в самый обыкновенный кошмарный сон. Очень неприятный, но всего лишь сон.

Не получается.

Взгляд липнет к пятну на полу подо мной.

Оно стало больше или это плод моего перепуганного воображения.

Снова беру телефон, дрожащими пальцами только с третьей попытки открываю меню вызовов.

Нужно позвонить Диме. Он приедет и все наладится, и с нашим ребенком…

Отбрасываю телефон на диван, потому что в моменте он превращается в раскаленную железяку.

Не нашим.

Не нашим ребенком.

«Это определенно пацан, Лори…»

Это ребенок Вадима, А Шутов просто…

«Можно будет придумать имя, выбрать шмотки, записать в секции…»

Я закрываю уши руками, как будто это может заглушить его чертов идеальный голос в моей голове.

Почему прямо сейчас я не могу вспомнить ни одну из всех тех гадостей, которые он наговорил несколько часов назад, но отлично, слово в слово, помню вот это? Почему помню то, с каким лицом он это говорил, каждый прищур, каждую складку между сосредоточенно нахмуренных бровей?

— Убирайся из моей головы, Шутов, — смотрю в пустоту перед собой.

Или теперь это будет вот так — я начну разговаривать с его воспоминаниями у себя в голове, потому что с ним настоящим мы больше никогда…

Никогда.

Какое страшное слово.

Вспоминаю, что диспетчер «скорой» советовала просто глубоко дышать и стараться не нервничать, чтобы не усугубить свое состояние. Дышу. Не нервничаю. Беззвучно, одними губами проговариваю какую-то белиберду, только краешком сознания фиксируя, что никакая это не белиберда, а сонеты Шекспира.

Господи.

— Шутов, убирайся из меня!

Подтягиваю ноги ближе, опираюсь на спинку дивана.

Нужно встать. Кто-то должен открыть дверь, когда приедут медики.

Вот так, Валерия, потихоньку, опираясь на руки. Ты же именно для этого и качаешь руки — чтобы вытащить свое бесполезное тело из любого дерьма. Нужно просто сосредоточиться и все получится.

Понятия не имею, сколько времени уходит на то, чтобы добраться до коридора, но как раз в этот момент начинают звонить. Я собираю в кулак остатки воли, поднимаюсь, щелкаю замками.

И почти не чувствую, как пахнущие химозным больничным запахом мужские руки подхватывают меня под подмышки. К ним присоединяются еще одни.

Мое тело отрывают от земли, несут.

Женский голос рядом задет вопросы, но я почти ничего не могу разобрать, только как заевшая пластинка повторяю свой срок и что с ребенком и моей беременностью на последнем УЗИ все было в полном порядке.

Меня, как какую-то мумию погружают в машину скорой помощи.

Я начинаю каяться — зачем-то — что вначале не хотела этого ребенка, не планировала беременность и вообще не собиралась становиться матерью. А теперь умоляю сохранить эту маленькую жизнь.

— Все будет хорошо, — говорит голос, но я теперь уже почти не разбираю, мужской он или женский.

Чувствую только, что слова насквозь фальшивые.

Уже по дороге меня спрашивают, кому позвонить.

Мотаю головой по жесткой поверхности кушетки.

— Кто-то должен быть рядом, — настаивает бесполый голос.

«Шутов…» — подсказывает душа.

— Вадим… Авдеев, Вадим, — произносят мои полностью сухие губы.

Я знаю его номер наизусть, но успеваю ли проговорить каждую из десяти цифр — уже не знаю.