Совсем не герой

И он ушел.

– ПОСЛЕ долгих лет разговоров о том, как красив Колорадо, уверена, что он не произвел на меня впечатления.

Это было первое, что сказала мама, когда вошла в мою квартиру. Мы не виделись четыре года, и это было лучшее приветствие, на которое она была способна.

– Сейчас зима, м-мам. А чего ты ожидала?- спросил я.

Она сняла пальто и передала его мне, чтобы я разобрался с ним.

– Чего-нибудь получше. И пробки ужасные. Правда, Оуэн, я не вижу ничего привлекательного.

Я повесил ее пальто на один из крючков у двери.

– По-моему, очаровательно, - сказал мой папа, заключая меня в объятия.
– Тебе идет.

– Спасибо, папа. Ты нашел хороший отель? Уже зарегистрировался?

– Да, никаких проблем. По-моему, хорошее место.

– В первом номере, который нам предоставили, пахло сигаретным дымом, - сказала моя мама.
– Я позвонила и пожаловалась, и они перевели нас в другой номер, но там пахнет так же отвратительно, как и в предыдущем.

Улыбка моего отца была натянутой, прилипшей к его лицу, как пластиковая маска на Хэллоуин, хрупкой и ненастоящей.

– Ну, это продлится всего два дня. Я думаю, мы справимся.

В этот вечер я заказал ужин. Ник предложил приготовить ужин для нас. На самом деле, он предложил быть со мной каждую минуту, пока я буду с мамой, но я отказался. Я не хотел, чтобы он видел меня с ней. Я не хотел, чтобы он стал свидетелем унижения и презрения, которые она изливала на меня с каждым вздохом, хотя он и решил подняться наверх, чтобы встретиться с ними.

Мой отец был искренне дружелюбен и полон энтузиазма в своем приветствии, но моя мать была, как всегда, сдержанна.

– Я надеюсь, ты не слишком близок с ним, - сказала она мне, когда он ушел и мы устроились за кухонным столом, чтобы поесть.

– П-почему это?

– Подумай. Такой красивый молодой человек, и все же он не женат?
– Ее губы скривились от отвращения.
– Он, вероятно, один из них. Последнее, что тебе нужно, это общаться с людьми, которые плохо влияют на тебя в этом плане.

– Он п-п-приятный человек, мам.

– Ну, мы знаем, что все, что нужно сделать парню, это притвориться, что ты ему нравишься, и ты сделаешь все, что угодно. Прямо как с Джереми Брюэром.

Мои щеки вспыхнули от унижения. Это было так типично для нее - выплеснуть мне в лицо историю с Джереми. Да, он вел себя как мой друг. Он целовал меня и прикасался ко мне, но когда мы оказались под трибунами, затаив дыхание в объятиях друг друга, он повернулся ко мне спиной. Ник никогда бы так не поступил.

И все же семя сомнения, посеянное моей матерью, было там, под слоем моего стыда. Он отталкивал меня снова и снова. Возможно, дело было не в ВИЧ или его нелепом чувстве благородства. Возможно, я действительно был таким жалким, как говорила моя мать.

– Что это, кстати, такое?
– спросила мама, просматривая коробки на столе.
– Пахнет ужасно.

– Я думал, тебе нравится китайская кухня.

– Я люблю хорошую китайскую кухню.
– Она отодвинула тарелку.
– Не понимаю, почему мы не можем сходить куда-нибудь.

– Оуэн уже заплатил за это, - сказал мой отец.
– В любом случае, мы пришли сюда, чтобы увидеть Оуэна, помнишь? Чтобы провести немного времени с нашим сыном.

– А мы не можем проводить с ним время и в то же время прилично поесть?

– В ресторанах так шумно, Валери. Особенно по пятницам. Здесь более уютно.

Это была хорошая попытка, но ничто не могло спасти мое достоинство. Во рту у меня был привкус грязи. Я с трудом заставлял себя глотать. Несмотря на все это, мой отец пытался поддерживать светскую беседу, расспрашивая меня о Такер Спрингс, моей работе, друзьях. На какую бы тему мы ни заговаривали, мама продолжала источать презрение.

– И теперь ты учишься играть на пианино!
– с улыбкой сказал папа.
– Это чудесно.

– Это нелепица, вот что это такое, - пробормотала мама.

Мой отец проигнорировал ее.

– Расскажи мне об этой девушке, с которой ты выступаешь на концерте.

Но это было бесполезно. Мои ответы становились все более и более путаными, а язык с каждым тиканьем часов ворочался все тяжелее. Когда они, наконец, встали, чтобы уйти, я чуть не заплакал от облегчения.

– А что, если мы все вместе поедем завтра в центр города?
– спросил папа, стоя в дверях.
– Сначала мы можем пообедать, а потом ты сможешь провести некоторое время, показывая нам окрестности перед концертом.

Это было последнее, что я хотел сделать, но спорить означало бы говорить.

Остался всего один день, сказал я себе. Проведи с ними один день, потом отыграй сольный концерт, а потом они разойдутся по домам, и все будет нормально.

Проблема была в том, что я не знал, что такое норма.

СЛЕДУЮЩЕЕ утро выдалось ясным и пронизывающе холодным. Ясные зимние дни часто были самыми холодными в Колорадо, и этот, казалось, был полон решимости доказать это. Холодный воздух обжигал мои голые щеки, когда я вел родителей через Квартал фонарей.

Я пригласил их пообедать в «Вайб», потому что это был единственный ресторан в округе, с которым я был знаком. Я знал, что моей матери он не понравится, но я не мог придумать ни одного места, которое могло бы ей понравится.

Она огляделась с явным неодобрением.

– Это что, макраме?
– Она с отвращением сморщила нос при виде широких джутовых занавесок, отделявших барную стойку от зоны отдыха.
– Похоже, это здесь с семидесятых годов. Готова поспорить, их никогда не чистили. Только подумай, сколько в них, должно быть, живет пылевых клещей.

– Я бы предпочел не думать ни о чем подобном, - пробормотал мой отец.

Я запинался, делая заказ, чувствуя на себе осуждающий взгляд матери. Мы с отцом почти не разговаривали во время еды, но мама говорила много. Хлеб был слишком сухим, а картошка фри - слишком сырой. В аквариумах плохо пахло, а туалеты были слишком грязными. Так было всю мою жизнь. Моя мать никогда не видела солнца. Она видела только тени, куда бы ни повернулась. После этого снова наступил обманчиво яркий солнечный день.