Солнечный змей

Небесные змеи облепили сгусток воды со всех сторон, невозможно было сосчитать их – они висели на нём, вплотную прижимаясь друг к другу, и прилетающим сверху едва хватало места. Вода на глазах испарялась – шар разрывали на куски. Никто не вспоминал о куманах, забившихся в угол загона, никто не замечал людей.

– Гвиса… – с тихим вздохом прошептал Нецис, и Фрисс почувствовал ледяную руку на своём плече – и мешком повалился наземь. Некромант рывком втащил его на панцирь Флоны. Фрисс не мог шелохнуться – все силы внезапно утекли, как вода из разбитого кувшина. Перед глазами плыл туман, в ушах звенело.

– Прости меня, Гвиса, но ты очень неосторожен, – тихо сказал Нецис, подбирая поводья. – Это не к добру.

…Некромант провёл Речника самыми безлюдными тропами. Когда Двухвостка подъехала к пристани, Фрисс даже остолбенел – он и не знал, что прошёл в двух шагах от переполненного повозками и всадниками тракта. И все, кто по той дороге ехал, сейчас собрались тут, у большого неуклюжего парома. Два гребных колеса били лопатками по воде, где-то в недрах корабля куманы вращали лопасти, и всё же Речник долго сомневался, что корабль выдержит всех, кто взошёл на его борт. Там разместили четверых анкехьо, Двухвостку и пяток хищных птиц, а все свободные уголки заняли люди, и Фриссу с Нецисом пришлось забраться на спину к Флоне и там сидеть всю дорогу. На них поглядывали не без зависти, и Речник поделился бы местом, но Двухвостка сдавленно рычала на каждого, кто подходил к ней слишком близко… едва ли ей было тяжело, но толпа вокруг явно её тревожила.

Фрисс смотрел на воду. Паром переправлялся через Реку Мнавекси, по легендам, величайшую из южных рек; Речник же видел мутный зелёный поток, с одного берега которого смутно, но всё же просматривался другой. Фрисс подавил вздох – тёплая вода манила его. Сейчас бы нырнуть прямо с борта, к илистому дну, к холодным ключам… едва ли и здесь, в Мецете, из-под земли бьют горячие потоки… там можно остыть и отдышаться, всплыть на восходящем течении. «Силы и славы тебе, Река Мнавекси. Да не иссякнут твои воды,» – думал Речник, едва шевеля губами. «Там, где все воды едины, передай мой взгляд Великой Реке. Принеси моё отражение к её берегам…»

– Гвиса, – Некромант больно стиснул его локоть. Фрисс вздрогнул всем телом.

– Опасно доверяться воде, – пробормотал он. – Недаром у людей нет плавников и жабр.

– Тяжело вам, Ти-Нау, живётся, – отозвался йонгел-путешественник с палубы. – Никому-то вам не довериться. Что прекраснее нашей реки, нашей Мнавекси?! Что прекраснее полей, рассечённых каналами, земли, напившейся досыта?!

…Лишь Двухвостка осталась невозмутимой, когда заросли Усатки и Сафлы разомкнулись окончательно, и перед путниками предстала массивная, но невысокая стена Шингодзи. У ворот, придерживая недовольных птиц, стояли Всадники Изумруда – целая двадцатка, с одетыми в броню Фагитами на поводках. Местная стража сердито косилась на них из башен, только один йонгел остался у открытых ворот, и соседство с «изумрудниками» его не радовало. Между Флоной и воротами втиснулся караван с грузом выделанных кож, отдельным потоком шли пешие путники – кто в город, кто из города. Воины Ордена провожали каждого пристальным недобрым взглядом. От ворот уже раздавались вопли – кожевенникам что-то пришлось не по нраву. Из «калитки для пеших» вылетел, поминая на бегу тёмных богов, ещё один Всадник и умчался к реке, подняв тучу пыли. Флона чихнула.

– Орден бдит, – прошептал Нецис, и его глаза стали совсем прозрачными, светлыми, как тонкий лёд. – Будь спокоен, Гвиса. Нам, мирным странникам, нечего их опасаться. Но что привело их всех в Шингодзи?!

Речник удержался и не схватился за меч, когда «изумрудник» на птице подъехал к нему вплотную, цепким взглядом обшаривая поклажу.

– Ты из Ти-Нау? – спросил он, заглядывая Речнику в глаза.

– Я из рода Мениа, – гордо вскинул голову тот, прикасаясь к широкой налобной повязке. Всадник покосился на солнце и прикинул что-то на пальцах.

