Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

15. Сова

Холодный вихрь листву тасует, — На дуб, убитый наповал, Зрачками древними тоскуя, Присела лысая сова. Она устала от пророчеств И старомодной седины, Ей одиночество и ночи Самой природой суждены. Старуха зябнет в серой кофте Из полусгнившего пера, Ей жжет зазубренные когти Насквозь промерзшая кора. А ветер бьет в худую грудь, Гремит вокруг сосновым яром, Вздувая лунные пожары, Убогой не дает заснуть. И слышит сквозь ушей прорезы За льстивым лаем лисенят, Как, проносясь в сухую бездну, Созвездья дикие свистят. 1932 ^{15}

16. Весна

На стене винчестер и топор, За окном ворочается бор. Выпрямляют дикие хребты Дерева небесной высоты. В черных ветках розовый туман, Строят птицы легкие дома. Серым дымом огибает ствол За волчицей сухопарый волк. Снова март над хижиной моей Зашумел в вершинах тополей, Потемнев, обрюзгла тишина В четырех бревенчатых стенах. Поседел и, заскучав, зачах Зимних дней товарищ — мой очаг. Потому несносней тишина, Потому неистовей весна. О порог колотится прибой, Вихрь зари кружит над головой. Это гул разбуженной воды, Что бежит с отрогов золотых, Это храп раздавленных снегов, Скрежет льдов у тесных берегов, Это ярость молодой травы, Взрывы в почках стиснутой листвы, Это грозный изюбриный рев, Это гром скрестившихся рогов… И над всем рокочет боевой, Гулкий грохот сердца моего. В синей мгле ворочается бор, Словно месяц, мой топор остер. Я рублю им старые стволы, Опьяненный запахом смолы, И пою без устали о том. Как высок и светел будет дом, Как дымок взовьется над трубой, Как нам будет хорошо с тобой Коротать свой отдых у огня, Дорогая, дальняя моя. 1935 ^{16}

17. Баллада о мертвом солдате

В полночный час, в глубокий мрак, Вздымая сырь и смрад, Могилы братской сбросив прах, Встает лихой солдат. Над ним клубится Млечный Путь мглой газовых атак, А в продырявленную грудь Свистит сухой сквозняк. Отважный прокричал петух, Встряхнувши свой венец, И дико смотрит в высоту Проснувшийся мертвец. Он пал, как доблестный солдат, Оставив дом, семью, И по уставу — райский сад Обещан был ему. Так королевский манифест Перед войной гласил, А черный поп, поднявши крест, Тот манифест святил… Что ж, если власть от бога им Дана, то смерть — не в счет. Пусть вместо жизни — прах и дым, Солдат свое возьмет! И вот он, вытянувшись в рост В шинельке боевой, Плывет сквозь строй осенних звезд Мотая головой. Покрытый ржавчиной крови, Плывет, скрипя, скелет, Он ищет райских врат… Увы! В пространстве рая нет. Лишь звезды вкруг, да тишина Прозрачнее стекла, Да на медалях седина Окутала орла. То славы прах низвергнут в мрак, Где только вечность — быль, Спит на казенных сапогах Космическая пыль. …Туда-сюда — устал мертвец, Тяжел средь звезд поход. В груди болтается свинец, И горечь глотку жжет. Он ковш Медведицы берет Костлявою рукой И льет в песком набитый рот Напиток грозовой. Как вепрь, колотится в кадык Солдатская душа, И багровеет мертвый лик, Ненавистью дыша. Медали прочь! Погоны прочь! И нараспашку грудь! Там ждет земля и день и ночь, Чтоб пепел войн стряхнуть. За тех, кто жив, кто точит штык На истинных врагов, Туда пронесть победный крик — Всю ярость всех веков! Солдат встает во весь свод рост, Папаха набекрень, — И вот летит с далеких звезд Его худая тень. Она, как мстительный аркан, Ложится вкруг земли, Где ждут расплаты за обман Попы и короли. 1934–1936 ^{17}

