Союз Тигра и Дракона

[2] Час обезьяны, с 3 до 5 часов дня.

Глава 16

«Сяо-го». ?? Малое превышение

Плохое пройдет, а опыт, полученный в трудные дни,

навсегда останется с вами.

Имперский судебный магистрат был не столько расследующей, сколько ревизующей структурой. Сюда со всей империи стекались сведения обо всех крупных преступлениях, и те из них, что могли спровоцировать недовольство на местах или того хуже — вызвать беспорядки, — немедленно переходили в ведение магистрата.

Обычно сюда получали назначение самые опытные чиновники, прослужившие в судебных органах не один десяток лет и приобретшие солидный опыт расследования преступлений. Жалование в магистрате было в три раза выше, нежели в академии, и составляло двести даней, и служебная квартира в лучшем, Центральном, районе столицы тоже существенно увеличивала список преимуществ. А стоило прибавить сюда шесть цинов площадей «служебных» полей и восемь — наследственных, и это на низшем для магистрата, шестом ранге, как становилось понятно, что служба здесь была пределом мечтаний любого судейского чиновника.

Однако, как давно было замечено мудрыми, одна горошина мышиного помета портит целый котел отменной рисовой каши. Возглавлял ведомство господин Сю Бань, старый и опытный законник, человек неглупый и приличный. Как истинные конфуцианец, он полагал, что отсутствие постоянства в радости и горе — это болезнь, стремление к аморальным удовольствиям — болезнь, одержимость одним человеком — болезнь, возвеличивание себя через унижение других и злоупотребление дозволенной властью — болезнь.

Ну и что же тут дурного, спросите вы, и причём тут мышиный помёт? Увы, горошинами мышиного помёта были для магистрата две его дочери, погодки Сю Чуньхуа и Сю Чуньшен. Обе носили роскошные жюцуни[1], а в объемные сложные прически втыкали драгоценные шпильки с цветами из шёлка. На лицах обеих неизменно был толстый слой белил и яркие румяна, помадой они придавали рту форму цветка с четырьмя лепестками, а брови выделяли насыщенным чёрным цвётом в модных формах «утка-мандаринка», «усики мотылька» и «тёмный туман».

«Утка-мандаринка» придавала лицу Чуньхуа изумленное выражение, даже тогда, когда она справляла нужду, «усики мотылька» превращали её лицо в театральную маску бога Грома, а «тёмный туман» на лице Чуньшен неизменно вызывал у пожилых сотрудников магистрата, не привыкших к новейшей моде, вопрос, почему это дурочка не может умыться, если ей на лоб нагадили воробьи?

Однако вид девиц был ничто в сравнении с их интересам к убийствам: они постоянно расспрашивали подчиненных отца о деталях следствия, кои разглашать, в общем-то, было, запрещено, и имели глупость рассказывать о них подругам, давали советы по расследованию, почему-то будучи убежденными, что само появление на свет в семье законника сделало их самих сведущими в законах.

Подчиненные господина Сю Баня не спорили с женской дурью, и лишь порой, дома, позволяли себе срываться, швырять о стенку предметы чайного сервиза и орать, что мочи их больше нет терпеть этих дурочек!

Обеим девицам было уже девятнадцать и восемнадцать, и, понятное дело, обе хотели замуж. Их отец, господин Сю Бань, понимал сложность стоящей перед ним задачи, и уже три года настойчиво искал дочерям женихов. Увы, как уже было сказано, в его ведомство попадали только люди в годах, обремененные, как следствие, не только жизненным опытом, но и женами, наложницами и детьми. Молодые же люди, сыновья его друзей и приятелей, хоть и рады были породниться с уважаемым главой Имперского судебного магистрата, на смотринах невест зримо мрачнели и спешили найти любой приличный предлог для отказа от брака.

