Сопряжение миров
Шрифт:
– Ты не доверяешь! – повторил он с нажимом. – И это нерационально. Человеческий мозг просто физически не способен воспринять и осмыслить информацию быстрее, чем автоматика. Прежде чем ты успеешь что-то понять, она не только примет решение, но и выполнит его!
– М-м-м… Марк… Мне это известно, – осторожно произнес я.
– Тогда почему ты постоянно ставишь все под сомнение?! Пытаешься действовать сам вопреки тому, что делает корабль? Устраиваешь эти странные проверки и перепроверки?!
И в самом деле, почему? За последний месяц мне неоднократно предоставлялась возможность убедиться в потрясающей эффективности и надежности
Но я-то был родом из другого времени! И для меня полнейшее, исключительное, слепое доверие, которое питали к компьютерной и дистанционно управляемой технике местные жители, слегка напрягало. К месту и не к месту постоянно вспоминался эпизод из «Полдня», когда служба доставки перепутала двух адресатов. Очевидно, именно поэтому я всегда старался, по возможности, проверить любое решение автоматики и убедиться, что в нем нет ляпов. В конце концов, во время полета от этого будет зависеть судьба всей экспедиции!
Вот так жизнь и напоминает, что заваливаются всегда на мелочах.
– Понимаешь, Марк, тот… м-м-м… инцидент со мной в прошлом месяце показал, что нельзя полностью доверять технике, – я говорил совершенно серьезно. – Поэтому я и начал подстраховываться… на всякий случай. А насчет доверия… Знаешь, Марк, был у вас в двадцатом веке один президент, так его любимой поговоркой было: «Доверяй, но проверяй», – последние слова я произнес по-русски.
– Константин, прекращай свои отговорки! – Марк продолжал сверлить меня взглядом. – Скажи, что тебя действительно беспокоит? Не держи все в себе! Мы же один экипаж, мы должны помогать друг другу. И я надеюсь, что я не только твой босс, но и твой друг!
Я непроизвольно опустил взгляд. Интонации Марка были совершенно искренними. Кажется, он был действительно огорчен и очень хотел помочь мне, облегчить мое бремя, разделить мои проблемы. Вот только это Константин, а не я, провел бок о бок с ним четыре с лишним года отбора и подготовки. Это Константин мог назвать его своим другом, а я – нет. Будь на его месте кэп, возможно, у меня получилось бы прислушаться к его словам. Но я категорически не мог заставить себя доверять американцу!
К тому же, Марк напоминал мне одного давнего знакомого – тоже из Штатов. Мы с ним повстречались и даже немного сдружились на одном семинаре для восточноевропейских журналистов в Праге году этак в девяносто седьмом. Потом он в качестве представителя некой международной конторы приезжал к нам, я несколько дней устраивал ему экскурсии по городу, мы много общались, обсуждая самые разнообразные проблемы.
Тогда я был еще правоверным демократом, но имел свою, весьма отличную от общепринятой, точку зрения на события в Югославии и первую чеченскую войну. Об этом я как-то поведал приятелю-американцу. Мы немного поспорили, ни в чем не убедили друг друга и, как ни в чем не бывало, продолжили наше дружеское общение.
Потом американец уехал, а через пару недель моя запланированная стажировка в США вдруг накрылась одним местом. А затем меня перестали приглашать на различные мероприятия под эгидой всяких заморских организаций. Как мне намекнули в одном месте, меня посчитали недостаточно политически благонадежным.
Наверное, и к лучшему. А то стал бы еще грантоедом…
Так или иначе, эта история
научила меня тому, что американцы могут быть сколь угодно славными парнями, но служебные отношения они всегда очень четко отделяют от личных. Поэтому слова Марка о нашей дружбе, скорее, насторожили меня, чем настроили на благодушный лад. Конечно, за двести лет многое могло измениться, но вот мои предубеждения из двадцать первого века никуда-то не делись!Поэтому я сказал совсем не то, чего, возможно, ожидал Марк.
– Может быть, мне уже слишком поздно говорить об этом, но меня беспокоит наша программа подготовки. До старта две недели с небольшим, а мы все еще сидим здесь! Изучаем корабль на моделях и тренажерах, вместо того чтобы облазить его в натуре сверху донизу и заглянуть во все углы – что там на самом деле. Потом же не будешь говорить, что на модели было все по-другому! Да и вводные в последнее время стали какие-то однообразные. Такое впечатление, будто вы заранее знаете, какие неожиданности встретятся нам в полете!
На мгновение мне почудилось, что мои слова привели Марка в замешательство. Мы говорили по-английски, а в этом языке и теперь не было разницы между «ты», «вы» и «Вы», поэтому мне показалось, что он принял мои слова на свой счет. Но это наваждение быстро прошло.
– Сожалею, Константин, но твои предложения действительно немного запоздали, – произнес Марк с легкой улыбкой. – Боюсь, что внести коррективы в программу подготовки уже невозможно. Но если тебя это волнует, уверяю, что твои опасения не имеют под собой оснований. Наша техника исключительно надежна! Корабль не подведет тебя, Константин!
Я вежливо промолчал. Постройкой «Одиссея» занимались, в основном, американцы. Хочет Марк продемонстрировать патриотизм и непоколебимую веру в «отечественного производителя» – его дело. Но он прав: что-то менять уже слишком поздно. Поэтому я поспешил свернуть разговор и распрощаться с боссом. Впереди был целый выходной день – предпоследний более-менее свободный день на Земле перед стартом экспедиции, и у меня на него были планы.
Однако, вернувшись в свое временное пристанище, я позволил себе потратить несколько минут на размышления.
Нельзя сказать, будто здесь я ощущал какой-то сильный дискомфорт. Благодаря заемному опыту и чужой памяти за истекший месяц я вполне адаптировался в новом времени. Теперь я не хуже местных хроноаборигенов знал, что такое клатроны, овераторы и пусиляры. Научился пользоваться бильчиками, твинчиками, хранами, фумбочками и прочей бытовой техникой и интеллектроникой. Не шарахался в сторону от автоматических уборщиков, способных спокойно выполнять свою работу в любой толпе, и почти не оглядывался на девушек в одежде (если ее можно было назвать таковой) из модной мономолекулярной пленки.
К тому же, как некогда выразился один из классиков, это был мир, в котором хотелось жить и работать, – уютный, разумно устроенный, доброжелательный. Здесь не было ни нищеты, ни кичливого богатства, ни задавленной униженности, ни агрессивного хамства. Даже в местном Интернете не встречалось ни флуда, ни троллинга – наверное, потому что общению в нем учили в школе, каждый выступал в инфорсети под собственным именем, не прикрываясь анонимностью, а каждый вирт имел уникальный идентификационный код.