"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Марианна как во сне. Все и в самом деле закончилось?

— Нет, мадам.

— Уверена? — переспрашивает начальник. — Ты едва на ногах стоишь!

Есть в ней что-то удивительное. Он думал встретить истеричку, кровожадное чудище. Или женщину, сломленную жизнью. Но перед ним — молодая девушка, почти девчонка. Следы страдания на лице, на теле.

Но в глазах — скорее воля, чем боль. Неужели она и правда перенесла все это — такая спокойная, такая сильная?

— Врачи подлатали все, что можно было подлатать. Что до переломов, то время упущено…

— Думаешь, я пролью над тобой слезу? — огрызнулся офицер.

— Нет, месье. Ваше сострадание не интересует меня.

Неплохо отбрила. Даниэль улыбнулся.

— Я бы хотела поесть, если вы не возражаете. И поспать.

— Еду сейчас принесут. Потом можешь спать хоть двенадцать часов, если есть такое желание! Раз у тебя ничего нет, я распоряжусь, чтобы завтра тебе выдали все необходимое.

— Можно у вас попросить сигарету?

Она ждет отказа, но желание слишком велико, стоит попытаться. Начальник вынимает пачку из кармана, кидает на стол.

— Спасибо, месье.

— Не за что. Я приму тебя завтра у себя в кабинете. Тебя осмотрит врач, и ты встретишься с директором, месье Санчесом.

Она кивает, берет сигарету, удивляясь тому, что пачка почти полная.

— Огонька не найдется?

Он кладет зажигалку рядом с сигаретами.

— Где же ты берешь курево, если у тебя нет денег?

— В централе я работала…

— Я уже говорил: здесь у тебя нет права на работу. Придется обходиться без сигарет.

…Марианна вскарабкалась на стул, шел тихий дождик. Она просунула руку через решетку, чтобы свежие капли коснулись кожи.

Ее влекло к Даниэлю с самого первого мгновения. Но только нынче вечером она себе в этом призналась. Его голос — серьезный, спокойный. Широкие плечи. Глаза — голубые, как в сказке. Может, просто потому, что такие красивые глаза у мужчины. Просто потому, может быть. Нет. Не просто.

Он обращался с ней как с человеком. Она для него — не просто номер в тюремном реестре. Даже когда бывал крут. В конце концов, разве у него был выбор? Он боялся. Боялся, что она покалечит его охранниц.

После этой первой встречи они вступили в беспощадный бой. Оба сильные, что один, что другая. Никто из двоих не хотел остаться побежденным.

Он обнаружил ее единственное слабое место. Сигареты, наркотик.

Он затыкал ей рот, снабжая дозами и табаком. Заставляя торговать собой. Единственный способ ее подчинить. Поставить под контроль. Или почти. Это причиняло Марианне боль. Такую боль…

Раздатчица пришла убрать тарелку. Жюстина пожелала спокойной ночи, спросила, как настроение. Соланж заступила на смену: заключенных ждет ночь, полная кошмаров.

Марианна слегка привела себя в порядок. Свет в умывальной оставила включенным: не хотелось быть в темноте. Легла послушать, как плачет небо. Она так устала. Будто прожила долгие-долгие годы. И жизнь утомила ее.

Поезд 20:20 напрочь снес стены тюрьмы, громыхая в унисон с грозой.

Открыв глаза, она удивилась, почему так тихо. Поняла, что проспала долго. Угадала его силуэт в полутьме. Даниэль сидел у стола. Как же она не услышала скрежета ключа в замочной скважине?

— Почему ты не разбудил меня?

Он закурил, в его глазах отразился огонек зажигалки. Закат солнца над океаном.

— Тебе нужно восстановить силы. И потом, я не тороплюсь. Париотти уже проходила. Я прятался в сортире!

— Я ничего не слышала, — прошептала Марианна. — Так вымоталась…

— А ведь она включала свет, даже барабанила в дверь!

— Как всегда…

Наконец она встала, потянулась, села перед ним:

— Принес что нужно?

— Блок и два грамма.

Даниэль включил фонарик. Марианна разглядела подарки, лежащие на столе. Шприц и жгут, во-первых. А еще… Она широко раскрыла глаза. Целый мешок съестного!

— Я видел, какая мерзость в тарелках сегодня вечером, — улыбнулся он. — Уверен, ты и куска не проглотила. Верно?

Даниэль даже принес бутылочку лимонада, такого, какой ей по вкусу. С фонариком вместо свечи они разделили этот странный ужин. Даниэль тоже проголодался.

— И тебе не удалось поесть?

— Да… Времени не было спуститься в столовую.

Насытившись, она вскрыла блок. Все было чудесно. Вот только настал момент платить за пристрастия. Батарейки в фонарике приказали долго жить, пара погрузилась в полутьму. Только неоновый свет в умывальной да горевший во дворе фонарь их спасали от кромешной тьмы.

— Знаешь, о чем я думала перед тем, как заснуть? Вспоминала тот вечер, когда меня привезли сюда… Когда ты мне отдал свои сигареты и зажигалку.

— Ты их сохранила?

Она заколебалась:

— Да.

— Почему?

— Сама не знаю. Может, потому, что это подарок. Подарки не выбрасывают!

Они умолкли на несколько минут. Потом Марианна решилась:

— Я хотела тебе сказать… Насчет сегодняшнего… Спасибо, что выручил меня…

— Я не позволю этим кретинам здесь у меня вершить суд!

— Думаешь, у меня… будут неприятности?

— Нет, ведь я забрал шприц и жгут. Кстати, тот тип, кажется, знает тебя… Тот, со смазливой рожей…

— Да. Он… он был вертухаем в централе Р.

— Как он… нагнал на тебя такого страху? Я никогда не видел, чтобы ты так боялась кого-то.

— Он… был в составе… карательного отряда, когда… Он был хуже всех.

— Понял, — отрезал Даниэль, чтобы прекратить ее страдания. — Теперь все кончено.

Он взял Марианну за руку, та обошла вокруг стола. Даниэль тоже встал. У него было время подумать об этом моменте. Целый час, когда он сидел, глядя, как девушка спит. Ожидал ее пробуждения, позволяя заняться пожару.

Вернуться к прежнему. Простому обмену. Вот что он пообещал себе. Чтобы все было как раньше. До той ночи, когда он преступил предел, зашел в запретную зону.

И все-таки он взял ее лицо в ладони. Все смотрел и смотрел в мягком свете, заливавшем камеру. Достаточном, чтобы любоваться печальной тьмой ее черных глаз. Таких близких.

Не поддаваться. Иначе с ней не будет сладу. Ни слова не говоря, Даниэль надавил ей на плечи, поставил на колени. Тут не о чем говорить. Она и так поняла. Уже принялась расстегивать ему ремень. Только он должен испытывать наслаждение. Она получила, что хотела, пусть больше ни на что не рассчитывает. Одни лишь цепи, чтобы ее обуздать. Даниэль закрыл глаза, не удержавшись, погладил ее по волосам. Почему такое чувство, будто он совершает что-то ужасное? Хуже, чем побои…