Солнечный змей

– Это надёжнее снега, – буркнул он, поднявшись на вершину и заглянув в расщелины камней. – Не хочешь взглянуть?

– Н-нет, – покачала головой Речница. Она сидела на подвернувшемся валуне и хватала ртом воздух. Сердце колотилось где-то в горле.

– Мать Макега… – выдохнул Яцек, склоняясь над ней, дотронулся до шеи, помял вялые пальцы. – Почему молчала до сих пор?! И я ведь видел, что… И давно? С начала Ассави, а то и с Дикерта?

– Речник Яцек, ты о чём? – удивлённо мигнула Кесса. Слабость в ногах отступила так же внезапно, как и пришла.

– Сядь на корточки, – Речник слегка надавил на её плечо. – Вот так… А теперь поднимайся, только не спеши.

– Ой! – Кесса отдёрнула правую руку от холодной земли и подула на ладонь – сейчас ей нелегко было отличить жар от мороза. Выпрямившись, она растерянно посмотрела на Речника. Тот задумчиво усмехнулся.

– Твой сын увидит свет в начале зимы. Будет любить мясо и жир, холода не испугается… вообще страх над ним власти иметь не будет. Фриссгейн обрадуется… а вот к чему тебя теперь привязывать, чтобы из повозки не выпрыгивала, я не знаю.

Кесса часто замигала.

– Речник Яцек, ты чего?! Какой ещё… ох ты, Нуску и все боги мира! – её уши вспыхнули. Койя, ткнувшись носом в подбородок, тихо пискнула.

– Осталось до зимы навести в этом мире хоть какой-то порядок, – хмыкнул Речник, прижимая Кессу к себе. – Он будет достойным Речником. Береги его – и себя.

Серая тень стремительно надвигалась на долину, свист и гул становились всё громче. Повозка, из каждой щели которой выглядывали любопытные глаза, набирала ход. На мгновение тень сарматского корабля накрыла её, и стальная птица унеслась в горы. Кытугьин опустил гуделку и тронул поводья. Щели в пологе сомкнулись.

– Хагван, – Кесса отставила в сторону опустевшую плошку и толкнула олданца в бок, – тебе не страшно было там, в долине? Ты не испугался Иситоков и прочих тварей?

Глашатай Реки покачал головой, потёр затылок и растерянно хмыкнул.

– Глаза бы на них не глядели, но если они к нам сунутся – я их снова убью. Икымту дал мне стрелы!

– Когда всё уляжется, пойдёшь в Речники? – Яцек Сульга приподнялся с лежанки. Олданец вздрогнул – он думал, что Речник давно уснул.

– Я… пока я не знаю, Речник Яцек, – вздохнул Хагван. – Если возьмут.

…Кесса растерянно посмотрела на чашку, поставленную перед ней. Это была не глиняная или костяная плошка – это (и узнать его было нетрудно) был черешок гигантского жёлудя, привезённый не иначе как из страны Куо. В чашке колыхалась вязкая красновато-бурая жижа, пахнущая кровью, и мелкие чёрные лохмотья плавали в ней. Хагван, из любопытства сунувший нос в чашку, судорожно сглотнул и отодвинулся подальше.

– Кесса, теперь ты – самый почётный гость? Храни тебя Каримас! – пробормотал он с сочувствием в голосе.

– Пей, – сказал Яцек, протягивая чашку Речнице. – Солмики не режут ниххиков по весне. Но для тебя они спустили и собрали немного крови. Это тебе на пользу.

Койя наконец вырвалась из цепких рук незнакомых солмиков и взлетела в стенную нишу, распушившись и громко шипя. Её уши мерцали, от неё валил пар. Время от времени она обнюхивала себя и фыркала.

Кесса сидела смирно, вытянув руки перед собой, и старалась не хихикать, когда тонкая кисть касалась её кожи. Тёмно-красные разлапистые знаки медленно протянулись от локтей к плечам, от бёдер к подмышкам, самый большой и сложный был вычерчен на спине, пониже лопаток, – Кесса не видела его, но извелась от щекотки.

