Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

79. «Гранитный дом снарядами пронизан…»

Гранитный дом снарядами пронизан, Навылет — окна, этажи — насквозь, Как будто смерть взобралась по карнизам И через крышу вколотила гвоздь. Торчали кверху ребра перекрытий По вертикали срезанной стены, И мир житейских маленьких событий Стоял открытым с внешней стороны. Руины вдруг разрушенного быта, Судьба людей теперь уже не в них; Дом был как чей то в спешке позабытый, На полуслове прерванный дневник. И мертвых тел обугленная масса Еще валялась в разных этажах, И неизвестной женщины гримаса Рассказывала, что такое страх. Она лежала, свесясь головою Над черной бездной битого стекла, Она повисла вдруг над мостовою И закричать, наверно, не смогла. Ее лицо, забрызганное кровью, Уже лишилось линий и примет, Но как живой стоял у изголовья Ее веселый, радостный портрет. И всем, кто видел скрюченное тело, Казалось вдруг, что женщина тепла, Что карточка от ужаса темнела, А мертвая смеялась и жила. 1940 ^{79}

80. Песня о балтийцах

Балтика! Повсюду прогремели Подвиги высокие твои, Сквозь военный дым и через мели Ты вела к победе корабли. Ветер выл. В борта впивались пули, Рвали пену взрывы за кормой, И враги коварные тонули В нашем море летом и зимой. Мы выходим тяжелой колонной, В море виден наш пенистый след, И над гладью, огнем озаренной, Встало солнце великих побед. На страницы пламенного списка Имена балтийцев внесены. Сколько раз над нами плыли низко Облака блокады и войны. И врагам всегда бывало круто, Их на дне бесславный ждал конец, Бьем мы пришлых со времен Гангута Силой ненавидящих сердец. Снова бой направо и налево, В черном дыме волны и зенит, Каждый день могучей слой гнева Красный флот захватчиков громит. День победы полной перед нами, День большой торжественной судьбы, Так взвивайся, боевое знамя Ненависти, гнева и борьбы! Мы выходим тяжелой колонной, В море виден наш пенистый след, И над гладью, огнем озаренной, Встало солнце великих побед. 1940 ^{80}

81. «Я нашел на улице подкову…»

Я нашел на улице подкову И повесил дома на стене. В этом смысла нету никакого, Просто так понадобилось мне. Но порой рассказывают ярко О делах давно минувших лет Серый камень, раковина, марка И пригоршня бронзовых монет. Серым камнем высекали пламя, В раковине слышен гул морей, А за деньги, стертые веками, Шкуры продавал гиперборей. Так и речь рождается. По слову Соберешь — и мыслям нет конца… Я ударю об стену подкову — И услышу песню кузнеца… 1941 ^{81}

82. «В картине были воздух и пространство…»

В картине были воздух и пространство, А в легких клокотала пустота. Он отдал всё любовь и постоянство — Куску одушевленного холста. Другой шел в бой, не кланяясь шрапнели, Брал города, одетые в бетон, И гордые полотнища знамен, Пред ним склонясь, покорно шелестели. Они погибли оба на рассвете: Один в своей постели, а другой На поле битвы умер, как герой. И к их могилам подходили дети, И бились одинаково сердца Над прахом живописца и бойца. 1941 ^{82}

83. Пробил час

Наши пушки вновь заговорили, Пробил час. Мы выступили в бой! Мерно лаг отсчитывает мили, Чайки вьются низко над водой. И родимой Балтики просторы Бороздят эскадры кораблей. Миноносцы, лидеры, линкоры По волнам проходят без огней. Враг настигнут меткостью зениток И поспешно заметает след, Все длиннее бесконечный свиток Наших замечательных побед. Каждый слог оперативной сводки Дышит мощью точного огня, Лижет море перископ подлодки, Гордое спокойствие храня. Грозного похода якорь выбран, Дым войны над Балтикой опять, Бьют орудья главного калибра. Пробил час. Врагу несдобровать! 22 июня 1941 ^{83}

84. Тральщики

Седое море в дымке и тумане, На первый взгляд такое, как всегда, Высоких звезд холодное мерцанье Колеблет на поверхности вода. А в глубине, качаясь на минрепах, Готовы мины вдруг загрохотать Нестройным хором выкриков свирепых И кораблям шпангоуты сломать. Но будет день… Живи, к нему готовясь, Подымется с протраленного дна, Как наша мысль, достоинство и совесть, Прозрачная и чистая волна. И потому мы, как велит эпоха, Пути родного флага бережем, Мы подсечем ростки чертополоха, Зовущегося минным барражом. Где бы противник мины ни поставил — Все море мы обыщем и найдем. Согласно всех обычаев и правил, Мы действуем смекалкой и огнем. В морских просторах, зная все дороги, Уничтожаем минные поля. Свободен путь. Звучи, сигнал тревоги, Дроби волну, форштевень корабля. 1941 ^{84}

85. Остров «Н»

Словно птица над островами, Гордо реет багровый флаг, И могуч укрепленный нами Прибалтийский архипелаг. Это грозные цитадели Неприступных советских вод, Здесь сегодня бои кипели, Задыхаясь, строчил пулемет. Не прорваться к заливам нашим, Не пробиться на материк, Грозен залп корабельных башен, И остер краснофлотский штык. И глядят на врага сурово Амбразуры бетонных стен, — Что ж, пускай попытаются снова Взять атакою остров «Н». Натыкаясь во тьме на скалы, С каждым часом бандиты злей. Это место кладбищем стало Протараненных кораблей. Снова мертвая зыбь диверсий И воздушных боев пора, Бьют без промаха, прямо в сердце, Краснофлотские снайпера. И когда говорят орудья И дрожат голоса сирен, На защиту покоя грудью Подымается остров "Н". В клочьях пены, огня и дыма Тонет трижды отбитый враг. Славный остров стоит нерушимо, Гордо реет багровый флаг. 1941 ^{85}

86. Навсегда

Окаймленный горестною тенью, Видит мир, от ярости дрожа, Как с пальбой врываются в селенья Рыцари отмычки и ножа. Трупов исковерканные груды, Города, спаленные дотла… Всюду кровь горячая и всюду Ржавый след насилия и зла. Это смерти, рабства и позора Злобою сведенное лицо, Плюнь в него — и вражескую свору Захвати в железное кольцо! Враг ведет на смерть перед собою Наших братьев, девушек, детей, И померкло небо голубое От проклятых дьявольских затей. Кровью набухающее море Кажется суровым и седым, Вдовьих слез, насилие и горе Никогда врагу мы не простим! Месть страшна — пусть молит враг: «Не надо», Хлынув в исступлении назад, Говорим: «Бандитам нет пощады, Не забыть расстрелянных ребят». Близок день, когда в глубокой бездне, Не оставив грязного следа, Свастика кровавая исчезнет — И земля воскликнет: «Навсегда»! 1941 ^{86}

ДАВИД КАНЕВСКИЙ

Давид Исаакович Каневский родился в 1916 году в городе Лохвице на Полтавщине в семье служащего. С 1931 года он жил в Харькове. После окончания школы ФЗО работал слесарем на электромеханическом заводе. Его заметки и стихи печатались в местных газетах. В 1937 году Д. Каневский учился на историческом факультете Харьковского университета имени А.М. Горького. Первый сборник его стихотворений — на украинском языке — «Родная улица» вышел в 1939 году, следующая книга — «Летчики» — в 1940 году.

На Великую Отечественную войну Д. Каневский ушел добровольцем, был корреспондентом армейских газет «Мужество» и «Советский пилот». Почти все фронтовые стихотворения Каневского написаны на русском языке. 26 декабря 1944 года капитан Давид Каневский, выполняя задание редакции, погиб в воздушном бою над Будапештом.

87. Тысяча девятьсот сорок третий

Подымите заздравные чаши, друзья! Он родился уже, он идет, — За него и непьющим не выпить нельзя — Сорок третий сверкающий год! И какую судьбу этот год мне сулит, Я не знаю, но верит народ: Будет год молодой на века знаменит, Коль выходит со словом «Вперед!» Это слово незыблемо как закон — Поднялися и Волга, и Дон. На знаменах бессмертною славой горят Севастополь, Москва, Сталинград. Подымите заздравные чаши, друзья! Чтоб вела нас к победе стезя, Чтобы стяг заалел далеко-далеко, Чтобы стало на сердце легко. За победу, друзья! Не простое число Отрывается с календаря — Это с нашей земли выжигается зло Раскаленным штыком января. Это белый рассвет, а не белый листок. Это Родина гонит врага. Это близкого счастья заветный росток Пробивается сквозь снега. 1943 ^{87}

88. Знамя

Если вышел ты на поле боя, Где б ты ни был, близко ль далеко, Помни — знамя реет над тобою, И в твоих руках его древко. Неспроста оно тебе досталось, — Честь большая Родиной дана. Если дрогнул ты хотя бы малость, Это сразу чувствует она. Будь же матери своей достоин, За нее на битву выходя. Доблесть предков, слава предков, воин, Сам Суворов смотрит на тебя! Бей в упор, бери врага за горло! Знамя славы озарит чело… Это Родина твоя простерла Гордое орлиное крыло. Это ласка и любовь отчизны. Если хочешь ею быть любим. Расставайся с кровью, даже с жизнью, Только не со знаменем своим! 1943 ^{88}