"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Я познакомился с родными и коллегами Хелен. Меня растрогало, что все они меня знали, причем не как Гольдмана, писателя, а как Маркуса, друга семьи Гэхаловудов. Давно я не чувствовал себя настолько самим собой, сбросив на пару часов костюм Гольдмана.
Понемногу разрозненные разговоры свелись к одной общей теме — Хелен. Каждый вспоминал о ней что-нибудь волнующее. Когда настал мой черед, меня попросили рассказать, как мы с ней познакомились. Чтобы преодолеть смятение, я попытался шутить:
— Хелен была невероятная. Чтобы иметь честь познакомиться с ней, мне для начала пришлось смириться с Перри. (По толпе гостей пробежал смешок.) Первый раз я увидел Перри два с половиной года назад, когда началось расследование по делу
— Чистая правда! — подтвердил Перри под общий хохот.
— Я ему дал пятьдесят долларов, у него не было сдачи.
— Была у меня сдача, писатель, но вы меня бесили!
Гости веселились.
— Вскоре после этого эпизода, — продолжал я, — Перри наконец понял, что я отличный парень, и пригласил меня к себе на ужин.
— Исключительно из жалости! Вам тогда угрожали.
— Помню тот летний вечер здесь, в этом самом доме, вечер, когда в мою жизнь вошла Хелен. Она открыла мне душу, как мало кто прежде. Она была сама нежность и ласка. Сама щедрость. Она делала мир лучше. Сегодня, друзья, разговаривая с вами о Хелен, я чувствую одновременно отчаяние из-за того, что ее потерял, и благодарность за то, что мне довелось ее знать. Мы не в ладах со смертью. Не нужно забывать, что она — тоже часть жизни. Чтобы ушедшие оставались живыми, о них нужно говорить. Замалчивая из скромности их память, мы хороним их окончательно. Не так давно мне посчастливилось встретить семью Гэхаловудов во Флориде. Мы ужинали у моего дяди Сола, дорогого мне человека. Я был очень рад, что дядя познакомился с Хелен. Если позволите, я хотел бы его процитировать, привести слова, которые он произнес над гробом моей тети Аниты: “Великая слабость смерти в том, что ей подвластна только материя. Против воспоминаний и чувств она бессильна. Она, наоборот, оживляет их, укореняет в нас навсегда, словно говоря в свое оправдание: ‘Да, я многое отнимаю у вас, но посмотрите, сколько вам оставляю’”.
В тот день у Гэхаловудов мое внимание привлекла одна вещь: я не увидел никого из коллег Перри. Единственным представителем сил правопорядка был Лэнсдейн, шеф полиции штата Нью-Гэмпшир, с которым я познакомился во время расследования дела Гарри Квеберта. Я ожидал увидеть десятки полицейских в парадной форме, явившихся поддержать коллегу в его горе. Меня это настолько потрясло, что я даже поделился своим недоумением с шефом Лэнсдейном.
Действовал я тонко: предложил ему поднос канапе с лососем, которые он брал уже дважды, и, пока он жевал, заметил:
— Не вижу ни одного полицейского, кроме вас.
— Вас это удивляет, Маркус? — ответил он, проглотив бутерброд.
— Признаться, да… Где все коллеги Перри?
Шеф Лэнсдейн недоверчиво взглянул на меня:
— А во время следствия по делу Гарри Квеберта вы никогда не задавались вопросом, почему Перри ведет его в одиночку?
— Честно говоря, тогда я не обратил внимания, но теперь, когда вы сказали…
— Обычно полицейские работают в паре и никогда в одиночку. Все. Кроме Перри Гэхаловуда.
— Почему?
— Он вам не рассказывал, что случилось одиннадцать лет назад?
— Нет.
— Неважно, — решил Лэнсдейн. — Я просто хочу сказать, что Перри уже тогда не был особо близок с остальной командой и дело Гарри Квеберта их отношений не улучшило.
— А как это связано с делом Гарри Квеберта?
— Хватит об этом, Маркус. Сейчас не время и не место.
— Вы сказали или слишком много, или слишком мало.
