Солнечный змей

Речник достал из тюка кусок каменно-твёрдой солонины и попытался отщипнуть немного.

– Ксарна, а чьё это мясо? – с подозрением спросил он. – Не демон, не Двухвостка?

– Мряу, – шевельнул хвостом Алсаг, с опаской глядя на мясо. – Мря-яа…

– Тебя не сожрут, – заверил его Фрисс, потрепав по загривку. – А попытаются – пожалеют.

– Мясо кумана, – отмахнулся от них Некромант. – Очень старого кумана, судя по цене. Ты чрезмерно разборчив, Гвиса, это воину не к лицу.

– А ты уже похож на ненасытного умрана, – фыркнул Речник. – Смотри, Флона ведь узнает, что ты ел её сородича…

В большой нише кирпичной стены, под недавно поставленным навесом, кипел плоский котелок, разбрызгивая горячее масло. В нём, шипя, плавали клёцки. От котла тянуло маслом и пряностями – на них, похоже, не поскупились.

– Сюда, сюда! – торговец потыкал острой палочкой в уже остывшие кругляши на блюде. – Деньги не нужны, выбирай что хочешь! Шесть пряностей, шесть предсказаний – что будет с тобой, что ты найдёшь?

– Гадание по пряностям? – мимолётно усмехнулся Нецис. – Не хочешь попробовать?

Йонгелы и хелы – лица последних Фриссу, привыкшему к чёрной коже, уже казались светлыми – толпились вокруг, и блюдо стремительно пустело. Второе дымилось в стороне, торговка вылавливала клёцки из масла и высыпала их в общую груду. С крыши к запаху пряностей принюхивалась маленькая жёлтая кошка. Речник увидел её и радостно усмехнулся – значит, и здесь «охоту на котов» вовремя пресекли! Хоть какая-то польза от Ордена Изумруда…

– Хорошие дни, хорошие знамения! – йонгел-торговец вновь наполнил блюдо и поставил на крыльцо. – Самые лучшие пряности, предсказание судьбы для всех! Подходите, чужестранцы, и ты, Всадник Изумруда, не проходи мимо!

«Пряности…» – Речник пожал плечами и протянул руку к блюду. «У нашей судьбы вкус пепла.»

– Не робей, возьми – чем этот год тебя одарит? – подмигнула ему торговка, на миг отрываясь от котла. – Ты храбрый воин, ты издалека пришёл, – бери, ешь, дурного не предскажем!

– Ксарна, держи, – Фрисс бросил Некроманту клёцку и задумчиво посмотрел на ту, что осталась на его ладони.

– А-ай! – жители от неожиданности пригнулись, пропуская крылатый силуэт. Когтистая лапа небрежно коснулась ладони Речника, подцепила клёцку, и сегон захлопал крыльями уже на крыше, опускаясь на травяной навес. Фрисс посмотрел на масляную ладонь, пожал плечами и снова взобрался на панцирь Двухвостки.

– Странно, – хмыкнул Некромант. – Сегоны тесто не любят. Ладно бы там мясо жарили… Хочешь – выбери ещё раз, вон там ещё один торговец…

– Одного ответа мне хватит, – буркнул Речник, вытирая руку.

Четверо Всадников Изумруда скрестили перед ними копья. Отряд, охраняющий северные ворота, был куда больше – Фрисс видел лучников на зубчатых башнях, блестящие пластины брони в проёмах бойниц и на галерее…

– Скоро засовы порастут мхом, – прошептал Нецис, глядя на окованные медью ворота. Медь давно позеленела, само дерево, иссиня-чёрное, казалось тяжёлым и прочным, как гранитная глыба. Засов, как будто высеченный из цельного ствола, двумя концами уходил в недра привратных башен, и Фрисс думал, кто же способен его поднять – и как это делается? За воротами, над чёрными створками, увенчанными острыми пиками, смутно темнели мелколистные кусты в четыре человеческих роста, ещё дальше выступала из мрака белесая колонна – словно свитый из канатов ствол гигантского дерева, названия которого Фрисс пока не знал.

– Уходите, странники, – сказал Всадник Изумруда, направив на пришельцев копьё. – Пока рог не возвестит, что ветви расплелись, ворота не откроются. Тот, кто войдёт в лес, найдёт там только смерть.

– Норси очень не любят гостей? – покачал головой Фрисс. «Не знаю, из чего этот засов, но его и Флона не выломает!» – растерянно думал он. «Сюда бы Гедимина, он и не такое вскрывал…»

– Мы только следим, чтобы никто не погиб по собственной глупости, – нахмурился стражник-йонгел, выглядывая из башни. – Ваши тела будут гнить за воротами, а нам это нюхать. Идите на базар, продавайте там свои побрякушки и бутыльки! Мой брат болел болотной гнилью, остался без глаз и носа – ну и какое из твоих зелий могло бы его излечить?!

