"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
— Мы поехали домой.
— Прямо домой?
— Да, там всего три-четыре минуты. И почти никого на дороге.
— Вы с Фабианом о чем-нибудь разговаривали по дороге? Что вы говорили друг другу?
Я задумываюсь.
— Мы в основном молчали.
Воспоминания проносятся как серия вспышек.
Первая: впереди «большая» дорога, асфальт, осенняя листва, кусты бирючины, ни души.
Потом: живая изгородь из туи на повороте, машина едет слишком быстро, страх на лице Фабиана.
Потом: удар! Машина резко тормозит, туман перед глазами, меня отбрасывает вперед, и ремень безопасности натягивается
— Теперь о другом, — говорит Эмили. Она распрямляет плечи, выражение лица становится строже. — По нашим сведениям, вы проходили лечение от алкогольной зависимости. Вы можете это подтвердить?
Это не тайна, но мне интересно, кто им эти сведения сообщил. Гун-Бритт или Петер?
— Я прошла курс лечения и уже почти восемь недель ничего не пила.
— Отлично, — одобряет Эмили.
Мне она нравится. Похоже, представляет, каково оказаться на моем месте.
— Вы же понимаете, что это был несчастный случай? Я с пятницы совершенно разбита и все время боюсь снова сорваться. Но держусь ради Фабиана. Я пообещала ему, что никогда больше не буду пить.
— Понимаю, — говорит Эмили.
— В пятницу у меня взяли пробу. Я была трезвой.
— Я знаю, но эти вопросы все равно нужно было задать.
— Конечно.
Она знает свое дело.
— Мы обнаружили кое-что еще, — говорит Эмили и листает документы. — Это касается Фабиана.
Мне нечем дышать. Что еще? Его обвиняли в совершении преступления.
— Да… но… это было давно.
Отвратительная сцена снова встает у меня перед глазами, но я нахожу силы спросить:
— Какое это имеет отношение к делу?
— Возможно, никакого, — отвечает Эмили.
Тогда почему она выглядит так встревоженно?
— Все это было ошибкой, — говорю я, сама не понимая, что я имею в виду.
Эмили смотрит в бумаги и тяжело вздыхает:
— Потерпевшей была маленькая девочка.
40. Жаклин
До катастрофы
Работать в «Бринге» мне в итоге понравилось. Полезные физические нагрузки на велосипеде, довольные получатели корреспонденции, шутки с коллегами.
— Ты же меня здесь не бросишь, нет? — спрашивала Барбара.
С первого дня ей казалось, что я в любой момент уйду.
— Ты же привыкла к гламурным фотосессиям, среди посылок и бандеролей долго не выдержишь!
Шаг за шагом я ломала неоправданно восторженные представления Барбары о работе модели. Рассказывала, как удирала с шестнадцатого этажа по пожарной лестнице от обдолбанного агента, пытавшегося меня задушить, как заехала между глаз фотографу, который ни с того ни с сего сорвал с меня в лифте трусы.
— Пожалуй, почта не такой уж плохой вариант, — сделала вывод Барбара, откусывая свой легендарный бутерброд.
Мне очень нравилось работать почтальоном. Пока не появился Деян Брюнхильдсен.
Я надеялась, что, когда Фабиан пойдет в школу, все узлы развяжутся сами собой. Он уже умел читать и писать и вообще проявлял интерес к учебе. Конфликты с окружающими в детском саду возникали из-за того, что там ему неинтересно,
в этом я была почти уверена. В шесть лет пришла с осмотром медсестра, проверила зрение и слух, спросила у Фабиана, какое у него любимое блюдо, во сколько он ложится спать и с кем дружит. Отвечал Фабиан без особой охоты. Она отметила, что у него высоковат индекс массы тела, и поинтересовалась, давали ли нам инструкции по рациону питания. Потом нас никто не беспокоил — до тех пор, пока я не обнаружила в почтовом ящике извещение о вызове к детскому психиатру.Для руководителя Деян был очень молод. Двадцать семь. В «Бринге» он сделал стремительную карьеру. Проработал почтальоном всего полгода, потом его взяли в офис в Мальмё, там он уверенно поднимался по карьерной лестнице и в итоге дорос до управляющего в Чёпинге. Кареглазый, с длинными, убранными в конский хвост волосами, он больше напоминал бармена или диджея в каком-нибудь закрытом клубе. Бросался словами вроде «шикардос» или «отпад», а меня называл «крошкой». Я ненавидела его с той же силой, которая заставляла меня на него пялиться.
— Он тебя хочет, — заявила Барбара, когда после очередной развозки корреспонденции мы уселись возле разгрузочного терминала, освободив наши бедные ноги от потных носков.
— Перестань!
— А что, я бы рискнула, — сказала Барбара и поцокала языком.
Прошло совсем немного времени, и Деян Брюнхильдсен переругался со всеми до единого почтальонами в Чёпинге. Это был зацикленный на самом себе карьерист, которого подчиненные вообще не волновали.
— Теперь мы обязаны отмечаться, когда отлучаемся на перерыв, а еще нам запретили выходить дышать свежим воздухом на разгрузочную эстакаду, — сообщила мне Барбара как-то утром.
Деян составил новую схему района, и это позволило ему на одну пятую сократить число сотрудников. Я была уверена, что он меня уволит. Пришла последней, уйду первой. Но в один прекрасный день исчезли Лысый Торстен и Потный Стуре. Их перевели в другое место.
— В Чёпинге останется только элита, — с вызовом заявил Деян.
— Видимо, следующей вылечу я, — тихо прокомментировала Барбара.
— Этому не бывать, — сказала я ей.
Как-то в конце рабочего дня, когда я шла в столовую, Деян сообщил, что хочет поговорить со мной. Его кабинет размерами напоминал сортировочный зал. А рабочее кресло больше походило на трон.
— Я что-то не так сделала? — спросила я и задумалась, где теперь искать новую работу.
— Наоборот, — ответил он. — Хочу тебя похвалить. Ты отличная работница, Джеки.
Я не просила так себя называть.
— Жаклин, — поправила я.
— Разумеется, — усмехнулся он, буравя меня взглядом.
Он подошел слишком близко, округлил губы и подул на мою челку. Потом его рука начала медленно гладить мое бедро. Мне захотелось пнуть его в пах.
Как оказалось, освидетельствования у психиатра потребовали школьные учителя. Первым, к кому мы пришли, был сомнамбулический тип в очках с толстыми линзами и вялым голосом. Он задавал вопросы о моем материнстве и отношениях с Фабианом. В каждом вопросе прятался подвох. Дважды он беседовал с Фабианом и изучал его поведение по тому, как тот играл, читал и рисовал море, в котором плывет лодочка.