Лэнсдейн огляделся: мы стояли в стороне, подслушать нас никто не мог. И он произнес доверительным тоном:
— Перри буквально силой вырвал себе дело Нолы Келлерган,
его сперва поручили двум другим полицейским. Ситуация была щекотливая, Гарри Квеберт — слишком заметная фигура. Перри убедил меня доверить дело ему. Мы с Перри прекрасно друг друга знали. Я тогда возглавлял уголовный отдел, а уже потом стал шефом полиции штата. Короче, я сделал так, что дело получил он, и коллеги ему этого так и не простили.— Но зачем ему так нужно было расследовать убийство Нолы Келлерган?
— Думаю, в нем он видел возможность искупить вину. Знаете, Маркус, в сущности, за это я вас и люблю. Вы учинили жуткий бардак с этим делом, но помогли Перри что-то поправить в нем самом.
— Что поправить?
— Больше я ничего не могу вам сказать. Если Перри ни разу об этом не упоминал, значит, у него есть на то причина. Пусть сам расскажет.
С этими словами Лэнсдейн развернулся на каблуках и удалился.
Когда последние гости и кейтеры ушли, я остался прибрать в доме. На первом этаже я был один. Девочки легли спать, Перри, как я думал, тоже. Я усердно наводил порядок, чтобы наутро все было чисто: вынул посуду из посудомоечной машины, почистил забытую пепельницу, убрал сервировочные блюда, стоявшие в сушке. Выключил везде свет и уже готов был тихонько исчезнуть. Ночевать я думал в гостинице по соседству, чтобы завтра быть в распоряжении Перри, если понадобится, но не надоедать ему своим присутствием.
Только я собрался уходить, как на кухне появился Перри. Словно восставший из ада. Бледный как смерть, расхристанный. По глазам было видно, что творится у него на душе. Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что поживу какое-то время у них. Перри только буркнул:
— Где простыни от дивана, вы знаете.
Потом подтащил стул и сел. На его языке это означало, что ему надо поговорить. Я налил нам обоим по большому стакану виски. Он замогильным голосом стал рассказывать, как Хелен умерла. Частично я от него об этом уже знал. Впрочем, он успел повторить эту историю, наверно, десятки раз, и ему еще долго придется ее повторять. Каждый разговор, даже самый пустячный, в парикмахерской, в супермаркете или со старым знакомым, случайно встреченным на улице, так или иначе будет заставлять его возвращаться к этой трагедии: “Хелен умерла? А что случилось?” Случилось то, что однажды, возвращаясь поздно вечером с работы, Хелен остановилась на парковке у какого-то фастфуда, видимо, поужинать. Машину поставила, но так из нее и не вышла. Спустя два часа какой-то прохожий заметил в машине тело Хелен, странно навалившееся на руль, и вызвал скорую помощь. Но врачи уже ничем не могли помочь. Было слишком поздно.
Хелен умерла от сердечного приступа. На самом деле инфаркт развивался уже не первый час: на работе она жаловалась на боли в спине и тошноту. Одна из коллег даже пошутила, что беременность в этом возрасте ей уже не грозит, и Хелен от души посмеялась. Она считала, что просто устала: скоро пройдет, наверное, немножко переутомилась.
— Она уже какое-то время была не в форме, — сказал Перри. — Мы и во Флориду поехали, чтобы она немного подзарядила батарейки. Пришлось делать вскрытие, таков закон. Врач сказал, что половина женщин, у которых случается инфаркт, совершенно не замечают симптомов.
Мне показалось, что Перри чувствует себя в чем-то виноватым:
— Вы тут ни при чем, сержант. Вряд ли вы могли что-то сделать.
Он поморщился:
— Не так все просто, Маркус. — Я первый раз слышал, чтобы он назвал меня по имени. — В тот вечер, когда Хелен умерла, она отчаянно пыталась мне дозвониться.
— Я в курсе, — попытался я его утешить, — мне девочки сказали. Вы задремали и не слышали звонок. Со всяким может случиться.
— Да не спал я, Маркус! Я всем наврал! Тогда, вечером, я сидел здесь, на этой самой кухне, и смотрел, как на столе вибрирует телефон. Я сознательно не отвечал на ее звонки.