Советская поэзия. Том второй
Шрифт:
‹1971›
* * *
Твой суд неправедный приемлю, Как серой осени приход. В боях за небо и за землю Не обескровлен Дон-Кихот, Не стал безвольным, равнодушным И твердый шаг не потерял… … Но ветер, мельницы разрушив, Победу у меня украл. ‹1971›
* * *
В мальчишеском имени — Иче — Колючий полет сквозняка, Принесшего издалека Чужой, стародавний обычай. Я жил — и оно отошло… Но в осень, дрожа от озноба, Твержу его снова и снова, Как строчку — забвенью назло. ‹1971›
* * *
О,
‹1971›
* * *
Над белым полем крыши на рассвете, Как тонкий колос, первый луч возник. Величия полны мгновенья эти — Являет солнце миру ясный лик! Светило смотрит людям прямо в очи, Как будто каждый — первенец земли: Не проглядите, как на грани ночи, Не потускнев, исчезну я вдали. ‹1971›
АНАТОЛИЙ ВЕЛЮГИН{121}
(Род. в 1923 г.)
С белорусского
БЕРЕЗОВЫЙ СОК
Над лесом стая легкая несется, мелькает в дымке вальдшнепа крыло. Как во дворец, сюда заходит солнце, и от колонн березовых светло. Глушь сторожат сороки-белобоки. Смотрю я, древней жаждою объят: шершавый ствол, на нем надрез глубокий. О донце капли первые стучат. О, сколько в них прозрачности и блеска, К лотку беззвучно мураши спешат. Над розовыми пнями перелеска березового сока аромат. Я захмелел от вешнего настоя росы, корней, зеленого дымка. Я ощутил холодною щекою, как источает жар твоя щека. Со мною рядом, небывало близко, молчала ты, слегка скосив зрачок на птиц, готовых устремиться к Минску, на здешних сплетниц, стрекотух-сорок. Густая синь прищуренного ока. Повсюду синь, куда ни поглядишь …Шершавый ствол, надрезанный глубоко. Звон капли о кувшин. И снова тишь. ‹1957›
ПОЭТ
Играя, вдруг выбило море на белый холодный песок зеленый патрон от винтовки, под пулею в гильзе — листок. Как порох бездымный — под пулей. Измятый и темный. На нем скупые прощальные строки начертаны карандашом: «Над берегом чайка бедует, и падает солнце в лиман. Как брат санитар, забинтует меня бородатый туман. Гляжу на последнюю просинь, последний патрон берегу. Вы, чайки залетные, бросьте с тревогой проклятье врагу. Летите вы к сосенкам в жите, присядьте над грустным окном и смерть моряка опишите своим белоснежным пером». ‹1959›
ЛЕТНЯЯ ДОРОГА
Мчится безоглядно, Прочь косой повеса, Загудит надсадно Мошкара над лесом. Не трещи, сорока, Лгут твои приметы: По лугам широко Расплеснулось лето. Вьется жгучий овод, Осаждая лошадь, Шлепают подковы о сенной пороше. Летний день промчится — Почернелый, потный… Скоро косовица Канет в яр дремотный. Вяло загрохочет Солнцем налитая, Схожая с платочком Тучка дождевая. Летняя дорога! Эх, туманы лета… Спето песен много, Больше — не допето! Где любовь бродила, Мед пила пчелиный, Губы закусила До крови калина. Луг лежит убогий, Жухлый — как раздетый: Снег и на дороге, И на песне этой. ‹1959›
ЧЕРЕМУХОВЫЕ ХОЛОДА
По ярам черемуха белыми сугробами, ветки, словно в инее, жгучая вода. Соловьи окрестные снова голос пробуют. Выстужено небо. Ходят
холода. Дружно подхватили мы утреннее пение. Натощак запели мы. Это не беда. В белом одеянии вся земля весенняя. Наши глотки вылудив, ходят холода. Объясняет радио, что в начале мая началось на севере таяние льда. Дым в саду колышется, ветви обнимая, кутая соцветия, — нынче холода. Зыбкий мостик вздрагивает, чуткий, как душа моя. Слышен шаг пружинистый, быстрый, как всегда. Ты со мною, времечко, молодое, шалое. Чистый цвет черемухи. Песня. Холода. ‹1960›
* * *
А жизнь как будто вся сначала. Следы и лодка на песке. И мать в хатенке обветшалой, в том голубином городке. Верны родительским заветам, мы не забыли час беды, когда весною черным цветом цвели над озером сады. Свинец поротно и поштучно нас принимался вновь считать, но ты за ржавою колючкой как солнце, возникала, мать. Подземный ход, тайник за склепом, и ты с холщовым рушником. Во мраке руки пахли хлебом, малинником и молоком. Да, все мы помним ежечасно колючий лагерный забор, подземный ход и путь опасный в тревожный партизанский бор. Мне снится плес под тучей черной и голос твой: «Ну, в добрый час!..» О мать, не только нареченной, родною стала ты для нас. Былая боль как сон солдата. Следы и лодка на песке. И матери седая хата в том голубином городке. ‹1968›
* * *
Как в полудреме, листопад над сквером. Ржавеет лето на асфальте сером. А в просини над башнями, над реками — журавлиный реквием. С веселой грустью облетают листья забронзовевших календарных истин. Осталась память о минувшем лете, как юности наследье. За черным дымом, за депо, за фабрикой простор синеет налитой, как яблоко, хоть и грустит над башнями, над реками журавлиный реквием. ‹1970›
МУСА ГАЛИ{122}
(Род. в 1923 г.)
С башкирского
* * *
Круглые вещи люблю я — не скрою: Вот круглое яблоко девушка держит, Вот круглое солнце сквозь облако брезжит, Круглое озеро золотом кроя. Круглым колесам спасибо! Покоя Не дали мне — показали полсвета… Делая круг над зеленой планетой, Милая с неба мне машет рукою… Круглый мой стол — на него не в обиде Я — он друзей моих в круг собирает!.. Радуясь, круглые клумбы увидя, — Пламенем рыжим шафраны пылают!.. Круглого тайну мы постигаем: Нет ничего совершеннее круга! Как хорошо, когда люди друг к другу С круглым душистым спешат караваем!.. И не напрасно души твоей тайна В круглых зрачках твоих вся предо мною. И в ожиданье под круглой луною Я все кружу и кружу не случайно, И, окружен тишиною священной, Рву для тебя я чудо-соцветья И повторяю: на круглой планете Быть бы и жизни, как круг, совершенной! * * *
Когда в дальний пускаюсь я путь, Молча еду дорогой степной, Чувство странное полнит мне грудь — Будто что-то потеряно мной. Но мой день не без солнца рожден, Моя ночь — не без звезд и луны… То ли радость минувшей весны, То ли взгляд, ускользнувший, как сон, — Будто что-то потеряно мной: То ли нежная чья-то рука, То ль мелодия в чаще лесной, То ль роса на реснице цветка… Будто что-то потеряно мной: Может, заданный кем-то вопрос, Может, слово порою ночной, Что услышать потом не пришлось… Потерял ли я это в пути? Смыли ль воды, сгорело ль в огне? Как бы вспомнить мне, как бы найти! Где искать — наяву ли, во сне? На душе неизбывная грусть — Будто что-то потеряно мной… И к разгадке я с муками рвусь Сквозь преграды, что встали стеной. Не подаст ли кто знак или весть — Что же это потеряно мной?… Может, в поисках этих и есть Высший смысл моей жизни земной?
Поделиться с друзьями: