Спасите, мафия!
Шрифт:
— В прямом, — поморщился наш Скупой Рыцарь, видать, решивший раскошелиться. — Если ты сама будешь выбирать, получится как с футболками! Так что я тоже еду.
— Ладно, — растерянно пробормотала я и, вспомнив, что он сам ко мне вообще-то подошел, решила проявить вежливость и спросила: — Я Вас перебила, но Вы же мне что-то сказать хотели, потому и подошли?
— Ничего, — бросил Хибари-сан и помчал в конюшню. И что это было? Ответа я, наверное, никогда не узнаю. Печалька.
Вскоре к конюшням подошли весело болтавшие Ямамото и Рёхей, и мечник пошел за Ладой, а боксер побежал в сарай за своим любимым советским великом. Хибари-сан вышел из конюшни, ведя в поводу довольно строптивого рыжего коня по кличке Мемфис, которого он давным-давно оккупировал и ездил исключительно на нем, и мы молча начали ждать остальных. Вскоре подрулила оставшаяся мафия с моими сестрами, и через некоторое время мы все собрались в кучку, благодаря чему я поняла, что едут все. Маньку, эту «бережливую» личность, такой расклад
— Кажется, едет куда больше народу, чем планировалось! Интересно, что заставило поехать нашего Облачного одиночку?
— Не твое дело, травоядное, — бросил Хибари-сан и, вскочив в седло, пришпорил Мемфиса. Я даже не удивлена! Он поедет с нами в одном автобусе, но в то же время он поедет в город сам по себе… Где у человека логика? Вся в шпионаж ушла, ага… То бишь в разведку.
Не обращая внимания на ехидные замечания Бэла, я тоже взгромоздилась на коника и скомандовала:
— Вперед, народ, к свершениям! А то опоздаем. Мы заочники, так что нам все эти празднества посещать не обязательно, но учебники надо получить, так что вперед и с песней.
— Ты же не любишь петь в толпе, — съязвила Ленка.
— А я вашим дирижером буду, — усмехнулась я, и мы всей гурьбой поскакали к деревне.
Наконец-то Рёхей мог не сдерживаться, потому что мы вскоре перешли на галоп, и крутил педали «от всего сердца», да так, что я даже начала волноваться, не рассыплется ли древний велик от его усердия, но он ведь был сделан в СССР, а не в российском подвале корейцами, так что сие испытание выдержал. Вскоре мы, сбагрившие коняг тете Клаве, перезнакомившейся со всеми, кроме Хибари-сана, как привязавшего коня, так и свалившего с участка, стояли на остановке и ждали вечно опаздывающий автобус. Я достала из кошелька деньги, выдала Мане, почему-то любившей оплачивать проезд (мазохистка, что ли? «Кровные» свои отдает, с ее-то «бережливостью», и кайф ловит), и, прибившись к Ямамото, прислушалась к его разговору с Савадой. Тсуна вещал что-то о том, что надеется больше не пересечься в транспорте с козой, а его друзья хихикали и давали «полезные» советы по охране ценного имущества в виде бронированного пиджачка от несомненно очень острых и опасных зубов русских коз. Такая веселая болтовня вывела меня из печали, и я включилась в разговор. Вскоре подъехал беленький, а вернее, грязненький, с просветами бело-серого ПАЗик, и мы, вмявшись в него, проперлись в самый конец салона. В этот раз народу в процессе поездки набилось так много, что я чувствовала себя селедкой в бочке, ну, или бычком в томате, и думала, что если еще хоть один человек вомнется, мои внутренности из ушей наружу вытекут. Маня же громко, на весь салон, возмущалась, говоря, что потому она и ненавидит общественный транспорт, что то один олень ногу отдавит, то другой в бочельник пихнет. Скандала удалось избежать лишь потому, что Маню заязвил Фран, и она переключилась на него, и в результате всю дорогу я, стоявшая недалеко от зеленоволосого парня и зажатая между Ямамото, Тсуной, Рёхеем и Мукуро, выслушивала препирательства сестры и семнадцатилетнего иллюзиониста с пунктиком на ехидстве. Наконец, автобус добрался до города, пересчитав все кочки и собрав с остановок всех страждущих, и мы дружной лавиной выпали на относительно свежий воздух. Я поправила пиджак, галстук и, поморщившись, пробурчала:
— Первое сентября, блин! Чего народу дома не сидится?
