Солнечный змей

– А хоть бы и демоны, – пробормотал Хагван, укладывая под руку копьё и заворачиваясь в шкуры. – Кесса, а где Койя?

– Мя, – откликнулась пустынная кошка, высунув одно ухо из вороха шкур на пустой лежанке. Речница протянула к ней руку – она закопалась глубже.

– Койя мёрзнет, – вздохнула Кесса. – Икымту, ты говоришь – там, на севере, есть реки, которые не промерзают до дна?

– Лёд не ложится на тёплые реки, – солмик на мгновение сжал ладонь Речницы. – Ветер скоро утихнет. Когда мы выйдем к Иннигватану, тебе вспомнится юг. Ты живёшь на большой реке? Там тоже большая река – и огромная долина по её берегам, геджатаа от края до края неба. Там ходят на охоту не в горы – к реке. Там такие стада, что долина издали не белая, а серая, как шкура ниххика.

«И чем же это похоже на юг? Нет у нас ниххиков…» – Кесса криво улыбнулась и покивала, подавив тоскливый вздох. Пара недель пути на юг – и увидишь цветущий Кенрилл, синие цветки Некни в Высокой Траве, скалы, нагретые солнцем, глубокую тёмную воду… А через месяц – даже меньше – наступит Праздник Крыс, и ни Фрисс, ни Кесса не встретят его на берегу Реки, никто из них не прийдёт в Фейр, не съест праздничного Листовика и не увидит, как Сима Нелфи нарядится Колдуньей… и кого, интересно, в этот раз нарядят Илириком? Хельга Айвина, скорее всего, – он и воин, и чародей…

– У-ух, – Икымту погладил Кессу по плечу и выбрался из повозки. Она всё-таки встала – полозья утонули в снегу, хийкиммиг выбился из сил и сердито ревел, растянувшись на брюхе. Полог закачался – кто-то залез на крышу.

– Хаэй! – сердито крикнул Хагван, ткнув тупым концом копья в прогнувшийся навес. – А я?!

– Воин Хагван, шёл бы ты к Уджугу, – буркнул ввалившийся в повозку солмик, отряхивая снег онемевшими руками. Он сам сейчас похож был на снежного демона, мех по краям капюшона превратился в ледяную корку. Олданец шмыгнул за дверь и утонул в буране.

– Кытугьин! – Кесса, натянув рукавицы, стала стряхивать с северянина снег. – Что там, снаружи? Что с Речником Яцеком?

– Мы лежим в снегу, – солмик снял капюшон и протянул руки к огню. – Яцек разрезал тучи, теперь буран нас не закопает. Скоро я выйду и сменю его у окна в снегу. Вы ели? Огонь не гаснет?

– Те, кто смотрит на нас из ветра, видят только дым, – с довольным видом кивнула Аса, указывая на неприметный серый кристалл на дне жирника. – Вот тебе еда, Кытугьин.

Солмик принял большой розовато-белый ком, завёрнутый в шкуру с остатками жира.

– Надо ещё – для Уджуга, – сказал он. – Воин Хагван, поди сюда!

У выхода из повозки долго возились, завеса колыхалась туда-сюда, роняя комки снега. Кесса отползла подальше, в тень, и завернулась в шкуры рядом с Койей, слушая вой ветра. Она потянулась было к Зеркалу Призраков, но подумала – и отпустила шнурок. Лучше думать, что эта земля была такой всегда… всегда лежала подо льдом, и ветер свистел над ней.

Тихие голоса у входа разбудили её уже под утро. Буран улёгся, закопав повозку по самое днище. Кесса ткнула пальцем в щель меж шкурами и костяной балкой – и попала рукой в снег. Койя, замученная холодом, снова перебралась к ней за пазуху. Икымту и Аса лежали бок о бок, завернувшись в одну шкуру хийкиммига – самую тёплую шкуру в повозке. Сверху, судя по движениям навеса, возился Хагван. У огня сидели Кытугьин и Яцек и натирали руки красным жиром.

– Большой позор, позор для всех Иланка, – вполголоса говорил солмик, покачиваясь из стороны в сторону. – И так я не знаю, как смотреть Нанугьину в глаза. Хорошо, в этот раз он в горах был! Так подвести своих гостей…

Он был крайне взволнован и удручён, и голос его дрожал. Кесса насторожилась и медленно, чтобы никого не потревожить, повернулась к огню.

– Будет тебе, Кытугьин, – отозвался Яцек. – Мы вовсе не собирались камнем висеть на тебе всю весну. Оставайся с Уджугом, и пусть его потомство будет многочисленным, а мы поищем повозку у вождя Элуатаа. Хорошо, если на обратном пути мы встретимся вновь. Я обещал заглянуть к тебе домой, и я слово сдержу.

