Сотник

«Слишком мало прошло времени с момента нашего пребывания в болотах, — успокаивал я себя, мучительно вспоминая медицинские методички спецназа. — Так быстро симптомы проявиться не могли».

Осмотр «доктора» Черехова показал, что мы имеем дело предположительно с гриппом.

— Больных отделить от здоровых. Давать обильное питье. Пусть Муса раздобудет куриц, нужно сварить на медленном огне хороший бульон, и им поить заболевших, — раздавал я указания урядникам. — Девок к больным не пускать. Никого не пускать!

— Марьяна уже хлопочет, — испуганно объяснился Зачетов.

Я закатил глаза к потолку: кто бы сомневался!

— Караулы усиленные держите на стенах и у ворот. Неспокойно мне.

* * *

Пришло время ночной молитвы иша, и город заворочался, как старый медведь, поднятый во время зимней спячки. Он не бросился сразу на предполагаемого обидчика, но рев в виде то грозного гула, то пронзительных криков охватил наш форт с трех сторон, постепенно приближаясь. Что происходило, было совершенно непонятно. Ночную темень временами разрывали огни факелов или вспышки далеких пожаров. Бухарцы из нашего конвоя внезапно будто растворились, и мне стало понятно, что дело худо. Не сработала наша «маскировка»? Или быть может, в Мазар-и-Шариф вспыхнул мятеж? Его жители отличались, как мне поведал Хош-Диль-хан, отличались буйным и своенравный характером. Но я также не исключал, что где-то завелся режиссер, управляющий толпой, подбивая ее напасть на нас. Фанатичных улемов в священном городе хватало с избытком, порядком тут и не пахло, власть кундузского хана было номинальной, а межплеменные тёрки — вообще классическое явление в многонациональном Афганистане.

Я взошел на стены. Наш форт представлял собой традиционный квадрат, образуемый глинобитным валом. Его расчерчивали на меньшие квадраты прямоугольные мазанки. Перед единственным входом — примитивными воротами с калиткой — находилась небольшая площадка, забитая нашими лошадьми и десятком уцелевших верблюдов.

— Выставить вооруженную охрану на валах, — крикнул я поручения своим командирам, — всех животных с площади убрать и держать там под ружьем отдельный отряд.

Все бросились выполнять мои указания, не помышляя обо сне.

Крики и факелы приближались к нашему укреплению. Вскоре в калитку застучали нетерпеливые руки. Я оценил ситуацию с вала: несколько сотен возбужденных халатников в чалмах приближались к форту, первые уже ломились в ворота. Вся эта шушера нам на один зубок.

— Гавриил, — окликнул я Зачетова. — Предупреди всех, чтобы не стреляли. Начнем пальбу, сбежится весь город. Будет жарко — возьмем нападавших холодным оружием.

— Слушаюсь, вашбродь!

Я подошел к воротам, кликнул Есентимира, продолжавшего служить в нашем отряде проводником и переводчиком. Узбекским он владел, дари — серединка на половинку, объясниться при случае может.

— Узнай у них, чего они хотят, — приказал киргизу.

— Они утверждают, что мы отряд кафиров, — сообщил мне капитан Очевидность с узкими глазами после недолгого общения через грубую воротину. Именно это я и предполагал.

— Зачетов! Быстро на площадку людей Ступина с молитвенными ковриками!

Урядник удивился, пожал плечами и побежал выполнять указание. Бывшие урус-сардары прибежали, построились, зажимая подмышкой саджаады. При взгляде на их непонимающие лица мне припомнился разговор с войсковым протоиереем незадолго до нашего отправления. Он упрекал меня, что я потворствую предавшим истинную веру.

— Батюшка, — сказал я. — Если бы мне сказал об этом обычный приходский поп, я бы понял. Но вы же полковой священник! И должны сообразить, что у Особой сотни постоянно возникают Особые задания. Нам притворяться иной раз приходится басурманами. В ближайшее время вообще полезем в самое пекло.