— Да ладно, нам вот тоже не сиделось, — рассмеялся Такеши и предложил мне руку. Уцепив его под локоть, я тяжко вздохнула и спросила:
— Ну что, народ, кто куда пойдет? Мы с сестрами в разных местах учимся. Маша довольно далеко отсюда, а мы с Леной — в разных корпусах одного института, в паре кварталов от остановки.
— Я с тобой, — подал голос Такеши, и к нему присоединились Рёхей, Мукуро и Тсуна.
— А я с Машей-чан, — улыбнулся Бьякуран и по-хозяйски приобнял мою сеструндию.
— Э-э-э! — возмутилась та, выкручиваясь из цепких объятий Зефирки, так и не полюбившей русское лакомство с подобным названием, из-за чего я постоянно пекла ему его любимые меренги. — Ты руки-то не распускай, а то и в глаз заработать можешь! Тоже мне, фамильярности какие!
— Маша-чан так мило сопротивляется, — рассмеялся Бьякуран и еще крепче обнял мою сестру.
— Ты руки-то убери! — встрял Гокудера с хмурым видом, вынув руки из карманов брюк. — Если женщине неприятно, лучше не лезь.
— А то что? — хитро вопросил вождь Мельфиоре.
— А то я тебе ща как засвечу сумкой по самому больному месту! — рявкнула Манька, и Бьякуран ее тут же отпустил. Ага, понял, что она не шутит, молодец…
— Кто же знал, что ты страдаешь андрофобией? — съехидничал предводитель монохромных «Спеллов», непрозрачно намекая на боязнь мужчин (ибо она так называется), а затем добавил: — Или это контрелтофобия?
О, он ее еще и в боязни сексуальных домогательств обвинил… Ну всё, сейчас он огребет… Причем не от Мани — ей такие «оскорбления» по барабану…
— Если человек не знаком с симптомами заболеваний, — ожидаемо резко высказалась Ленка, сложив руки на груди и сверля Бьякурана раздраженным взглядом, — ему не стоит ставить диагнозы! Глупо говорить о фобиях по
единичному случаю неприятия человеком насильственных действий в свой адрес, и гораздо логичнее было бы задуматься о том, что подобные действия, а не болезнь, виной агрессивному поведению того, кого обвинили в фобии…— Я просто пошутил, — с милой лыбой перебил ее Бьякуран. — Без улыбок жить на свете скучно, а на роль психиатра я и не рассчитывал — это мне неинтересно. У нас другие кандидаты есть.
Он бросил хитрый взгляд на Бельфегора и, замерев слева от всё еще бурлившей праведным гневом Маньки, обратился к ней:
— Ну так что, Маша-чан позволит мне ее сопровождать?
— Маша-чан мечтает из тебя чучело для метания ножичков сделать, — хмыкнула Маня. — Но ежели ты этого не боишься, вперед. Я всё равно не смогу тебе запретить идти туда, куда ты захочешь.
— Верная позиция, — разулыбался этот мастер интриг и хитро покосился на Гокудеру. Тот зло сверлил Зефирного провокатора взглядом, явно борясь с собой, а затем тихо спросил у Тсуны:
— Джудайме, Вы будете в порядке, если?..
— Конечно, — перебил его довольный Савада и кивнул. — Иди с Машей-сан.
— Надо присмотреть за этим извращенцем! — пояснил Хаято, а Манька воззрилась на него, как на чудо чудное, диво дивное, и я подумала: «Только промолчи, только промолчи!» Либо у меня есть дар внушения, либо на моей моське всё это было аршинными буквами написано, либо Манька, что вероятнее всего, была совсем не против компании Хаятыча и понимала, что стоит ей съязвить, как он взбрыкнет и останется с боссом, но факт на лицо — Маня рта не раскрыла, и Хаято, подрулив к ней, отпихнул ее от Бьякурана и встал между ними, засунув руки в карманы.
