Солнечный змей

– Стрранное ррастение, – шевельнул хвостом Алсаг. – Его и соррвать-то непрросто… А со сторроны не скажешь, что оно такое стррашное. Тррава трравой.

– Слушай Нециса, Алсаг, – вздохнул Речник. – Он в таких вещах разбирается. Хорошо, никто из нас там не потоптался. С Флоны сталось бы пожевать такой травки.

Двухвостка скосила на него глаз и сердито рявкнула. Фрисс пожал плечами.

– Это всё, Фррисс? – хесский кот заглянул ему в глаза. – Теперрь наши стрранствия окончены, и мы веррнёмся на Рреку?

– Скоро вернёмся, Алсаг, – Речник потрепал его по загривку. – Скоро всё это закончится. Астанен, должно быть, не пустит нас больше в бой. А я хотел бы посмотреть на тварь, из-за которой всё это стряслось…

Он стиснул зубы и замолчал.

…Вязкая серая слизь покрыла изнутри большой горшок – Нецис тщательно размазал её по стенкам, прежде чем налить поверх неё воду и опустить сосуд в яму посреди кострища. Угли дышали жаром, снизу, из-под днища горшка, вылетали искры. Фрисс высыпал перед Флоной охапку свежих листьев – только еда и могла её отвлечь от сования носа в незнакомое варево и вернулся к огню. Алсаг лежал поодаль, сверкая глазами над широкой повязкой, свисающей ему на нос.

– Нецис, надень скафандр, – нахмурился Речник, глядя на Некроманта – тот, сдвинув в сторону мешающую ему повязку, рылся в тюках с припасами. – Зелье ещё вариться не начало, а уже воняет!

– Фрисс, хочешь – сам надень, – рассеянно отмахнулся колдун. Горка всякой всячины перед ним росла с каждой секундой – в одну кучу летели засохшие лепёшки, сушёная рыба и грибы, вялые черешки Чокры… Напоследок Нецис запустил руку во флягу с рассолом и вынул толстую многоножку. С тяжёлым вздохом он отправил её в кипящую воду и высыпал всё остальное следом.

– Вот так суп, – покачал головой Фрисс, помешивая в горшке и стараясь не потревожить слизь на дне. – Славное вышло бы варево, если бы не эта дрянь по стенкам. Нецис, на кой она там?

– Та-а, илкор ан Ургул… – Некромант покосился на багровеющее небо. – Когда глина разлетится вдребезги, зелье должно будет в чём-то удержаться. Этот горшок недостаточно прочен для этого процесса.

– Река моя Праматерь, – Фрисс прикусил язык, скрывая усмешку. Он видел уже сходные приготовления, и всякую всячину в бурлящем котле, и взрыв… «Ничего смешного,» – одёрнул он себя. «Так, верно, делают все алхимики, когда варят что-нибудь очень странное. Лучше мне смотреть и запоминать, если вовремя не научился…»

– Астанен будет рад, – хмыкнул он. – Если он не возьмёт тебя в войско, Нецис, это будет даже несправедливо. А ты не мало травы взял? Тзангол – существо немелкое, ему много яда нужно.

– Хватит и этого, – нахмурился Некромант. – Столько, чтобы отравить один клинок. Та-а, ассинхи… Войско к Тзанголу пойдёт, чтобы погибнуть. К нему надо подойти незаметно, подобраться к щупальцам… Не так много брешей в его броне, а времени у смельчака будет всего на один удар. Как твои руки, Фрисс? Жжение прекратилось?

– К утру всё зарастёт, – отмахнулся Речник. – Скверно всё это… Не знаю, кого Астанен пошлёт к Тзанголу, но…

Он поёжился. Имена и лица всплывали в памяти – все Речники, те, с кем Фрисс вместе сражался, те, кто помнил его юнцом, те, кого он сам видел с деревянными мечами учеников… «Вайнег бы побрал эту змею!» – нахмурился он. «Ни одной жизни я бы не отдал ей, ни одной…»

– Та-а… Мысли вашего Короля – его мысли, – покачал головой Нецис, заталкивая всплывшую жижу на дно горшка. – Он за них и отвечает. А пойду я.

Речник вздрогнул.

– Что?! Нецис, ты…

– Это яснее дня, Фрисс, – водянистые серые глаза не отражали ничего. – Я дрянной маг, но лучших не осталось. И когда я стану пеплом, некому будет его оплакивать. Вы, люди Реки, не должны умирать. Ваша Река без вас… я не хотел бы, чтобы она превратилась в нечто подобное.

Он кивнул на каменное крошево у подножия башни, на золу, присыпавшую древние камни, и сплетение хищных лоз поверх неё.

Речник судорожно сглотнул. Вечер был жарким, удушливо-знойным, но Фриссу вдруг стало зябко.

– Нецис, ты не говорил… Ты пойдёшь один? – слова и мысли путались и не складывались.

– Не спеши, Фрисс. Успеем попрощаться на корабле, – криво усмехнулся Некромант. – А теперь отойди, ляг и задержи дыхание. Морихийки не выглядит тем, что умеет взрываться, но тем не менее…

Он немигающим взглядом следил за Речником, пока тот загонял Квэнгина и Хинкассу под панцирь Двухвостки и разворачивал Флону хвостом к костру. Когда сам Фрисс распластался на земле, обхватив руками голову, чёрные стебли и тонкие листья уже падали в воду.

Долго потом Речник не чувствовал рук и усердно растирал их, опасаясь увидеть на коже мертвенно-серые пятна, и долго тёр лапой нос чрезмерно любопытный Алсаг, и Флона вертелась волчком, пытаясь увидеть, что с её хвостами. Листья опали с кустов, трава почернела. Ледяной ветер пронёсся над развалинами и сгинул, но долго ещё камни дышали холодом и сладковатым запахом тлена.

Едва лёд перестал обжигать веки, Речник вскочил и шагнул к яме, усеянной мелким глиняным крошевом. Горшок рассыпался едва ли не в пыль, угли разметало, но на дне маленького котлована трепыхался иссиня-чёрный пузырь. Один его край был надорван, мельчайшие чёрные капли выступили на нём. Нецис сидел рядом, погрузив в разрыв обсидиановое лезвие, и с окаменевшим лицом следил за тем, как тёмный камень становится чернее мглы. Густая поблескивающая жижа поднималась вверх по лезвию и впитывалась в стекло капля за каплей.

– Илкор ан Кигээл-Рейкс, ос’син гисэйри, – Некромант осторожно, не дыша вынул нож из пузыря, осмотрел почерневшее лезвие и принялся обматывать его тряпками и листвой, слой за слоем. – Я не заберу у вас много, Фрисс. Пусть Король Астанен получит чёрный эликсир и найдёт ему применение, мне довольно нескольких капель. Это тебе, Фрисс.

Он кивнул на вяло трепыхающийся пузырь. Затвердевшая слизь с налитой в неё жидкостью казалась сейчас живым существом – и существом на редкость неприятным.

– Оно, наверное, любое стекло проест, – поёжился Речник. Руки медленно оттаивали, он попытался сомкнуть пальцы на рукояти меча – почти получилось.

– Та-а, синхи, – задумался на мгновение Некромант. – В жидком виде Морихийки очень неустойчива. Впитывается во всё подряд. Пропитанное, насколько я знаю, можно потом подвергнуть выварке, но это надлежит делать опытному алхимику, иначе…

Фрисс с коротким вздохом извлёк из ножен мечи и погрузил концы клинков в иссиня-чёрное варево.

Красные и белые искры посыпались на золу, мечи вспыхнули нестерпимо ярко – и угасли. Чёрные нити протянулись по металлу от острия до рукояти, следом хлынули дымящиеся волны, и последние свечения погасли под ними. Металл наливался чернотой и с каждой впитанной каплей тяжелел и холодел. Фрисс смотрел на гарды – из четырёх клыков Гиайна, украшавших мечи, осталось только два, и те, по уму, следовало бы отломить… Последняя, самая высокая волна поднялась по клинку, захлестнула гарду – и клыки почернели. Фрисс едва удержал меч в обожжённой холодом руке. Опустевший слизевой мешок растёкся зловонной лужицей, земля под ним побелела, как будто подёрнулась плесенью.