Солдаты

на душе остался неприятный осадок, что-то близкое к отвращению к самому

себе. Он попытался приободриться, отогнать мысли об опасности, но страх полз

и полз по спине...

– - Липовой!
– - позаал он ординарца.
– - Возьми автомат и отойди метров

пятьдесят влево. Да не спи. Гляди, как бы к нам нe подкрался кто!

Избалованный начальником ординарец ворчал что-то себе под нос и долго

возился с автоматом. Идти ему дьявольски не хотелось.

– - А що я там робытыму?

– - Охранять нас будешь. Ну, живо!

Липовой, волоча ноги, отправился.

– - Выгоню к черту!
– - мучимый неясной тревогой, прошептал лейтенант.

Взвинченные нервы чуть не заставили его вскрикнуть при шорохе за

спиной. Это возвращался посыльный. Присев рядом с командиром и зачем-то сняв

пилотку, он, запыхавшись, сообщил:

– - На горе -- немцы. Наши завязали с ними бой. Забаров ранен немного.

Голубева его перевязала. Тяжело ранен командир стрелковой роты. Теперь ею

командует Крупицын... Я просил его, чтоб он считал меня комсомольцем. После

боя оформим, говорит...

Марченко перебил его:

– - Много ли немцев?

– - Да шут их разберет. Ночь ведь! -- в голосе солдата чувствовалась

обида: ему было досадно, что командир роты не обратил внимания на его

последние слова.

– - Жители в селе есть?

– - Не видать что-то. Один старик помогает нам. Бьет по фрицам из

трофейной винтовки. Вылез откуда-то из погреба и давай по немцам палить.

Ругается на чем свет стоит! Страсть какой матерщинник! Видно, насолили они

ему здорово!..

– - Ладно. Забарову передай: бой продолжать, больше шуму!

Связной вновь побежал. Камушкин с завистью прислушивался к его

удаляющимся шагам. Марченко передал о ходе боя на левый берег, попросил

артиллерийской поддержки. Теперь и он хорошо слышал стрельбу на горе. Но не

затихала перестрелка и слeва. Лейтенант отчетливо различал резкие очереди

немецких автоматов и частые, глухие наших ППШ. Иногда в треск автоматного

огня вплетались характерные, сухие и негромкие разрывы ручных гранат. Слыша

это, Марченко тревожился: он никак не мог понять спасительного значения боя,

разыгравшегося левее.

Ночь сгущалась. Разгорались звезды на небе. Ковш Большой Медведицы ярко

проступал сквозь звездную россыпь. В Старом Орлике, на левом берегу,

истерическим лаем захлебывалась собака.

– - Липовой!
– - окликнул Марченко.
– - Ты не спишь?..

– - Ни!
– - отозвался сонный голос ординарца.

– - Иди сюда. Сейчас пойдем вперед. Камушкин, снимай рацию!

Разведчики и стрелки, поднявшись на гору, подошли к хуторам с запада и

востока. На первом же огороде, куда лейтенант Забаров забежал с группой

разведчиков, он увидел десятка полтора немцев, засевших в неглубоких -- по

пояс -- окопах, очевидно наспех выкопанных накануне. Гитлеровцы не ожидали

нападения с тыла: все внимание их было обращено на Бородаевку, занятую уже

русскими солдатами. Один немец, по-видимому наблюдатель, сидел на бруствере

окопа. Заметив наконец позади себя огромную фигуру русского офицера, он

вскрикнул и вытянул руки вверх. Остальные быстро повернулись на его крик.

Защелкали затворами винтовок.

Раздался первый выстрел. Забаров почувствовал сильный ожог в правой

руке и нажал на спусковой крючок. Хутор наполнился рокотом автомата. Очередь

скосила сразу нескольких фашистов. Другие разведчики разрядили диски по

гитлеровцам, пытавшимся скрыться во дворе. Человек восемь немцев, осмелев,

выскочили из окопов и бросились на Забарова. Лейтенант успел перехватить

свой автомат за ствол и со страшной силой ударил первого подскочившего к

нему фашиста. Забаров яростно стал направо и налево крушить врагов прикладом

автомата. Из груди его вырывалось короткое "а-ах!", как при колке тяжелых

поленьев. Подбежавшие на выручку командира разведчики стреляли короткими

очередями и орудовали ножами. В несколько минут все было кончено. Забаров

забежал во двор, проскочил мимо Наташи и, не останавливаясь, побежал дальше.

Но Наташа успела заметить окровавленную руку лейтенанта. Она догнала его и

схватила за пояс.

– - Потом, Голубева, потом...
– - отмахнулся Забаров.

– - Да вы изойдете кровью!..
– - так, не отпуская руку от ремня командира

взвода, девушка забежала с ним в другой двор, который, к счастью, оказался

пустым. Тут Наташа наскоро перевязала Забарова. На улице началась

перестрелка. Лейтенант поспешил туда.

Выскочивший откуда-то Ванин торопливо сказал:

– - В овраге их видимо-невидимо. Сообщить бы нашим артиллеристам.

– - Беги на батарею Гунько.

Сенька исчез. В это время на левом берегу громыхнуло сразу несколько

залпов. Послышался свист тяжелых снарядов, и сразу же возле оврага и в самом

овраге раздались сильные взрывы.

Вернулся Ванин.

– - Сообщил, товарищ лейтенант. Гунько подтягивает пушки. Крупицын

командует ротой стрелков. К нему присоединился какой-то старикан. Меткий

оказался. Что ни пуля -- то убитый фашист.

Отправив связного к командиру, Забаров послал на помощь Крупицыну,

который отбивал основной натиск врага, нескольких разведчиков. Двое бойцов

там уже были ранены, старик, так и оставшийся неизвестным, убит. Наташа

помогала санитарам из стрелковой роты переправлять раненых в более

безопасное место, перевязывала их. Солдаты просили пить, но воды не было:

как назло, Наташа потеряла свою флягу.

– - Потерпите немного, товарищи...
– - сказала она, а сама опять побежала