Союз Тигра и Дракона

— Не шуми. Именно здесь, в обведённом пространстве запах наиболее силен. Тут пролились благовония. И тут ещё что-то дальше, подожди…

Теперь под рукой Сюаньженя проступил иероглиф «лун», «дракон».

— Ван Лун? Повелитель драконов?

— Похоже на то, но… постой! Что ещё за пятно? Вот же дурак! Чуть не ошибся!

Сюаньжень наклонился над первым иероглифом, внюхался, снова напомнив Шэну мышкующую лисицу, и наконец вывел ещё один знак между нижней и средней поперечной чертой.

— Так это не «ван», это «юй»! ??? Юйлун?[1] Но это не фамилия…

— Ну да. Она не стала писать фамилию убийцы.

— Почему?

— Потому что это была её собственная фамилия. В одном семействе часто называют детей похожими именами. У меня есть братцы — Сюаньюань, Сюаньгун и Сюаньцин. Отец — Юань, дед был Линь Ань. Но иногда в иных родах одинаково называют отца и сына, также меняя только один иероглиф имени. В семейке Бай может быть традиция называть детей именами, начинающимися на один иероглиф «юй», «яшма». Её звали Юйлинь. Итак, убийца — Бай Юйлун.

— Зачем ты вообще меня взял, если мог сам справиться?

— Затем, что теперь надо быстро узнать, кто это и понять причину убийства, — Сюаньжень потянулся и встал в полный рост. — Я полагаю, это брат убитой. Но почему он прирезал сестрицу? Уточни это у духа Бай Юйлинь и поскорее, уже полчаса прошло. Конечно, можно навести справки и при дворе — дедовским методом опроса свидетелей, но если ты не хочешь, младший, ждать должности месяцами и после протирать штаны где-нибудь в замшелом цензурном комитете или переписывать бумаги в унылой канцелярии, то поторопись. Это наш шанс.

— Шанс на что?

Сюаньжень смерил Шэна внимательным взглядом.

— Ты, младший, видимо, в Лояне никогда не интересовался политикой, да?

Ван Шэн пожал плечами.

— Нет. К чему она мне?

— Тогда слушай, и я щедро поделюсь с тобой интересными сведениями. С начала правления нашего императора, с первого года эры Кайюань и до нынешнего седьмого года сменились шестнадцать канцлеров. Чэн Си не просидел и полугода, Лю Юцю, Цуй Ши, Лу Сянсянь, Сюэ Хэ, Вэй Чжигу и Доу Хуайчжэнь менялись императором через пару месяцев. Сяо Чжичжун и Го Юаньчжэнь и месяца не продержались. Чжан Юэ ушёл со скандалом, только Яо Чон был канцлером три года, но в итоге впал в немилость. Лу Хуайшэнь — то же самое. Сун Цзин и Су Тин в этом году сняты с постов. Так как ты полагаешь, сколько продержатся Юань Цяньяо и Чжан Цзячжэнь?

— Понимаю…

— Это наш шанс быть замеченными самим императором. Мы должны произвести на него впечатление. Это даст нам возможность заниматься интересным делом… за казенный счёт. Так что — не теряй время.

— Хорошо, но дух… то ли откликнется, то ли нет! В тот раз дух убитой девицы не отозвался!

Сюаньжень зевнул.

— Сначала попробуй. Опросить свидетелей всегда успеем.

Ван Шэн вздохнул и опустился на колени перед памятной дощечкой покойницы, установленной, видимо, служанкой на домашнем алтаре. Сюаньжень поспешно прикрыл длинный нос ладонью и вытащил веер, но внимательно уставился на Шэна. Тот сидел несколько минут абсолютно неподвижно. Потом покачнулся, но снова замер. Прошло несколько минут.

Сюаньжень, заметив, что трупный дух выветрился, подскочил с Ван Шэну и схватил его за плечо.

— Ну что? Отозвался?

— Ну и хватка у тебя, — Шэн с досадой потёр плечо.

— Да говори же!