18. «Застигнутый последней метой…»

Застигнутый последней метой И не успев всего допеть, Благословлю я землю эту, Когда придется умереть. Благословлю ее за воздух, Дыша которым был я смел, За светлых рек живую воду, Где телом и душой свежел. За поле знойное пшеницы, За села и за города, За наш достаток, где хранится Зерно и моего труда. Благословлю земли просторы, Где жил я здесь в наш светлый век, Любил ее моря и горы, Как мог свободный человек. Что здесь учился у народа Петь песни ясной простоты И украшать трудом природу Во имя счастья и мечты. 1940 ^{18}

19. Иртыш

Река — угля черней — угрюмо Играет с белою луной. Косматым полчищем Кучума Над ней камыш кипит густой. Издревле грозное — Иртыш! — В рябую ширь шуршит камыш И, будто кольцами литыми, Блистает лунной чешуей И то отпустит, то поднимет На волнах панцирь золотой Огромным телом Ермака Простерлась буйная река. Железный мост, как звездный пояс, Там отразился двойником. Сквозь цепь огней грохочет поезд, И дебри повторяют гром. Летит, алмазами сверкая, Экспресс Москва — Владивосток. И белый пар над ним порхает, Как бы почтовый голубок. Прозрачным воздухом Сибири Легко дышать. Ночь хороша! И вижу я: над водной ширью Встает казацкая душа. Встает, плывет туманом сизым, Купаясь в лунном серебре. Ее глазами весь обрызган, Экспресс быстрей летит к заре. Те слезы в сердце мне упали И закипели на глазах, И я кричу в ночные дали: «Спасибо за Сибирь, казак!» 1941 ^{19}

20. «Вслед за огненными л о сями…»

Вслед за огненными л осями, В сновиденье ль, наяву ль, Золотые стрелы осени Просвистели в синеву. Просвистели, и рассветная Вновь струится тишина. Только издали заветная Чья-то песня мне слышна. Беспокойное и жгучее — Что там в сердце, в глубине: Или молодость кипучая Возвращается ко мне? Что ж, пути ей не заказаны… Друг далекий, подходи! Сколько слов еще не сказано, Сколько песен впереди! 1941 ^{20}

ВСЕВОЛОД БАГРИЦКИЙ

Всеволод Эдуардович Багрицкий, сын известного советского поэта, родился 19 апреля 1922 года в Одессе. В 1925 году семья Багрицких переехала в подмосковный поселок Кунцево, а в 1930 — в Москву. В 1934 году умер его отец, а в 1937 была репрессирована мать. С этого времени Багрицкий жил один. Первые его стихи были помещены в школьном рукописном журнале «Зеркало», затем в 1938–1939 годах он работал внештатным литературным консультантом «Пионерской правды». С 1940 года В. Багрицкий учился и работал в Московской Государственной театральной студии, руководимой А. Арбузовым и В. Плучеком. Им написаны песни для спектакля «Город на заре», затем — вместе с К. Кузнецовым и А. Галичем — пьеса «Дуэль».

С первых месяцев войны В. Багрицкий работал в «Литературной газете» и учился в Литературном институте. В октябре 1941 года он, освобожденный по состоянию здоровья от воинской службы, был эвакуирован в Чистополь. В январе 1942 года, лишь после своих настойчивых просьб, он получил назначение в газету «Отвага» Второй ударной армия Волховского фронта, которая шла к осажденному Ленинграду.

Всеволод Багрицкий погиб 26 февраля 1942 года в деревне Дубовик около Любани, во время массированного налета вражеской авиации, при выполнении боевого задания. Похоронен возле села Сенная Кересть, недалеко от Чудова.

В. Багрицкий посмертно награжден мемориальной медалью литературного конкурса имени Н. Островского, проводившегося Союзом писателей СССР и издательством «Молодая гвардия».