– Ты слышал об уачедзи? Ти-Нау есть среди них.

– Хорошо, что вы защищаете город, – ровным голосом сказал Фрисс. – Сейчас неспокойно, многие люди ошалели от жары. Не всем полезно ходить под солнцем.

– Здешнее солнце – особенное, – поморщился «изумрудник», вытирая потное лицо. – Выпивает и кровь, и мозг. А ты внимателен, Мениа… Не видел ничего странного по дороге?

– Небесные змеи пьют кровь у куманов, – пожал плечами Фрисс. – Толпа людей и зверей набивается на хлипкий паром. Рдяная гниль одолевает поля. Что ты называешь странным, воин Изумруда?

– Проезжайте, – махнул рукой Всадник. Нецис, тихо переговаривающийся со стражником-йонгелом, ткнул Фрисса в бок и щёлкнул поводьями. Двухвостка, переваливаясь с лапы на лапу, миновала ворота и испуганно фыркнула, прижимая голову к земле – мимо, едва не зацепив её, промчались двое Всадников на осёдланных куманах. Видимо, птиц хватало не всем.

– Ксарна, ты узнал, где постоялый двор? – Фрисс оглядывался, высматривая пустую флягу у двери или жителя, никуда не спешащего. Но, похоже, под сверлящими взглядами «изумрудников» – а воины Ордена маячили на каждом углу – никому не хотелось неспешно прогуливаться. Даже кошки попрятались, только на чьей-то крыше сидел ярко-жёлтый сегон и неторопливо пожирал голубя. Речник усмехнулся – хорошо, что крылатых кошек тут не трогают, если бы трогали, сегон не сидел бы так спокойно.

– Гвиса, это не тайна, – вздохнул Некромант, кивая на переулок меж глинобитными хижинами, построенными стена к стене. Из переулка слышались сердитые крики хана-хуу и перестук деревянных чаш.

– И там Орден, – Фрисс едва сдержался, чтобы не помянуть Вайнега. – Не приехал ли сюда Наблюдатель Квези?

– Не исключено, – кивнул Нецис. – И есть сомнения, что прибыл он сюда из-за уачедзи. Опасаться нам, мирным странникам, нечего, но всё же пару ночей я хотел бы провести без посторонних взглядов. Твоему носу предстоят тяжёлые испытания, Гвиса. Мы едем в Китаамоши, к местным алхимикам. Возможно, там люди Ордена ещё не кишат.

…Фрисс зря боялся, что его принудят говорить об алхимии – весь вечер он просидел молча, изображая из себя грозного, но безмолвного стража. Они расселись на подушках прямо на чисто выметенном полу – Нецис, Фрисс и четверо алхимиков в богато украшенных мантиях, и ещё полтора десятка учеников, жён и детей. Все, кроме пятёрки магов, сидели поодаль, во «втором круге», и тишину среди них нарушали только негромкие просьбы передать сласти или чашу медового взвара. По кругу расходились пряные пончики, обмакнутые в уланзи, засахаренные кусочки меланчина и пучки свежей Усатки. Кое-что Фрисс припрятал для Алсага – кот остался на улице, в загоне – присматривать за Двухвосткой.

Нецис и четверо алхимиков говорили без лишней спешки, негромко, и Речник, если бы прислушался, мог бы уловить каждое слово – но, как он ни старался, связные фразы из слов не складывались. Маги толковали меж собой на каком-то странном наречии, и Фрисс то и дело терял нить разговора. Не то Нецис пытался что-то продать им, не то они ему…

Когда сквозь щели в оконной завесе просочились алые лучи заката – Речнику уже казалось, что они всегда были такими, кроваво-рдяными со слабыми золотыми проблесками – самый грузный из алхимиков зашевелился и сложил руки перед грудью, изображая поклон.

– О таких важных делах не следует говорить поспешно, – сказал он, слегка возвысив голос, и все, кто был в комнате, встрепенулись. – Весьма приятно видеть здесь такого сведущего в ремесле гостя, Ксарна из Эхекатлана. Луна, под которой ты родился, воистину благословенна!

– То же я скажу и о тебе, Ханеш ца Уканаи, – Нецис так же сложил руки и склонил голову. – Ты прав, спешить нам ни к чему.

– Твой сон будет спокойным в Китаамоши, – сказал Ханеш, делая знак рукой. – Будь нашим гостем. Не откажись разделить с нами ужин. Дом Китаамоши – не чета запылённым постоялым дворам. Здесь не бывает неприятных чужаков и разбавленной угми.