Отец Варсонофий недолгое время меня разглядывал. Потом улыбнулся и тихо сказал:

— Смотрю я на тебя, Петр, и глазам своим не верю. Вижу парня молодого, но в речах твоих, в лице читаю старца, умудренного опытом. Целуй крест! Благословляю вас на подвиг ратный. А грехи ваши я лично отмолю…

В ворота колотили все сильнее. Я подошел к ним и громко крикнул по-арабски:

— Кто тут мешает нам молиться Аллаху?

В ответ заголосили еще сильнее. Среди бессмысленных выкриков раздался более-менее вменяемый ответ:

— Пророк сказал: совершай ночную молитву в первой трети ночи или до середины ночи.

— Неправда! — ответил я по подсказке приблизившегося Ступина. — Хадис Джабир передал, что пророк мог отложить молитву и на более позднее время. Вы называете нас кафирами. Я же скажу так: неверные те, кто толкает «верные» головы на неверный путь.

— Мудрый ответ, неизвестный мне воин. Но как мы можем убедиться, что вы не врете?

— Выберете из ваших рядов самых достойных людей, не подверженных приступам безумия. Мы пропустим их в крепость и вместе с ними помолимся.

Через пять-шесть минут в ворота снова постучали.

— Мы готовы!

— Заходите, только медленно!

В крепость пропустили группу из двенадцати человек. Казаки из караула держали их на мушке. Я же и урус-сардары спокойно расстели молитвенные коврики, примерно предположив, где находится Мекка, и приступили к молитве. Вроде нигде не налажали, но сработает ли?

Закончив, я обратился к мулле, входившего в группу наблюдателей.

— Вы свидетельствуете?

«Проверяющие» переглянулись. Прямо видел, как у них в головах ворочаются шестеренки. Вперед вышел самый почтенный — весь в сединах, с длинной бородой.

— Я видел тебя, незнакомец, на молитве в мечети днем. Ты не кафир. Но что с остальными? Вас намного больше совершивших намаз.

— Люди болеют. Пройди в ближайшим домик и сам убедись.

Мятежники заколебались, болезней всегда опасались в городах Востока, слишком много жизней уносили постоянные эпидемии. Лишь седой мулла решился. Его проводили. Он вышел обратно очень быстро.

— Лихорадка!

Пришедшие с ним в крепость трусливо отпрянули и потянулись на выход. Кризис был преодолен — кровь не пролилась. Так нам казалось. Но утром все снова изменилось.

* * *

На рассвете бесноватая толпа, почти разбежавшаяся после «инспекции», снова стала собираться перед фортом. Да не одна — они притащили с собой ишака, на котором сидел избитый в кровь и лишенный бороды Хош-Диль-хан. Сбрить мусульманину бороду — высшая степень бесчестия. Но это было еще не все. Ему была уготована адская участь.

— Кричат, что бросят бека живьем в котел с расплавленным салом, — испуганно сообщил мне Есентимир.

Жуть… Не видать местному царьку исламского рая с гуриями.

— Ну всё! Сами напросились! — разозлился я не на шутку. — Подняли руку на властителя, пусть пеняют на себя. Теперь я в законном праве. Сотня! Слушай мою команду! Собраться у ворот, сабли наголо и атаковать! Пощады не давать. Разогнать мятежников и освободить бека.

С диким гиканьем мы вырвались из ворот крепости и научили мазаршарифцев закону и порядку. Бросившиеся в шашки казаки — страшная сила, никто не мог им противостоять — ни горцы Кавказа, ни янычары султана, ни, тем более, городское отребье, вообразившее себя хозяевами города. Открытая пустошь перед фортом быстро заполнилась телами. Мятежники бросились врассыпную. Неожиданно им отрезал путь отряд всадников — наконец-то, заявились бухарцы. Очнулись. Резня вышла дикой и беспощадной, бек Абдул был спасен.