– На обратном пути? У-ух, Нанугьин будет рад, – кивнул солмик. – Я тоже. Пять дней пути до Имлегьина, пять – обратно. Уджуг за это время и устанет, и отдохнёт. Снова сможет везти повозку. Мы будем спрашивать, вернулся ли ты. Не уезжай на юг без нас!

– Зная обычную поспешность Амнеков… – Речник Яцек щёлкнул языком. – Подозреваю, Кытугьин, что Уджуг и устанет, и отдохнёт гораздо раньше, чем мы выберемся из Элуатаа хотя бы на север. А нет – найдём тебя на обратном пути. Я вот думаю, не оставить ли с тобой и Кессу…

Речница вскинулась, сбрасывая с себя шкуры. Потревоженная кошка сердито мявкнула. Солмик и Речник повернулись к Кессе.

– Речник Яцек, где ты хочешь меня оставить? И почему? – растерянно спросила она. – Что случилось с Уджугом?

– Ты и по ночам ищешь приключений? – хмыкнул Речник. – Хорошо, что у тебя много сил. Хватит на двоих. С Уджугом то, что бывает со многими зверями по весне, – весенний гон. Ему нужны самки, ледяные пустоши и время – и никаких повозок за спиной. Кытугьин признался мне – а его озадачили в Навиате – что самку для Уджуга подобрали в Элуатаа, и пропустить этот гон никак нельзя. Так что в Элуатаа мы с Кытугьином и его повозкой расстанемся – если боги будут добры к нам, то дней на десять.

– Нуску Лучистый! У Уджуга будут детёныши? – Речница усмехнулась. – Но ведь я не хийкиммиг, зачем оставлять меня там?

«Была бы ты лучше хийкиммигом…» – отчётливо читалось в глазах Яцека, подёрнутых пеленой усталости.

– Горы Кеула – более чем опасное место, Кесса, – отозвался он, и в голосе его не было надежды. – А что хелеги недружелюбны, ты уже сама убедилась. В Элуатаа вы с Хагваном были бы в безопасности, под защитой договора богов и стрел солмиков.

– Речник Яцек, я обещала Астанену защищать тебя, – склонила голову Речница. – Как я могу тебя оставить?! Ты сам говоришь, что там опасно, как же ты пойдёшь туда один? Разве мы с Хагваном плохо показали себя в Хельских Горах?

– У-ух, а как мне оставлять вас?! – передёрнул плечами Кытугьин. – Даже тулуги не летают над Имлегьином, даже тулуги…

– Я не к тулугам иду, – нахмурился Яцек. – Как знаешь, Кесса. Я не могу привязать тебя с Хагваном к столбу в Элуатаа. Но там, в Горах Кеула, слушай, что я тебе говорю, а не то, что кричат голоса в твоей голове. Ясно?

…Кессе показалось сначала, что земля впереди горит – белый пар стеной поднимался к затянутому серой хмарью небу, и ветер трепал его полотно, но сдуть не мог. «Нуску! Что же за дела, даже тут пожары!» – огорчилась и испугалась Речница, но разум подсказывал ей, что лёд не горит, и даже богу солнца его не поджечь. Повозка, вихляясь на невидимых обледеневших кочках – тут равнина, выглаженная ветрами, была слегка присыпана снегом, а внизу лежала огромная полированная льдина – вылетела на пригорок, и Кытугьин вскинул над головой гуделку. Её жалобный вопль перекрыл свист неумолкающего ветра, два тоскливых голоса отозвались издалека. Речник Яцек свесился с крыши и приоткрыл в пологе проход, жестами подзывая к себе Кессу и Хагвана. Речница вцепилась в его руку и взобралась на костяные балки, поддерживающие свод.

Там для сторожей приготовлено было укрытие – вшитый в крышу мешок из шкур, достаточно просторный для двоих и такой длинный, что заползти в него можно было с головой. Но сейчас Яцек сидел снаружи и задумчиво усмехался, глядя на север. Повозка тронулась, Кесса уцепилась за костяную перекладину и приоткрыла рот от изумления и восторга. Впереди, за ледяным обрывом, начиналась вода.

Это была огромная река – её дальний берег терялся в белой дымке. Пар валил от чёрной воды, и мелкие льдинки кружили у берега, но ни одна не добиралась до стремнины. В горячих испарениях таяли очертания гигантского моста – он вцепился в ближний берег белоснежной лапой, вскинул над собой паутину балок и ушёл в туман. Две башни, возведённые над ним, как подумалось Кессе, изо льда, костей и шкур, казались крохотными рядом с белой громадой. Над башнями курился дымок – тут, как видно, тоже не гасили жирники.