Солнце слепых
Шрифт:
– Пригласи Ольгу к нам. А мы тоже потанцуем, - Изабелла взяла Федора за руку. Он с удовольствием ощутил прикосновение ее легких пальчиков.
– Ты, наверное, музыкой занимаешься?
– спросил он.
– Да, на фортепьяно.
– Там же надо пальцы сильные иметь!
– Они у меня, знаешь, какие?
– Изабелла сжала обеими руками ладонь Федора.
– Ну, и лопата у тебя!
– Мне пытался ее сломать как-то Рауль. Кстати, из-за Изабеллы, - в голове у Федора вдруг возник целый сюжет с Изабеллой и Раулем, куда более захватывающий,
– Расскажи!
– она блеснула глазами.
– После танцев.
Федор танцевал только с Изабеллой, забыв о ее брате. Да он куда-то исчез, видно, с «девушкой его мечты».
– Он собирается жениться на Ольге, - сказала Изабелла.
– Они уже два года ходят.
– Два года?
– удивился Федор.
Объявили последний танец, «белое танго». Изабелла пригласила Федора. Ему казалось, что они с Изабеллой сломя голову понеслись по ледяному желобу мелодии, и кровь в жилах стучала в ритме две четверти.
Он проводил Изабеллу до дома, она жила недалеко от университета, подождал, когда за ней на втором этаже закроется дверь и, счастливый, направился в общежитие. Поглядел на себя в зеркале, понравился сам себе здоровым румянцем и слегка шальными от бессонной ночи глазами и упал на койку. Все уже спали.
Спал он недолго, проснулся и до света думал о Изабелле. А когда забрезжил свет, в полудреме, как это часто бывало у него в последнее время, облик Изабеллы вдруг сменился обликом Фелицаты (а может, слился с ним?), отчего стало томительно и тревожно в груди.
Ему казалось, что он долго-долго идет босиком по песку, потом по шлаку, подходит к дому Вороновых, медленно открывает дверь в воротах, поднимается на крыльцо, стучит в дверь. Выходит мать Фелиции, похожая на повзрослевшую Изабеллу. Он спрашивает у нее, где ему можно найти в Воронеже Фелицию, не Изабелла ли она? Мать странно смотрит на него и, коротко спросив: «А зачем?» - вежливо, но непреклонно выпроваживает его вон и закрывает за ним двери в воротах на засов.
Глава 26
Портреты на стенах
В дверях деканата Федор столкнулся с Челышевым буквально лоб в лоб.
– Ты чего носишься так?
– спросил Дерейкин, почесывая лоб.
– Тебя искал, - ответил Борис.
– На свою голову.
Они вышли из деканата и направились в аудиторию на консультацию.
– Подготовился?
– спросил Борис.
– Чего там готовиться? Учебник с конспектами полистал, и вся готовка!
Челышев покивал головой. Он знал цену отличным отметкам и настоящую цену студенческой браваде. Ему, как и Дерейкину, учеба давалась легко, но сама легкость доставалась тяжело, как посмеивалась Изабелла, «невидимой миру зубрежкой».
– Тебе от Беллы привет.
– Спасибо. Ей тоже.
В аудитории они сели рядом, а после консультации вместе спустились в раздевалку и вышли на улицу. День был ясный, горевший на солнце снег выбивал из глаз слезу.
– День-то какой!
– прищурился Челышев.
– А вон
Федор резко обернулся и увидел ее глаза, одни только глаза, словно они одни и были на свете.
– Привет, механики! Чего задержались?
– Не озябла?
– заботливо спросил Борис.
Федора удивила такая чувствительность. В семье Дерейкиных было не до сантиментов.
– Нет, - ответила девушка, не попадая зуб на зуб.
– Но горячего чайку выпью с удовольствием.
– Айда к нам!
– пригласил Борис Федора и, заметив его нерешительность, взял за руку.
У Челышевых была четырехкомнатная квартира с просторным холлом и огромной кухней, на которой все собирались вечером за ужином. Дерейкин впервые увидел такое жилье в городе. Он полагал, что в Воронеже люди больше заторканы в бараки, общаги да коммуналки.
– Вот это моя комната, это Беллы, папин кабинет, а там спальня родителей, - как-то очень тепло сказал Борис.
– Папа у нас часто по командировкам ездит, и дома любит мир и покой, - сказала Изабелла.
– Хотя сам такой заводной! Петь любит! Он сейчас на Урале.
В голосе ее Федор услышал любовь, и ему стало грустно при виде квартиры, в которой нельзя было не любить и не заботиться друг о друге. Нет, решил он, не так. Скорее наоборот: раз они все так любят друг друга, им и квартира за это такая. Эх, давали бы квартиры по любви!
Чай внакладку Федору показался чересчур сладким и вторую чашку он пил вприкуску. Чай в фарфоровой чашечке имел совсем другой вкус, он словно приобретал прелесть и тонкость самой чашки. Федор выпил и повертел полупрозрачную чашечку в руках, разглядывая узор и клеймо фирмы.
– Это наш семейный фарфор, - сказала Изабелла.
– Видишь, вот тут написано, что произведено в Валенсии.
– На испанском, - сказал Федор.
– Ты знаешь испанский?
– Немного. Я думал, испанцы на грузин похожи.
– Больше на арабов. Хотя там живут и грузины.
– Да, испанская культура мне напоминает искры, летящие от двух клинков в смертельном поединке.
Борис одобрительно посмотрел на Дерейкина, а Изабелла взволнованно пожала ему руку.
– Да-да, - продолжил Федор.
– Христианство и ислам, римляне и арабы, когда они соприкасаются, искры летят. Это даже и не бьющиеся клинки, а два провода под током, когда их соединишь. Искры, и трясет всего.
– Замкнулось на нас с Изабеллой, - рассмеялся Борис.
После зимней сессии Борис и Ольга поженились. Ольга с пожитками переехала к Челышевым, принявшим ее радушно и как свою.
День рождения Изабеллы отмечали 16 февраля. Пригласили Федора.
– Мне кажется, человек, рожденный именно 16 февраля, счастлив, - сказал Федор, подняв бокал с вином.
– Счастлив потому, что он всем вокруг приносит одно лишь счастье! За тебя, Изабелла, за восторг, который охватывает, когда подумаешь, что тебе шестнадцать лет! За твое двойное шестнадцать!