И неудивительно, что когда главу магистрата вызвали во дворец на аудиенцию к императору и сообщили, что в его ведомство прибудут два новых следователя — цзиньши цзиди, обладатель первой степени императорского экзамена, девятнадцатилетний Чень Сюаньжень и чжуанъюань, семнадцатилетний Ван Шэн, Сю Бань и не подумал выразить неудовольствие молодостью и неопытностью предлагаемых ему кадров. Напротив, он от души поблагодарил его величество: ведь магистрату просто необходимы молодые, легкие на подъём сотрудники!

Про себя Сю Бань с надеждой подумал: «Что если удастся пристроить его девочек замуж за этих гениев?» Однако матримониальные планы не помешали ему расслышать наказ императора: молодые люди должны расследовать знаменитое дело о красной удавке, которое будоражило всю столицу уже два месяца. Глава магистрата поклонился и выразил готовность принять новых чиновников и загрузить их работой немедленно.

По возвращении в магистрат Сю Бань сразу распорядился о зачислении на жалование императорских протеже, позаботился он и о том, чтобы им были выделены квартиры — через квартал от его собственного дома. Сначала надо познакомиться с этими юнцами, о родстве осведомиться да о вкусах, решил он, посмотреть, что они понимают в следствии, а потом, на день Очищения[2], Сю Бань запланировал свести юнцов с дочерями за праздничной трапезой.

План казался ему разумным и безупречным, но ровно до того мгновения, когда на пороге возникли два новых следователя. Первый, ростом семь чи и восемь цуней[3], головой задевал дверные проёмы и имел плечи в пять чи шириной. Вылитый Гао Чангун[4]. Но воинское сложение не шло ни в какое сравнение с лицом: в глазах молодого следователя проступал лисий ум, а губы кривила нагловатая ухмылка. «Слишком умён, чтобы предпочесть Сю Чуньхуа и Сю Чуньшен. Такой и на принцессе не женится», — с тоской подумал Сю Бай.

Второй оказался писаным красавцем, «прекрасным белым нефритом». Такие, подобно Пань Аню, по улице проехать не могут без того, чтобы их повозку не закидали фруктами[5], но они же, подобно Суй Юю, чертовски переборчивы[6].

Однако внешность — это всего лишь внешность. Эти молодцы, подумал Сю Бань, стали победителями имперских экзаменов, значит, толковы и честолюбивы, и кто знает, не готовы ли они породниться с начальником, если выпадет такой шанс? Сам Сю Бань, сказать честно, невысоко оценивал молодых мужчин, ошивающихся в знатных родовитых домах в надежде приглянуться чьей-либо дочке, однако в данном случае готов был смириться с чужим честолюбием.

Между тем Чень Сюаньжень осторожно принюхивался к магистрату и его служащим и пришёл в недоумение. Здесь царила странная атмосфера: без особой зависти и взаимной неприязни, но с кисловато-зловонным душком уныния, напоминавшим запах тухлой рыбы. Откуда бы ему взяться?

До того Сюаньжень и Шэн осмотрели казенную квартиру и остались довольны: два их флигеля оказались объединены одним двором, в котором были насажены плодовые деревья, на искусственно сделанном возвышении — выстроена беседка, где так приятно выпить чаю весенними вечерами. Внутри флигелей царила роскошь: дорогая мебель и посуда, ширмы с древовидными пионами и начищенные до блеска медные жаровни. Господин Сю Бань лично провел их по новым апартаментам, был вежлив и внимателен, словно родной отец, беспокоящийся о любимых сыновьях. Жаловаться было не на что.

Едва они появились на службе, господин Сю Бай снова тепло приветствовал их и тут же передал им поручение его величества: расследовать дело о красной удавке. Этим делом занимался один из сотрудников магистрата, потом ему дали в помощь второго, но дело застопорилось.

Чень Сюаньжень вежливо попросил посвятить их в подробности. Чиновник, который вёл дело, Лао Женьцы, с готовностью кивнул, выразив полную готовность рассказать обо всём.

Сю Бань устроился на стуле рядом и постарался стать как можно менее заметным.