21. Гость

Молодой человек, Давайте поговорим. Хочу я слышать Голос Ваш!.. С фразой простой И словом простым Приходите ко мне На шестой этаж. Я встречу Вас За квадратом стола. Мы чайник поставим. Тепло. Уют. Вы скажете: «Комната мала». И спросите: «Девушки не придут?» Сегодня мы будем С Вами одни. Садитесь, товарищ. Поговорим. «Какое время! Какие дни! Нас громят! Или мы громим?» — Я Вас спрошу. И ответите Вы: «Мы побеждаем, Мы правы. Но где ни взглянешь — Враги, враги… Куда ни пойдешь — Враги. Я сам себе говорю: «Беги! Скорее беги, Быстрее беги…» Скажите, я прав? И ответите Вы: «Товарищ, Вы неправ ы». Потом поговорим О стихах (Они всегда на пути), Потом Вы скажете: «Чепуха. Прощайте. Мне надо идти». Я снова один, И снова Мир В комнату входит мою. Я трогаю пальцами его, Я песню о нем пою. Я делаю маленький мазок, Потом отбегаю назад… И вижу — Мир зажмурил глазок, Потом открыл глаза. Потом я его обниму, Прижму. Он круглый, большой, Крутой… И гостю ушедшему Моему Мы вместе махнем Рукой. Не позднее 3 февраля 1938 ^{21}

22. Вступление к поэме

Простой папиросный коробок Лежал на моем столе, И надпись на нем (Два слова всего): «Северный полюс». Но вдруг мне показалось, Что начал он светиться необычайным огнем, Что голубая крышка его ожила. И в глазах стали пятнадцать радуг в ряд, Пятнадцать спектров. А кайма, белая, простая кайма, Вдруг превратилась в большие холмы Хрипящего, сдавленного льда. Я понял: это — полярная ночь, Это — звенящий арктический лед, Это — поэма моя! Не позднее 3 апреля 1938 ^{22}

23. Дорога в жизнь

Почему же этой ночью Мы идем с тобою рядом? Звезды в небе — глазом волчьим… Мы проходим теплым садом. По степи необозримой, По дорогам, перепутьям… Мимо дома, мимо дыма Узнаю по звездам путь я. Мимо речки под горою, Через южный влажный ветер… Я да ты, да мы с тобою. Я да ты со мной на свете. Мимо пруда, мимо сосен, По кустам, через кусты. Мимо лета, через осень, Через поздние цветы… Мимо фабрики далекой, Мимо птицы на шесте, Мимо девушки высокой — Отражения в воде… Не позднее 3 апреля 1938 ^{23}

24. Простая девушка

Родилась ты, и, наверно, где-то Ярким светом вспыхнула звезда. И всё так же двигались планеты, Так же отъезжали поезда, Так же разговаривали люди, Ветры завывали у столба… Ты не знала, будет иль не будет У тебя счастливая судьба. А потом пошли другие годы, И, разгорячённая борьбой, Ты дралась под знаменем свободы, Новой окрылённая судьбой. Ты ходила в кожаной тужурке И в больших солдатских сапогах, Ты курила в ледяной дежурке, Раненых носила на руках. Над землей большой и круглой, Где леса дремучие, Плавал и качался смуглый Месяц среди тучи. Освещал листву зеленую, И в пруду тонул, И какой-то птице сонной В очи заглянул. От реки ударил ветер, Непонятный и немой, Месяц серебром отметил Те места, где будет бой. А потом ушел, белесый, Натыкаясь на суки… В это время из-за леса Красных двинулись полки… Молодая радуга вставала Над землёю, где клубился бой, Одиноко птица пролетала Над твоею русой головой. Мы тебя, как друга, хоронили, Мы понуро шли лесной тропой. Выросли деревья на могиле Памятником девушке простой. Не позднее 2 октября 1938 ^{24}