– В начале зимы родится он – воин, сын воинов, – солмица вылила шипящий жир на раскалённый камень, и запах горящей шерсти и незнакомых трав наполнил комнату. – В начале зимы, ни днём ранее. Если до того вступите вы в бой – ты и он, вместе вы сразитесь, вместе вы победите. По воле защитницы Таурт, это будет так – и не будет иначе!

«Обряд Таурт,» – Кессе хотелось хихикать, и не только от щекотки. «Нуску Лучистый, надо мной – обряд Таурт! Видели бы в Фейре… И Речник Фрисс – видел бы…»

Койя, отчихавшись от солмикского мыла, снова перебралась под бок к Речнице. Хагван ещё не спал – разглядывал выстланный шкурами потолок, грыз припрятанный ломоть сухого ирхека и что-то прикидывал в уме.

– Речница Кесса, – зашевелился он, – я вот не знаю… Ты не сможешь теперь убивать демонов, если что? Тебе опасно теперь колдовать и бегать по скалам, и вообще… Мы с Речником Яцеком защитим тебя, но вдруг…

– Хагван, уймись, – отмахнулась Речница, натягивая одеяло на голову. Пока она не знала, что ей думать.

Дверная завеса закачалась, пропуская Речника. Он, осмотревшись, тихо опустился на постель и повесил меховую накидку на крючок.

– Речник Яцек, – тихонько окликнула его Кесса. – Что сегодня было? О чём говорили?

– Всё о том же, Кесса, – досадливо поморщился он. – Вождь Навиата очень просил повернуть к югу и не соваться в Горы Кеула. Там, мол, слишком опасно. В двух городах я уже это слышал, услышал и в третьем. Ничего нового. А ты как тут?

– Непонятно, – пожала плечами Кесса. – Но ты же не повернёшь назад, Речник Яцек? Король Астанен на нас надеется…

– Помню, – кивнул он. – Постараемся его не подвести. Мать Макега! Вернётся Кытугьин – будем думать, куда складывать шкуры. Когда мы всё это довезём до Замка, у каждого Речника будет шуба на зиму. Даже у тех, кто севернее Дельты не поднимается.

Кесса усмехнулась, но тут же снова помрачнела.

– Речник Яцек, а что с Амнеками? Предупредили их солмики? Они говорили с тобой, ты видел их? Что они сказали?

Речник покачал головой.

– Амнеки ещё не поднялись. Башни тулугов с тех пор, как мы побывали в Манииллате, полыхают огнями от моря до гор, корабли кружат над горами, все охотники знают, что ищут Хелигнэй и что с этим делать, – но Амнеки пока не поднялись. Боюсь, что в Навиате мы их не дождёмся. Может, подойдут к тёплым рекам…

– Хоть бы они сарматов послушали, – прошептала Речница. – Не надо нам ледяных демонов у Истоков Канумяэ!

– Мне в Куомиэси они тоже не нужны, – поморщился Яцек. – Возьми вот. Это от вождя Навиата. Дарит твоему смелому хийкиммигу.

Он протянул Кессе узкий резной гребень из желтоватой кости. На его ручке вырезана была клыкастая голова дикого кота – и уши его были чересчур велики.

Глава 20. Нусунджиа

Небо дышало жаром, вода из узеньких канавок, блестящих в густых злаковых зарослях, на глазах испарялась, обнажая жирную красноватую землю. Высокий Эммер цвёл, рассыпая повсюду пыльцу, ветер мотал высокие стебли, стряхивая наземь летающих медуз и их икру. Внизу, у корней, сновали, расставив узкие плавники, стремительные микрины. Шаги потревожили их – они разом взлетели и, не разбирая дороги, понеслись на другую сторону тропы. Воин в рыжевато-жёлтой броне раздражённо отмахнулся и стряхнул с плеча жгучие икринки.