Солнце слепых

Федор поинтересовался у экскурсовода, чей это портрет, кто художник, и как портрет попал в картинную галерею. Худой пожилой мужчина чуть устало рассказал ему о том, что это портрет неизвестного мужчины неизвестного художника конца шестнадцатого века.

– И неизвестно, как попал к вам?
– спросил Федор. Видимо, Рамон Карлович сам принес его сюда. А куда делись еще три портрета?

– Совершенно верно: и неизвестно, как попал к нам.

– Но художник - испанец?

– Да, скорее всего - испанец. Во всяком случае, чувствуется испанская школа. Вот видите... И тут есть часть подписи «..н Ферн...», «Дон Фернан», скорее всего. Он у нас пока так условно и занесен...

– экскурсовод вдруг стал присматриваться к Федору.

– Это ожог, - сказал Федор.
– В танке.

– Вы удивительно похожи на этого дона Фернана, - задумчиво произнес экскурсовод.

– Да?
– удивился Федор, поблагодарил его и вышел из галереи. День был никакой, потому что воскресный, а перед этим никакая ночь, мыслей никаких, желаний тоже. Ничего удивительного: таких дней в жизни много. Лида с утра занялась стиркой, а он пошел проконопатить паклей пазы в лодке. Он дошел до речпорта, потом до своей лодки. Работы было на час.

Федор заглянул в магазинчик, открытый еще зимой. Его можно было тогда же зимой и закрыть, так как в нем было все то, что было и везде, то есть, ровным счетом - ничего. Стоял он на отшибе, покупателей было мало, так что работа - зашибись. Хоть самому в грузчики иди. Федор никогда не гнушался тяжелой физической работы.

Кто-то возился за занавеской, и Федор, скользнув взглядом по полкам, поворотил уж было идти прочь, но тут из-за занавески выглянула продавщица и спросила:

– Вы что-то хотели купить?

– Нет, благодарю вас, - ответил Федор и застыл пораженный. Перед ним была Фелицата!

Продавщица улыбнулась.

– Так вам чего?

– Того, - Федор ткнул на печенье.
– Полкило.

– Это галеты.

«Неужели не узнала?» - зашумело у Федора в голове.

Он смотрел, как продавщица черпает совком печенье, поправляя чашечки весов, и соображал, сколько же сейчас Фелицате должно быть лет.

– Что вы так смотрите на меня?

Так улыбаются тридцатилетние! Она ловко скрутила из куска плотной бумаги кулек и всыпала в него печенье.

– Сахар нужен? Есть рафинад, - она протянула Федору кулек.

– Пожалуй, да, - его рука коснулась руки продавщицы, щелкнул разряд.

– Ой!
– отдернула та руку.
– Стреляет как из вас!

– С чего вы решили, что это из меня. Может, из вас?

– Нет, женщины стреляют только глазами.

– Извините, - Федор помялся.
– Вас... случайно, не Фелицатой зовут?

– Ларисой, - слегка запнувшись, ответила продавщица.

Федор услышал биение своего сердца.

– А вы Дерейкин, - неожиданно сказала Лариса.

– Откуда вы знаете меня?

– С Доски почета.

Федору показалось, что Лариса загадочно улыбнулась. Он насторожился. Приглядевшись к ней, он готов был поклясться, что это Фелицата. Если б не возраст и... и потом - она же погибла тогда, когда прогремел тот черный взрыв. Или мне показалось? И я был уже в беспамятстве? А может, то и не она вовсе была?

Федор достал из кулька печенье, машинально откусил от него.

– Как?
– спросила Лариса.

Федор не понял, о чем она спрашивает.

Продавщица подала ему кулек с сахаром.

Федор расплатился и попрощался с продавщицей, не спрашивая больше ни о чем. Когда он оказался на улице, почувствовал, что дрожит от возбуждения. Кульки мешали ему сосредоточиться, и он положил их в кусты, думая забрать потом. Глядя в землю, он побрел к реке, напряженно стараясь припомнить лицо Фелицаты. Да нет, это она, копия!

Возле реки никого не было. Денек с утра был пасмурный. Ветерок поднял рябь на воде, и оттого казалось, что вода очень тяжелая и холодная. Федор присел на корточки, потрогал воду. Она была очень теплой. Он услышал шаги сзади, но продолжал сидеть и черпать ладонью воду.

– Теплая?

– Что?
– спросил он, не поднимая головы.

– Вода теплая?
– это был голос Фелицаты.
– Я тут недалеко живу.

Он встал, поглядел на Ларису. Перед ним стояла вылитая Фелицата.

– Очень.

– А где кульки?

– Кульки?
– Федор недоуменно смотрел на Ларису, совершенно забыв о спрятанных в кустах кульках.

Лариса пожала плечами и направилась к магазинчику. И фигура у нее была точь-в-точь как у Фелицаты.

Возле кустов две собаки доедали его галеты. Федор забрал нетронутый кулек с сахаром и пошел домой.

Лиды дома не было, и это к лучшему. Федор попил чайку с куском хлеба и вернулся к реке.

К вечеру тучи рассеялись. В лучах заходящего солнца все, что было против него, казалось черным. Федор вспомнил, как именно в этот час, словно из самого солнца, из вспыхивающей черноты, выныривали немецкие самолеты. И через пару минут землю вдруг начинала бить дрожь. Была степь, и некуда было скрыться. И дрожь земли передавалась телу. А когда самолеты улетали, хотелось от бессильной ярости взорвать вместе с собой весь мир. Орал, но не слышал себя.

Федор взглянул на часы и поспешил к закрытию магазина, но опоздал. Лариса будто специально поджидала его возле крылечка.

– Я так и думала, - сказала она.

– Да?

– По глазам догадалась.

– Куда пойдем?

– Куда? Ко мне, конечно. Можно под руку взять? Тяжело - целый день на ногах.

Дрейк подумал, глядя на закат, что день на брюхе в грязи совсем не легче.

– Вы что же, каждый день - по двенадцать часов?

– По двенадцать.

– Меняетесь через неделю?

– С кем меняться? Одна я.

– А как же дом, семья? Личная жизнь?

Лариса рассмеялась.

– А все тут у меня: и дом, и семья, и личная жизнь. Не жизнь, а сказка! Кульки-то нашел?

– Нашел. Печенье собаки сожрали.

Лариса рассмеялась.

Поднялись на набережную. Дом Ларисы был крайним к реке.

– Хорошо тут, вода и воздух!
– сказала она, оглянувшись и любуясь видом реки, залитой золотом заходящего солнца.
– Мне кажется, такой свет у старости, - она с любопытством приглядывалась к Федору. Он чувствовал это.

– Это далеко, - снисходительно бросил он.

– Разве? Все рядом, под рукой.

– Фелицата, - тихо позвал ее Федор.

– А?
– машинально откликнулась Лариса.
– Ты мне? Вот мой подъезд. Осторожно, ступенька, не споткнись.

Федор споткнулся.

– Я же предупреждала!
– рассмеялась Лариса.

– Хуже нет - предупреждать под руку, - пробурчал Федор.

– Под ногу, - продолжала веселиться Лариса, и Федор тоже улыбнулся.

Комната была угловая, с двумя окнами, во двор и на реку. Со второго этажа была видна вся река, во всю ширину и далеко вверх и вниз по течению.