Нецис наклонил голову набок, разглядывая стражника. Фрисс ткнул Некроманта в плечо.

– Ксарна, ведь… – шёпотом начал он, но Нецис недобро посмотрел на него.

– Я сожалею, воин, – склонил он голову. – Боги были жестоки к твоему брату.

Речник молча смотрел на ворота, прочные, как скала. Медные накладки приделаны были к ним, похоже, для украшения – и Фрисс уже различал в них фигуры и знаки. Справа среди языков огня стоял, опираясь на пылающую секиру, воин в крылатом венце, – Кеос Всеогнистый, тот, чьё имя знакомо каждому в пределах Орина. А слева раскинуло позеленевшие перепончатые крылья странное существо – наполовину женщина, наполовину кошка, с лицом, словно рассечённым надвое и переходящим в кошачью морду, с одной человечьей рукой и одной кошачьей лапой – и с осколками зеркального стекла вместо глаз.

– Ты не из почитателей Укухласи? – Нецис указал на левую створку ворот, сочувственно глядя на стражника. – Обратись с просьбой к ней – там, где целители и маги бессильны, боги могут ещё помочь.

Стражник нахмурился и поднял тяжёлый арбалет.

– Боги нас бросили. Иди своей дорогой, колдун, пока тебя не схватили как поджигателя!

…Постоялый двор Хукунгейи – цепочка круглостенных хижин, нанизанных, как бусы, на пробитый в стенах коридор – гудел от волнения, служители таскали туда-сюда кадки и бочонки, пересчитывали целые и расколотые чаши. Во дворе торговцы зазывали на чашку сурвы и раздавали детям сладкую пыль и гадальные клёцки. Все, кто сидел обычно под навесом, попивая угми, теперь разбежались по домам в поисках нарядной одежды или, как могли, украшали свои дома. На постоялом дворе остались лишь странники, и их было немного – те, кто приехал сюда в надежде на встречу с лесным народом, уже покинули Хукунгейю, остались те, чей дом был слишком далеко, или те, кто не искал общения с норси. Жилые комнаты пустовали, тесно и шумно было лишь в загоне – туда поставили своих птиц Всадники Изумруда, и Речник всерьёз опасался оставлять там Двухвостку. Птицы хана-хуу, в отличие от куманов, были хищниками, и очень прожорливыми, а кормили их всякими отбросами, – как же тут не кидаться на всё, что шевелится?!

– Что ты смотришь на меня, Гвиса? – раздражённо шевельнул плечом Нецис, забираясь в самый тенистый угол навеса и ставя перед собой миску с остывающей сурвой. – Если хочешь что-то сказать – так скажи уже.

– Ксарна, ты знаешь средство от болотной гнили? – тихо спросил Речник, не обращая внимания на сердитый взгляд. – Это, похоже, премерзкая зараза – неужели никто ничего не придумал?

– Это местная болезнь, Гвиса, – прошептал Некромант, глядя в миску. – Её разносят туманы Великого Леса, даже в Пурпурном Лесу её нет. Я постараюсь обезопасить тебя – её проще предупредить, чем излечить.

– А если болезнь уже излечена, но раны не затянулись? – Фрисс попытался встретиться с ним взглядом. – Может ли живой избавиться от уродства? Если бы то пламя в Нусунджиа выхлестало мне глаза – ты смог бы меня вылечить?

Некромант поднял взгляд на Речника. Повисло молчание. Фрисс ждал ответа.

– Глаз очень редко восстанавливается, – неохотно сказал Нецис. – Один удачный случай на полсотни, и это у алхимиков Нерси’ата – а мне до них, как до Ургула пешком. Я вложил бы кристаллы в твои глазницы и зачаровал бы их так, чтобы ты видел и живое, и мёртвое, и тени, скользящие между мирами. Так сделал однажды Нгварра Нор’хецаран…

Некромант предостерегающе взглянул на Речника. Тот кивнул.

– Но если я попрошу сделать такое зелье, пусть оно получается раз из полусотни, – ты не откажешься? – с надеждой спросил он. Нецис нехотя наклонил голову.

– Найди семена Арлакса, кровь человека и глаз любого зверя. Если для тебя это так важно, я возьму немного «Кийольти» из наших запасов и доведу до ума. Но не спрашивай меня, как найти того стражника или его родню. Я видел их в первый и последний раз.

…От грохота сотен барабанов и трещоток, казалось, заколыхались соломенные крыши, и сам Великий Лес загудел на разные голоса. Двое Алмазных Драконов взмыли над городом, разметав по улицам радужные отсветы, фонтаны огня взметнулись с каждой площади. Во дворе кто-то восторженно завизжал, заколотили ложками по мискам, палками по бочонкам.