Сотник

(2) Парванчи — командующий, маршал в бухарском войске.

(3) Если брать за основу расчетов вес монет, то получаемся следующая картина соотношения бухарского (хивинского еще не было) танга и российского рубля — 3.36 г против 20.73 г. То есть один рубль был равен примерно 6 танга. Таким образом, конфискованное у хивинца состояние можно оценить примерно в 166000 серебряных рублей.

(4) В 1842 г. к отъезду посольства полковника Г. И. Данилевского из Хивы вдоль дороги были расставлены колы с персидскими рабами, за которых хлопотали русские.

Глава 5

Бомба! В приемном дворе взорвалась бомба — только так можно было оценить реакцию наших генералов на известие о смене монарха на российском престоле. Быстренько свернув переговоры, Платов поспешил в свои покои, позвав за собой генералов.

— Башка-генерал, мне что с посол делать? — заволновался Мамаш-хан.

— Подари ему что-нибудь! — буркнул походный атаман на ходу. — Вон, юрту ему отдай!

— Зачем юрта отдай? Юрта мне самому нужна, спать буду, когда жарко!

Матвей Иванович только отмахнулся, а я, подхватив табурет, шепнул своему протеже:

— Войскового казначея попроси, у него разного барахла столько — не знает куда деть.

Мамаш-хан сверкнул узкими глазами, потер руки, не иначе как решил, что я ему открыл доступ к рогу изобилия. Не став его разочаровывать, что у казначея где сядешь, там и слезешь, побежал догонять генералов.

Платов был мрачнее тучи, глубокая морщина прорезала лоб, генерал-майоры имели вид скорее озабоченный, чем расстроенный. Солировал Денисов, втолковывая всем, что поход нужно сворачивать, про Бухару забыть и срочно отправлять через Усть-Юрт нарочных с запросом о новых указаниях.

— Скажи, Андриан, ты же в Альпийском походе участвовал… — начал сложный разговор атаман.

Денисов его перебил:

— А то как же! Все восемь полков из моего нынешнего корпуса. Греков, Курнаков, Молчанов, Сычов…

Атаман раздраженно отмахнулся:

— Не об этом вопрос, Дрюня! Вот ты нам растолкуй, как бы поступил Суворов, если на подходе к Сен-Готарду получил бы подобное известие?

Денисов задумался:

— Вона куда ты клонишь, Матюша…

— Туда и клоню. Вот в какую западню мы с вами втюрились!

— Да кто сказал, что это правда?! — вдруг взорвался Бузин, замахал руками, треснул в сердцах кулаком по столу. — Подумаешь, бухарец ляпнул. Можа то хитрость военная. Можа хотят нас в смущение привести. Чтобы мы востру саблю да в ножны. Время выиграть хотят.

— Оно и так у них есть, — резонно поправил боевого товарища Денисов. — Нам все равно до осени тут куковать. Глядишь, прискачет какой курьер с Петербурха. Интересно мне, коль то правда про царя, а какой он, этот Александр?

На него зашикали: решили, что враки — значит, враки, не дай Боже, в Войске разговоры пойдут…

Платов хитро прищелкнул языком, выражая несогласие с Денисовым.

— С чего решил, что до осени?

Андриан Карпович недоумевающе повел глазами.

— А кто на приеме только-только послам сказал?

— Дрюня! Ты ж генерал! И легковер! Послы сказали — поверил, я им лапши на уши навесил — поверил!

— Лапши… — Денисов явно был обескуражен. — Но ведь лето же, жара… Через Усть-Юрт по весне еле-еле протолкнулись, чуть кости там свои не бросили…

— Ты же любимец Суворов, Андриан. Как он заповедовал, напомнить? «Делай на войне то, что противник почитает за невозможное».

Бузин улыбнулся и процитировал:

— «Удивить — победить!»

— Петр! — окликнул меня атаман. — Карту принеси да покажи генералам.

Я зашел в комнату, у порога которой отирался, охраняя генеральский совет от посторонних ушей, вытащил карту из доставшегося Платову по наследству орловского секретера. Отнес ее к столу, расстелил. И тут же начал комментировать, не дожидаясь отдельного указания.

— Нам в помощь то, что имеем под рукой обилие воды — Аму-Дарью. Вдоль ее русла до оазиса Чарджуй — 400 верст, десять переходов. Можно двигаться хоть ночью — местность равнинная, песок, барханы, ни лошадям, ни верблюдам убытка не причиним. Тяжести, провизию поднимем по реке на каюках бурлацким способом. Есть места с сужениями, там придется попотеть, но местные справляются.

— Из Аму-Дарьи предлагаешь воду пить? — сердито воскликнул Денисов.

Имел право возмущаться. На его корпус легла вся тяжесть заботы о дизентерийных больных. Арьергард даже в шутку прозвали дристун-отрядом.

— На пути есть городки, колодцы и есть идеи, как мутные воды Аму-Дарьи сделать пригодными для человеческого питья, — пришел мне на помощь Платов. — Продолжай, Петя!

— Мы будем двигаться по левому берегу. У Чарджуя нам предстоит переправа… — я специально замолчал, держа паузу, — … и через два дневных перехода мы у стен Бухары.

— Так просто? — ахнул Бузин. — Всего две недели, считая день-другой на дневку?

— На словах всегда просто, — проворчал Денисов. — Вот чует мое сердце, Платов, ты и на этом не остановишься. Обязательно нас в Индию потащишь, атаман Пройди-свет!

Генералы подняли шум, обсуждая мой доклад. Бузин возил пальцем по карте и что-то себе нашептывал под нос. Боков принялся рассуждать вслух, сколько потребуется каюков для перевозки провианта. А Платов с Денисовым мерились взглядами и обменивались отрывочными репликами, по котором можно было понять, что между этой парочкой есть много недосказанного — то ли конкуренция, то ли дивчину в юности не поделили, то ли подход у них разный к армейским делам, к казачьему устройству.

Я же не мог избавиться от всего лишь одной мысли: между Бухарой и Оренбургом налажено караванное сообщение. Новость об Александре Первом, которую в этой комнате, не говоря об этом прямо вслух, решили пока считать сомнительной, просочится в Войско, вызовет кривотолки, а то и пуще того: явиться настоящий фельдкурьер с бумагой о присяге новому царю и приказом об остановке похода. И что тогда? Прощай Индия?

— Господа генералы! — отвлек меня Платов от мрачных предчувствий. — Пять дней на сборы и вперед, на Бухару!

* * *

Воздух над предместьями Хивы, несмотря на ранний час, уже начинал разогреваться, предвещая очередной испепеляющий день. Он был плотным, влажным, с резким, сладковатым привкусом сушеного абрикоса и пряностей, смешанным с вездесущим запахом глины, свежего навоза и далекого дымка, тянувшегося от городских очагов. Солнце, только-только выкатившееся из-за горизонта, еще не набрало полной силы, но его лучи уже золотили пыльные вершины минаретов на горизонте и отбрасывали длинные, причудливые тени, похожие на огромные грибы, от редких карагачей, росших вдоль высохших арыков. За мной, неспешно шагая, следовала Особая сотня, та часть, которая не была занята по службе и в караулах. Отряд насчитывал уже без малого восемьдесят восемь человек, включая пополнивших ее урус-сардаров и прочих охотников до ратных дел. После штурма Куня-Арка многие стремились влиться под мое начало. Вышли поутру из города таясь, без лошадей и шумных скачек — в спину нам хлестнул, как удар бича, первый в этот день азан.