Совсем не герой

Я почувствовал дискомфорт от толпы. Позвольте ребенку указать на слона в комнате.

Я подумал о том, чтобы остановиться. Я думал о том, чтобы обратиться к публике, о том, чтобы поискать Аннабель, о том, чтобы сказать ее маме: «Все в порядке». Но времени не было, а я не был настолько храбрым.

Мы сели за пианино и заиграли.

Это было одновременно и ужасно, и волнующе. Казалось, мои пальцы двигались сами по себе. Моя нога нажимала на педаль. Джун, сидевшая рядом со мной, с неослабевающей сосредоточенностью следила за своими пальцами. Один раз я ошибся, и она тоже, но обе ошибки были совершены быстро, и мы легко оправились.

Это было приятно. «Ода радости», подумал я и поймал себя на том, что улыбаюсь. Это была радость - создавать музыку из ничего. Я сидел рядом с Джун. Зная, что Натан был здесь ради меня, а Ник ждал меня, так или иначе, как любовника или друга. Я понятия не имел, что произойдет между нами. Я знал только, что хочу еще больше этого чувства - радости. Я скучал по нему всю свою жизнь, и теперь, прожив с ним минуту или две, я не хотел с ним расставаться.

Но музыка закончилась почти так же быстро, как и началась.

Мы с Джун сидели во внезапной тишине, уставившись на клавиши без звука.

– Мы сделали это! – сказал я.

Джун улыбнулась мне, но все, что она собиралась сказать, потонуло в оглушительных аплодисментах. Мы одновременно повернулись лицом к толпе, и у меня отвисла челюсть.

Они хлопали всем, но на этот раз они были на ногах. Они подбадривали и кричали. Заслуживали ли мы такого внимания только из-за наших рук? Часть меня хотела сказать «нет», но тут Джун подняла меня на ноги. Мы повернулись к толпе, и она поклонилась, как будто это был Карнеги-Холл. Как будто мы действительно были звездами. Или героями.

И все, что я мог сделать, это рассмеяться.

ОСТАВШАЯСЯ половина концерта прошла как в тумане. Я едва слышал, как старшие ученики исполняли свои произведения. Я наклонился поближе к Нику. Он перегнулся через мои колени и взял меня за руку.

Радость.

Когда все закончилось, все собрались в фойе, улыбаясь и поздравляя друг друга.

– Просто блестяще!
– восхищался Натан, хлопая меня по спине.

Явное преувеличение, но я не возражал. Вскоре после этого меня нашел мой папа и крепко обнял.

– Ты был великолепен, сынок.

– Я не знал, что ты здесь. Ты слышал, как я играю?

– Я бы этого не пропустил.

Он отпустил меня, и я огляделся в поисках мамы, но я уже знал, что не найду ее.

– Нам нужно поговорить, - сказал мой отец, внезапно помрачнев.
– Как насчет того, чтобы я тебя подвез? Мы можем поговорить по душам у тебя дома за чашечкой горячего шоколада?

– Конечно, папа.

Я не мог сказать, испытал ли Ник разочарование или облегчение, когда я сказал, что меня подвезут домой. У меня было ощущение, что он тоже не был уверен. Я помахал на прощание Натану и Джун и направился к двери вместе с отцом. Мы были уже на полпути, когда раскрасневшаяся женщина подвела ко мне свою дочь с косичками.

– Я хочу извиниться, - сказала она.
– Аннабель не имела в виду...

– Все в порядке, - сказал я и с удивлением понял, что это правда. Я не возражал.
– Для детей нормально быть любопытными.
– Я посмотрел на девочку. Ей было не больше четырех лет. Как она могла понять? Я присел на корточки, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Ты можешь спросить, - сказал я.

Она неуверенно взглянула на маму. Матери было явно не по себе, но она кивнула. Аннабель оглянулась на меня.

– Где твоя рука?
– Прямолинейная, как Ник. Это заставило меня улыбнуться.

– У меня никогда ее не было. Когда я был в животике у моей мамы, что-то пошло не так, и моя рука так и не выросла.
– Не совсем верно, но достаточно похоже на то, что нужно для такого маленького ребенка, как она.

– Что пошло не так?

– Это называется амниотический бандаж.

– Похоже на резинку?

– Да, вообще-то. Похоже на резинку.

– Твоя мама проглотила одну?

– Ну, нет…

– Однажды я обмотала палец резинкой, и он начал синеть, и мама сказала, чтобы я этого не делала, потому что это вредно для здоровья.

Она была такой серьезной. Я изо всех сил старался не рассмеяться.

– Кровообращение.

– Цирку-ляция?

– Совершенно верно. Так оно и было, но когда я еще был у мамы в животике.

Она с нескрываемым любопытством посмотрела на мою культю.

– Больно?

– Совсем нет.

– Можно мне ее потрогать?

– Если хочешь.

Она потянулась и ущипнула меня за округлую часть руки. Что бы ее ни интересовало, она кивнула, явно удовлетворенная.

– Хорошо. Скажи своей мамочке, чтобы не глотала резинки.

На этот раз я действительно рассмеялся.

– Так и сделаю.

Глава 13

МЫ были на полпути к дому, когда в машине моего отца начала работать печка. По дороге он часто откашливался, из чего я понял, что, о чем бы он ни хотел поговорить, это заставляло его нервничать.

– Не могу поверить, что мама не приехала, - сказал я. Это была небольшая ложь, но мне показалось, что так было правильно сказать.

Мой отец поморщился.

– Я не могу поверить во многое из того, что делает твоя мать.

Я никогда не слышал, чтобы мой отец говорил что-то негативное о моей маме, и все же, оглядываясь назад, я понимаю, что на самом деле никогда не слышал, чтобы он защищал ее. Всякий раз, когда она отпускала в мой адрес одно из своих необдуманных замечаний, отец оказывался рядом, хлопал меня по спине и предлагал сходить куда-нибудь поесть мороженого.

Ты его раскормишь, не раз говорила мама.

Но отец ни разу не прислушался к ее словам.

Вернувшись домой, я поставил ковшик на плиту и налил в него молока. Я помешивал, пока по краям не появилась пена. Я достал кружки и какао-порошок и все это время думал о своем детстве. Я подумал о том, что потратил столько лет, пытаясь угодить своей маме, и все это время мой папа молча наблюдал за мной, принося мне маленькие подарки за ее спиной.

Папа взял свою кружку с какао, я - свою, и мы сели за обеденный стол. Папа обхватил кружку ладонями, чтобы согреть их. Я вспомнил, как Джун говорила, что это единственное, по чему она скучала, из-за того, что у нее не было правой руки. Я вспомнил, сколько раз видел, как мой отец делал это, склонившись над кружкой, чтобы пар щекотал ему нос.