— Никакой это не брат. Юйлун — племянник убитой. Ему шестнадцать. Он задолжал в притоне деньги и обокрал тётку. Та поняла, что это он украл её драгоценности, и пригрозила Юйлуну, что сообщит обо всём его отцу, своему брату. Тут племянничек на тётку и кинулся…

— Шестнадцать лет? Молодой, да ранний! Ладно, всё ясно, пошли в зал. Ещё успеем курятиной полакомиться. Я так голоден…

— Старший! — по дороге в зал банкета Шэн остановил Сюаньженя. — А я… могу спросить?

— С чего бы тебе об этом осведомляться? — удивился Сюаньжень. — Просто спроси и всё.

— Ну, это личное. У тебя… уже была женщина?

Сюаньжень остановился и вздохнул.

— Да. Я вырос в богатом доме, где для сотни молодых служанок единственный путь наверх — это приглянуться молодому господину и стать его наложницей. Некоторые просто услужливы, пытаясь быть замеченными, но некоторые идут ещё дальше. Я обнаружил одну такую в своей постели ещё три года назад. Но, как сказал Кун-цзы: с женщинами и низкими людьми трудно иметь дело: если с ними сближаешься, они наглеют, а если от них удаляешься, они ненавидят тебя. Кун-цзы ведь тоже не всегда неправ. Но настоящая истина прозвучала не из уст Кун-цзы. Мой названный отец Чень Цзинлун сказал, что пока не соединятся души мужчины и женщины, не стоит соединять и тела.

* * *

[1] Юйлун ?? яшмовый дракон

Глава 15

«Хуань». ? Разлив

Глупо останавливаться на достигнутом,

не достигнув возможного.

Чень Сюаньжень и Ван Шэн появились в зале банкета спустя половину испрошенного Сюаньженем у императора времени, в час «Ю-цзи»[1]. На обратном пути они говорили не только о женщинах. Ван Шэн заметил, что им вовсе не следует разглашать сведения, доверенные ему мёртвым духом: их можно лишь высказать, как допущение, но ссылаться на такого обвинения никак нельзя. Иначе его, Ван Шэна, сочтут безумцем.

Сюаньжень не спорил. Это было разумно.

При их появлении в зале воцарилось гробовое молчание. Заговорил только император.

— Значит ли ваш приход, что дело уже раскрыто?

Сюаньжень не ответил, он задумчиво потёр лоб ладонью, словно размышляя о создании даосской пилюли бессмертия. По залу же уже пробежали шепотки:

— Что за нелепость? Лучшие следователи работали — и ничего, а тут два щенка…

— Нахальные мальчишки! Сразу было ясно, что ничего не выйдет…

Шёпот в зале становился всё громче, но Чень Сюаньжень, похоже, не стремился прервать его. Он напустил на себя смущенный и немного задумчивый вид, точно в чём-то проштрафился, и Ван Шэн впервые мог оценить не только ум этого человека, но и его актёрский талант. На самом деле шельмец просто дожидался момента, когда всеобщее внимание будет приковано к нему одному.

Дождавшись, чтобы в недоумении поднялись и приблизились к нему оба канцлера и сам император, нахал, наконец, заговорил. Заговорил со сдержанной, но истинно театральной жестикуляцией, четкой дикцией актёра и наглой лисьей ухмылкой.

— Дело не раскрыто, ваше величество. Но не раскрыто оно потому, что в этом деле… просто нечего раскрывать. — Сюаньжень виновато развёл руками. — Ещё в ту минуту, когда господин канцлер Чжан Цзячжэнь сообщил, что в руке госпожи Бай был зажат флакон с благовониями из белого жасмина, и большой палец её правой руки лежал на донышке пустого флакона, ничего нераскрытого в деле уже не осталось.

Император и канцлер переглянулись. Сюаньжень продолжал витийствовать.

— Всем известно, что основой для благовоний из жасмина являются алое и дикий мёд. Эти благовония тягучие и густые, их так просто из флакона не выльешь. Где же благовония? Госпожа Бай была богата, жила при дворе и держать при себе пустой флакон не стала бы: служанки позаботились бы о своевременном наполнении флаконов косметическими притираниями и благовониями. Стало быть, в руке госпожи Бай был полный флакон, а после её смерти он опустел.