— Как некультурно, — протянул Джессо, явно довольный результатом своих действий и ехидно ухмылявшийся. Но стоило лишь ему рыпнуться, чтобы занять место справа от Маньки, как туда подрулил Франя и с апатичным видом выдал:
— Я иду за краской, лишь за краской, а ты мне расскажешь, где ее найти.
— Лады, — усмехнулась Маня и, поправив сумку на плече, скомандовала:
— Тогда вперед. В три у рынка встречаемся с теми, кому нужны теплые шмотки.
Я окинула взглядом толпу мафиози и с облегчением обнаружила одиноко стоявшего на краю остановки Хибари-сана, который наверняка сие объявление слышал. Мы с Ленкой синхронно кивнули, и наша толпа разбрелась в разные стороны. Куда-то во дворы, в сопровождении Бельфегора, спрятавшего руки в карманы куртки и всем довольного, и Скуало, шествовавшего с выражением лица «я бы всех сейчас прибил, жаль, ядерную бомбу заело», потопала Ленка, а к автобусной остановке для «внутригородского» транспорта поскакала Маша, оказавшаяся между пофигистичным Франом без Лягуха и злющим Гокудерой, рядом с которыми шли Дино и Бьякуран соответственно. Я же почапала к находившемуся в двух кварталах правее институту в сопровождении всех остальных, явно нервничая и вцепившись в руку мечника, как утопающий в соседа. Хибари-сан на полпути от нас отделился и куда-то запропал, но я его и не искала взглядом, уставившись на пыльный асфальт и надеясь, что сегодня обойдется без нападок в мою сторону от моих институтских «доброжелателей», но надежды было, если честно, мало. Мне ведь по барабану, кто меня как заязвит — я привычная и просто игнорирую такие фортели, а вот наши холеричные мафиози вряд ли промолчат, и это несколько напрягало. Особенно я волновалась за реакцию Мукуро и надеялась, что он куда-нибудь свалит, но иллюзионист с любовью к садизму уходить не собирался и шлепал слева от нашей группы — чуть в сторонке, но явно не намереваясь увеличивать это расстояние.
Вскоре мы добрались до трехэтажного здания, облицованного серым кирпичом, и я вяло спросила:
— Тут не подождете?
— Не-а, — усмехнулся Ямамото и потащил меня к темно-коричневой деревянной двери вверх по ступеням широкого крыльца. Я не сопротивлялась, ибо смысла в этом не было никакого, и вяло размышляла, как мне предотвратить конфликт, если он всё же случится.
Вскоре мы оказались в холле моего родного института — светлом, просторном, с выкрашенными в бежевый цвет стенами и желтоватым полом, выложенным мелкой плиткой. Справа располагался ненужный нам гардероб, где ныкался старенький охранник, болтавший с пожилой гардеробщицей, а слева — доска объявлений, и я, подрулив к ней, внимательно изучила вывешенную информацию. Не найдя ничего интересного, я со вздохом потащила Ямамото на третий этаж по серой и унылой лестнице, и, естественно, вся мафиозная толпа последовала за мной. В актовом зале грохотала музыка, и кто-то пел переделанную песню Пугачевой, а я подумала, что, может, всё и обойдется, и мы просто не наткнемся на тех, кто меня доставал, когда я являлась сдавать экзамены. Поднявшись на третий, он же последний этаж, мы прошли в правое крыло здания с противно-бежевыми стенами, напоминавшими больничные, и линолеумным серым полом, и направились в дальний конец коридора к двери с поцарапанной черной табличкой, на которой золотистыми буквами было начертано: «Библиотека». Я оставила парней в коридоре и ломанулась на приступ этого кабинета, а, завершив все дела, нагруженная учебниками, не поместившимися в мою сумку и занявшими место еще и в целлофановом пакете, вырулила обратно. Окинув взглядом хмурых вонгольцев в лице Ямамото, Тсуны и Рёхея, я, не пытаясь подавить нехорошее предчувствие, тихо спросила: