Солнышкин у динозавра

И вдруг, как весёленький золотой, перед Хапкинсом запрыгала такая радиограмма,

что он рассмеялся во все зубы — и три золотых клычка сверкнули у него во рту: «Динозавр! Катание на ките! Поездки на черепахах!»

— Охота на бегемотов! — подчеркнул Пит Петькинсон.

— Ну что, идём к острову? — спросил у пассажиров Бобби Хапкинс.

Взрослые раздумывали: за выход на берег— тысяча с носа! Детвора хором кричала:

— На берег!

Среди собравшихся на палубе возникли споры. Но дело, как ни странно, решил проголодавшийся любитель солнца. Он вдруг потянул носом, повернулся на северо-восток и воскликнул:

— Вы принюхайтесь, какие оттуда запахи! Вы только принюхайтесь!

И понятно, что запахи кока Борщика, от которых на берегу качались пальмы и падали в обморок попугаи, сделали своё дело. Нос «Джона Хапкинса» поколебался, развернулся и потянулся к берегам Тариоры.

СТО ТЫСЯЧ, МИСТЕР ХАПКИНС!

Пассажиры «Джона Хапкинса» ждали появления острова. Вдали уже зашумели птицы, закачались верхушки пальм, и все, особенно дети, так и повисли гроздьями на бортах.

И как-то незаметно туристы отвлеклись от главной цели экспедиции.

Только кто-то из редакторов, кажется, редактор «Котяры», мимоходом спросил:

— Мистер Хапкинс, а как же льдина?

— Смотреть во все глаза! — напомнил Хапкинс, спускаясь в бар выпить чего-нибудь прохладительного и отдохнуть перед островом.

Навстречу ему попался негритёнок Том, которого старший повар послал одновременно понюхать и доложить, чем так вкусно пахнет от этого неожиданного острова.

Том и сам несколько раз выбегал с камбуза глотнуть свежего воздуха, посмотреть на летучих рыб и, если повезёт, может быть, кое-что увидеть...

Но теперь всё было напрасно.

Все смотрели, как впереди ярко пылали цветы, играли в воздухе махаоны, качали верхушками пальмы, на одной из которых рубил орехи какой-то туземец. Среди пальм возвышалась, отсвечивая белизной, голова гигантского ящера. А перед островом выпускали фонтанчики два кита, кувыркались дельфины...

Мальчишки кричали:

— Смотрите, смотрите: на ките — человек!

Том втянул крепкий вкусный запах, Том

тоже посмотрел на китов и вдруг на удивление всем и самому себе закричал:

— Вижу! Есть! Вижу айсберг! В нём были люди!

Сидевший в баре Хапкинс, прыгнув через несколько ступенек, вылетел на палубу. Схватив бинокль и наведя на берег, он увидел мерцающий айсберг, наверху которого, бесспорно, просматривалась подтаявшая ниша от двух человек.

— Мистер Хапкинс! Мои сто тысяч долларов! — крикнул Том, протягивая ладошку.

— Что?! — спросил Хапкинс.

— Сто тысяч! — повторил Том. — Я ведь увидел эту льдину.

— Хм! Но я-то увидел её раньше! — хмыкнул Хапкинс.

— Вы отдыхали в баре, — невозмутимо заявил поварёнок.

— Я? Я, ожидая айсберг с родным дядей, спал?! Вы слышали эту наглость? — спросил он четырёх квадратных Джеков.

— Никогда! — вскричал один Джек.

Том хотел возразить, но на глазах у примолкшей от неожиданности толпы, играя мускулами, Джеки схватили мальчугана и потащили вниз по трапам.

А дальше произошло нечто вообще неожиданное.

Хапкинс навёл бинокль на берег и вдруг весь вытянулся, взмахнул руками и, закатив глаза, шлёпнулся на палубу: впереди в пальмовой юбочке совершенно живой и совершенно невредимый стоял его дядюшка,

благодаря чьей трагической смерти он стал президентом холодильной компании.

Хапкинс-младший готов был развернуть судно и скомандовать: «Полный назад!» — но было поздно.

Детвора уже съезжала по поручням на спину примчавшегося к борту Землячка, взрослые садились в боты и шлюпки. Люди торопились на остров. И только откуда-то из глубины теплохода всё ещё раздавался крик:

— Так нечестно, мистер Хапкинс! Мои сто тысяч, мистер Хапкинс! Мои сто тысяч!

ВСЁ ДЕЛО В САРДЕЛЬКАХ...

За какие-нибудь полчаса берег Тариоры уже гудел, как неожиданно вспыхнувший карнавал. Певчие птицы в пальмах обрадованно кричали и что-то высвистывали. Разговорившиеся попугаи выступали с приветственными речами, увидев внизу настоящую родню: «Джон Хапкинс» так и выплёскивал целые фейерверки разодетых туристов в красных, жёлтых, зелёных майках и разноцветных шапочках.

Одна за другой к острову торопились шлюпки, и пассажиры с детьми бежали занимать очередь к Землячку и Сынку. Казалось, все животные: и киты, и дельфины, и черепахи — сами старались изо всех сил угодить детям и радостно подставляли им

спины. Брызги и крики летели во все стороны.

Правда, за детворой внимательно наблюдала Матрёшкина и свободный пока Челкашкин присматривал, чтобы никто не лопнул от смеха и не заработал хороший синяк.

Любители кухни облепили Борщика, так что его колпак еле виднелся из жующей, чмокающей и охающей толпы. Казалось, что там начинают есть самого Борщика.

Многие туристы фотографировались в обнимку с пингвинами, некоторые пробовали взобраться на динозавра или сидели на его хвосте...

А часть серьёзных пассажиров: учёные, журналисты, редакторы «Котяры» и «Пёсика» — толпились возле айсберга, взмахивали руками и перебрасывались умными фразами:

— Десять лет в одной льдине!

— Да... Отличное название для мемуаров!

— Надо подать идею!

Кто-то щёлкал фотоаппаратом, корреспонденты готовились снимать телепередачу!

А главное, все с любопытством наблюдали, как с капитанского катера навстречу к проведшему десять лет в льдине Джону Хапкинсу протягивал руки румяный рыжеватый президент фирмы «Джон Хапкинс» Бобби Хапкинс-младший.

—Дядюшка, дорогой дядюшка! Вы ли это?

— Наверное, я! — иронично вздохнул Хапкинс, прижимая к бедру юбочку.

— Один?!

— Почему один? С мистером Стёпкой. — И Хапкинс-старший показал племяннику на приближающегося Стёпку, который показался Бобби Хапкинсу собственным отражением: такая же рыжая голова, плутоватые глаза. Правда, у мистера Стёпки нос смотрел немного вверх, а у племянника — вниз. Зато три золотых зуба сверкали посреди рта, совсем как его собственные!

— И десять лет там? — вздрогнув, спросил Хапкинс-младший.