Советская поэзия. Том второй
Шрифт:
‹1960›
АМАЗОНКИ
Отвергли мужское начало, и на жеребцах оскопленных им весело мчаться… Укрытое шкурами тело… Стрела из колчана взвивается — и долетела почти до Фазиса! За ужин садятся толпою, свежуют быка не по-женски — о, страшные жертвы богам, никому не известным! За ветром! За скифами! Топот погони… Летят оскопленные кони, копыта их звонки. На седлах убитою дичью свисают легенды… Степная луна трепещет, как грудь амазонки. О, полночь! О, крайности матриархата! Исчезла прохлада, и ложе на остров, сметаемый ветром
‹1965›
КАМЕНЬ
Камень есть камень. Но даже гранитом правит немая судьба. Вьется орнамент по мраморным плитам, кладка амбара груба. Кварц непокорный, песчаник ли хрупкий, застланный сухостью мха. Памятник, камень расколотой ступки, камень с обрывком стиха. Будет ли он, словно горе, огромен, ростом ли только велик, Сын громовержущих каменоломен, красный базальт базилик? Камень для храма, тюрьмы и пекарни, для межевого столба… Но большинство — неприметные камни… Может быть, это — судьба. ‹1969›
* * *
Гибли вы — на войне, на дуэли, честь любя. Скольких я пережил! Неужели пережил и себя? Умереть в 37, в 28 Загнать коня! Вот моя совершается осень, осыпает меня. Все леса побурели, как руда… Не хочу, чтоб афиши пестрели, суетились года. Верю в старость. Не хочу ничего. Пусть господня обрушится ярость на меня одного. Ибо знаю сурово и вижу из мглы, что забили другого в мои кандалы. Что другой неповинно принял пулю — моя была! — и травою полынной земля поросла. Сколько — много ли, мало проживу-простою? Смерть чужую душа принимала — как свою. ‹1973›
СУДЬБА
Он трагик, но позорища и срама изведал чад — привычна клоунада… «К чему тебе, неблагодарный, драма? — кричат ему. — Трагедии не надо!» Один летит сквозь время прямо к цели, другой, чуть жив, ползет в пыли, во прахе, но ведь не зря воскликнул древний эллин: «Не обогнать Ахиллу черепахи!» Тот в тень свою сойдет, скучая в блеске, — и назовут гиганта лилипутом, а этот с детства носит крыл обрезки, но их горбом считают почему-то! ‹1973›
ДМИТРО ПАВЛЫЧКО{156}
(Род. в 1929 г.)
С украинского
ВОСПОМИНАНИЕ
…Босым в то утро прибежал я в школу, Хватил мороз, тропу оледенив, И белокрылые роились пчелы, — Пришла зима с гуцульских бедных нив. Звенел звонок. По снегу необутым Я шел домой, унять не в силах дрожь. Казалось, шел я годы — не минуты, И каждый шаг был — как с ножа на нож. …Когда тот путь сегодня вспоминаю, Гуцульщина мне видится в былом, Что прямо к Сентябрю сквозь даль без края Идет в слезах по снегу босиком. ‹1950›
* * *
Зачем ты мной пренебрегаешь, На мой поклон не отвечаешь, Когда тебя встречаю я? Ведь если любишь ты другого И моего не слышишь слова, Признайся мне, любовь моя! Чтоб сердцу с горя не разбиться, Ему дам крылья голубицы, — Пускай взовьется в вышине. Оно с моим страданьем — знаю — К родному устремится краю, К моей карпатской стороне. За голубым далеким кряжем Все матери моей расскажет… Найдет такое зелье мать, Что быстро исцеляет рану… И больше я тебя не стану Ни в снах, ни наяву встречать. ‹1954›
* * *
Я
от земли неотделим, — Пахал отец мой эту землю. Я силу от нее приемлю Поющим существом своим. Я рос в родимой стороне, Как в поле колосок зернистый, Могучий телом, духом чистый, — Ведь кровь земли моей во мне. Мое зерно — слова мои. Коль их возьмут на сев весенний, То ждут меня и воскресенье, И света вешние ручьи, И урожайной славы час. Но не хотел бы лучшей доли, Когда бы их на хлеб смололи Народу моему хоть раз. ‹1956›
* * *
Поэзия, назначено тебе Ответить сердца слабого мольбе, Подругой в трудной сделаться судьбе, Оружьем, побеждающим в борьбе. Отдать народу правду слов своих, Свет новых дней провидеть, славить их, Быть вдохновеньем в битвах трудовых, Хранить любовь и ненависть живых, А мертвых славу сквозь века нести. Ты ж в лавке, вижу, вся в пыли… Хотел к тебе я подойти И поклониться до земли. Но присмотрелся ближе я — Это не ты, лишь тень твоя! ‹1957›
* * *
Люблю я жизни быстрину, Что так стремительна, бурлива, И я не прячусь в глушь залива, Где сор и пена, ил по дну. На быстрине так трудно плавать — Волна бросает, сносит, рвет. Кто прозябает, не живет, Пускай глухую ищет заводь! Там на гнилом и вязком дне Жабье от страха замирает, А быстрина плоты качает, Форель играет в быстрине. Затем с годами мускул туже, Затем поет душа моя, Чтоб там, где побыстрей струя, Мне плыть, а не валяться в луже. Я славой век не обольщусь, И гниль мещанского болотца — Клянусь! — вовеки не коснется Моих светлейших, чистых чувств! ‹1960›
РАЗГОВОР С КАМЕНЯРОМ
Он в трещину глухой скалы гранитной Воткнул березовый засохший прутик И наказал до тех пор поливать, Пока не вырвется росток зеленый И не ухватится когтями почек За утреннее солнце деревцо… И, словно крошка соляного камня, Вода блестела у подножья кручи; Я посмотрел, и показалось мне: Слизать ту воду сможет и косуля. Да разве этот родничок способен На голых скалах возродить леса? Он угадал тотчас мои сомненья, Спросил меня, что вижу я в кринице. И я сказал, что вижу неба синь. Он улыбнулся мне: «Какого неба?» «Того, что здесь, над нами», — я ответил. «Нет, — крикнул он, — мы видим здесь надир! Не дар дождя — в гранитном блюдце влага, Здесь — посмотри! — земля насквозь пробита, Воды тут хватит целый мир залить! Тот родничок — поэта вдохновенье. За то, что ничего в нем не увидел, Ты в жилы камня кровь свою вольешь, И никогда об этом не узнают. Ведь не расскажет дерево немое, Чем век его питала глубь земли. Вот так и стих. Никто тебя не спросит, Из радужного света вдохновенья Или из тьмы твоей он крови рос!» ‹1966›
* * *
Сквозь униженья дым она прошла, Отвергла стыд по приказанью сердца, И мне любовь так нежно принесла, Как мать приносит своего младенца. Но на руки не взял я малыша — Меня пугала одержимость эта. Сверкнула совесть острием ножа — Зачем я у нее просил совета? Я зарыдать от радости не мог, Не смел сказать, что долга не нарушу. И слово «нет» вонзил я, как клинок, По рукоять в безропотную душу. Я знал, что сердце не простит мне зла, А разум будет защищаться громко. Она ушла и скорбно унесла Свою любовь, как мертвого ребенка. Я не кричал: «Любимая, вернись!», Я не молил, чтоб чудо победило. Мне к горлу правда прыгнула, как рысь, И в озлобленье за неправду мстила.
Поделиться с друзьями: