Современная жрица Изиды

— Вотъ, Елена Петровна, — и я совтовалъ бы вамъ подальше прятать запасъ этихъ «хозяйскихъ» конвертиковъ. Вы такъ ужасно разсяны и неосторожны.

Легко себ представить, что сдлалось съ нею. Взглянувъ на нее, я даже испугался — ея лицо совсмъ почернло. Она хотла, сказать что-то и не могла, только вся безсильно дергалась въ своемъ громадномъ кресл.

— Да и вообще, пора же, наконецъ, кончить всю эту комедію, — продолжалъ я. — Давно я ужь гляжу на васъ и только удивляюсь. Вы, такая умная женщина, и относитесь ко мн, какъ малый ребенокъ. Неужели вамъ, въ самомъ дл, до сихъ поръ не ясно, что еще въ Париж, посл «феномена съ портретомъ въ медальон», я убдился въ поддльности вашихъ феноменовъ. Съ тхъ поръ эта увренность могла только возрасти, а не уничтожиться. Мн всегда казалось, что я достаточно «не скрывалъ» отъ васъ мои взгляды. Я все ждалъ, что вы, наконецъ, сами прекратите смшную игру со мною и станете серьезны.

Елена Петровна вытаращила на меня глаза и всматривалась ими въ меня изо всей силы. Я уже достаточно подготовилъ ее къ убжденію, что я человкъ, любящій посмяться, легко относящійся къ ея «обществу», но расположенный лично къ ней. Я твердо зналъ мою роль и такъ же твердо зналъ, что только этой ролью добьюсь, наконецъ, сегодня всего, чего такъ давно хотлъ добиться. Пронзительные глаза «madame» не заставили меня смутиться — я улыбался и глядлъ на нее, укоризненно качая головою.

— Такъ вдь если вы уврены, что я только и длаю, что обманываю всхъ на свт, вы должны презирать меня! — наконецъ воскликнула Блаватская.

Ничего, пусть она сочтетъ меня теперь способнымъ на очень «широкіе» взгляды. Я вдругъ ршился.

— Отчего же! — отвчалъ я. — Обманъ обману рознь, есть надувательство и надувательство! Играть роль, какую вы играете, увлекать за собою толпы, заинтересовывать собою ученыхъ, учреждать «общества» въ разныхъ странахъ, возбуждать цлое движеніе — помилуйте! да вдь это необычайно, и я невольно восхищаюсь вами! Такой необыкновенной женщины, какъ вы, я никогда не встрчалъ и, наврно, никогда не встрчу въ жизни… Да, Елена Петровна, я изумляюсь вамъ; какъ настоящей, крупной, геркулесовской сил, дйствующей въ такое время, когда слишкомъ часто приходится встрчаться съ жалкимъ безсиліемъ. Конечно, «находятъ временныя тучи»… но я думаю, что вы еще съумете разогнать эти тучи, передъ вами громадная арена… и по ней вы шествуете, какъ гигантскій слонъ, окруженный прыгающими вокругъ васъ вашими индійскими и европейскими обезьянками «макашками»-теософами! Это грандіозная картина, и вы меня ею просто заколдовываете!..

«Панъ или пропалъ!» мелькнуло у меня въ голов, и я, въ свою очередь, впивался въ нее глазами. Да, она, дйствительно, слонъ, но вдь и слона можно поймать, если взяться за это умючи. А я не даромъ такъ долго возился съ нею, я уже достаточно зналъ ее и понималъ, что минута самая удобная, что она въ самомъ подходящемъ настроеніи, и что я взялъ самую настоящую ноту.

Ея мрачная, изумленная и почти испуганная физіономія стала быстро проясняться. Глаза такъ и горли, она съ трудомъ дышала, охваченная возбужденіемъ.

— Да! — вдругъ воскликнула она, — у васъ очень горячее сердце и очень холодная голова, и не даромъ мы встртились съ вами! Вотъ въ томъ-то и бда, что кругомъ слона, ежели я и впрямь слонъ, только одн «макашки». Одинъ въ пол не воинъ, и теперь, среди всхъ этихъ свалившихся на меня напастей, старая и больная, я слишкомъ хорошо это чувствую. Олкоттъ полезенъ на своемъ мст; но онъ вообще такой оселъ, такой болванъ! Сколько разъ онъ меня подводилъ, сколько бдъ мн устроилъ своей непроходимой глупостью!.. Придите мн на помощь, и мы съ вами удивимъ весь міръ, все будетъ у насъ въ рукахъ…

Меня всего начинало коробить — и отъ радости, и отъ отвращенія. Я былъ у цли; но моя роль оказывалась черезчуръ трудной. Я могъ теперь только молчать и слушать. По счастью, ей ужь не нужно было моихъ словъ. Ее прорвало и, какъ это всегда съ ней случалось, она не могла остановиться.

Она пришла въ экстазъ, въ ея горячемъ воображеніи, очевидно, внезапно рождались и созрвали самыя неожиданныя и смлыя комбинаціи, она почувствовала себя вышедшей изъ такъ измучившаго ее одиночества.

Вдь со времени измны «Куломбши» и за отсутствіемъ Олкотта она не имла сообщника, съ которымъ бы могла отвести душу. Баваджи, какъ существо подчиненное, какъ подначальное орудіе, по своему положенію и развитію не могъ удовлетворять ее. А безъ «личнаго друга» и сообщника, съ которымъ бы можно было бесдовать и совтоваться нараспашку, тша при этомъ свою страсть къ цинизму и насмшливости, она долго жить, очевидно, не могла. Она была страшно голодна посл невыносимой сдержанности и просто насыщалась въ полномъ самозабвеніи.

— Что жь длать, — говорила она, — когда для того, чтобы владть людьми, необходимо ихъ обманывать, когда для того, чтобы ихъ увлечь и заставить гнаться за чмъ бы то ни было, нужно имъ общать и показывать игрушечки… Вдь будь мои книги и «Теософистъ» въ тысячу разъ интересне и серьезне, разв я имла бы гд бы то ни было и какой бы то ни было успхъ, еслибъ за всмъ этимъ не стояли «феномены»? Ровно ничего бы не добилась и давнымъ давно поколла бы съ голоду. Раздавили бы меня… и даже никто не сталъ бы задумываться, что вдь и я тоже существо живое, тоже вдь пить-сть хочу… Но я давно ужь, давно поняла этихъ душекъ-людей и глупость ихъ доставляетъ мн громадное иногда удовольствіе… Вотъ вы такъ «не удовлетворены» моими феноменами, а знаете ли, что почти всегда, чмъ проще, глупе и грубе «феноменъ», тмъ онъ врне удается. Я могу вамъ разсказать на этотъ счетъ, когда-нибудь, такіе анекдоты, что животики надорвете отъ смху, право! Громадное большинство людей, считающихъ себя и считающихся умными, глупы непроходимо. Еслибы знали вы, какіе львы и орлы, во всхъ странахъ свта, подъ мою свистульку превращались въ ословъ и, стоило мн засвистть, послушно хлопали мн въ тактъ огромными ушами!..

— Однако, вдь вамъ случалось же попадаться, — сказалъ я, — и при вашей удивительной неосторожности и разсянности, я полагаю, это случалось нердко.

— Очень ошибаетесь! — съ азартомъ воскликнула она, — да, я дйствительно бываю и неосторожна, и разсянна, но люди, за очень, очень малыми исключеніями, гораздо разсянне меня, это просто какія-то сонныя тетери, какіе-то слпцы, совсмъ ничего не замчающіе! Поврите ли, что за все это время, и до теософическаго общества, и посл его основанія, я, можетъ быть, всего двухъ-трехъ человкъ встртила, которые умли наблюдать и видть и помнить то, что вокругъ нихъ происходитъ. Просто диву даешься! По меньшей мр, девять десятыхъ людей совсмъ лишены способности вниманія и точной памяти о происходившемъ хоть бы за нсколько лишь часовъ передъ тмъ. Сколько разъ случалось, что, подъ моимъ направленіемъ и редакціей, составлялись протоколы разныхъ происшествій и феноменовъ, и вотъ, самые невинные и добросовстные люди, даже скептики, даже прямо подозрвавшіе меня, подписывались en toutes lettres свидтелями подъ этими протоколами. А вдь я-то знала, что все было вовсе не такъ, какъ значилось въ протоколахъ. Да-съ, милостивый государь мой, смю васъ заврить, что въ исторіи, даже самой документальной, гораздо больше фантазіи, чмъ правды!

— Можетъ быть, только все жь вы попадались, вдь не у одного же меня такая, по вашему выраженію, холодная голова.

— Ну, и что жь, и попадалась, а когда попадалась, то вывертывалась, и всегда кончалось тмъ, что поймавшіе меня все-таки оставались при пиковомъ интерес.

— Неужели вы одна — авторъ философскихъ и иныхъ писемъ Кутъ-Хуми?

— Нтъ, иной разъ мн приходили на помощь челы, и Дамодаръ, и Субба-Рао, и Могини…

— А Синнеттъ?

— Синнеттъ пороху не выдумаетъ; но у него прекрасный слогъ… Онъ отличный редакторъ.

— А Олкоттъ?

— Олкоттъ тоже можетъ недурно редактировать, когда понимаетъ, о чемъ-такое говорится. Только ему приходится все такъ разжевывать, что длается тошно. Но онъ можетъ объясняться съ индусами, онъ какъ-то уметъ на нихъ дйствовать, и они охотно идутъ за нимъ, — въ этомъ надо ему отдать справедливость… Ну, и потомъ, онъ очень часто, и тамъ, и здсь, помогалъ мн въ феноменахъ… только самъ онъ ничего не выдумаетъ. Съ нимъ я всегда такъ: сядь тамъ, скажи то-то, сдлай то-то. Помните, какъ въ Эльберфельд… А «психисты»-то его выгораживаютъ! Вотъ вамъ и разслдованіе!.. Ахъ, батюшка, смху достойно все это, право!

— Покажите мн, пожалуйста, волшебный колокольчикъ.

Она сдлала какое-то движеніе рукою подъ своей накидкой, потомъ вытянула руку, и гд-то въ воздух раздались такъ изумлявшіе всхъ тихіе звуки эоловой арфы. Потомъ опять движеніе подъ накидкой — и въ ея рук съ гибкими, остроконечными пальцами, очутилась уже знакомая мн серебряная штучка.

— Да-съ, волшебный колокольчикъ! — въ самозабвеніи хвастала она, — остроумная вещица!.. Это мой оккультный телеграфъ; посредствомъ его я сообщаюсь съ «хозяиномъ»…