Спасите, мафия!

— Гокудера, — неожиданно для самой себя тихо позвала я парня, глядя на глубокий синий небосвод, — знаешь, я хочу тебе кое-что рассказать. Послушаешь?

— Рассказывай, — ответил он, не глядя на меня и тоже пытаясь запомнить всю глубину утреннего безоблачного неба. Он дал согласие, а значит, я, наверное, могу сделать первый шаг к тому, чтобы начать отпускать эту боль?..

— Я сама не помню, почему влюбилась в Маэстро, — тихо сказала я. — Просто однажды поняла, что если он исчезнет, исчезну и я. Однажды я его очень сильно оскорбила, но когда поняла, как была неправа, думала, что уже поздно. Мы ведь долгое время с ним не виделись, и мне казалось, он успешно обо мне забыл, но он пришел, когда я дралась с парнями, достававшими меня в школе, и так переживал, что я… Я поняла, что была неправа, и хотела извиниться, но в результате вместо этого ляпнула, что влюбилась. Я думала, он меня прогонит, но он предложил встречаться, и мы были вместе до самого конца. Но… Так получилось, что мы с ним должны были пойти на одну встречу, где присутствовал вор в законе, и на подходе к дому, где располагалась блат-хата, произошел тот инцидент. По сути, момент, когда человек выходит из машины, самый опасный для охранников, но если бы нападал кто-то «со стороны», ему бы не удалось даже на сто метров к машине законника приблизиться. Но тот… урод был предателем, потому он и смог оказаться рядом с машиной — его не подозревали. А я оказалась рядом и, когда он достал пистолет, попыталась его остановить. Пока я пыталась вырвать у него оружие, он нажал на «спуск» и ранил меня в живот. Очнулась я уже в больнице и две недели пролежала там. А когда выписалась, оказалось, что на Маэстро завели уголовное дело. В то время беспредельщики пытались вновь отбить часть территории, а Маэстро был главным каталой города, особой, «приближенной» к законникам, хоть он и не входил в их число, и он мешал тем, кто хотел захватить власть. Но посадить его за его «работу» было делом практически нереальным, а убрать — слишком хлопотным, потому что охрана у него к тому времени уже была отменная. В результате, они решили его подставить и подкупили мусоров, которые якобы нашли у него наркотики. Как только началось следствие, адвокату всеми правдами и неправдами, что уж там скрывать, удалось добиться того, что Маэстро отпустили под подписку о невыезде: деньгами можно многое уладить. Однако не всё, к сожалению — его посадили на два года по статье двести двадцать восемь, части первой, то есть за хранение наркотических средств в значительном размере. Но до того, как состоялся суд, Маэстро сделал то, что практически невозможно сделать — он вывел меня из преступного мира. Когда его выпустили из СИЗО, он пошел к тому законнику, которого я спасла. В обмен на то, что на весь свой срок он согласился стать «смотрящим» на зоне, в которую его определят, меня согласились отпустить ввиду моих «особых заслуг». По сути, от наказания его спасти не смогли, но договориться о месте отбытия наказания сумели, и Маэстро отправили в колонию, где в то время не было ни одного законника. Он стал смотрящим, в смысле, «представителем» воров в законе, следящим за порядком, если так можно выразиться, то есть за исполнением тюремного закона. Так что он не имеет права на досрочное освобождение, но там у него много привилегий, равно как и обязанностей. Это очень почетная, но одновременно с тем опасная и трудная роль, но он согласился. Не знаю, ради меня или нет, думаю, что нет, я не настолько страдаю нарциссизмом, но факт в том, что он всё же попросил за это меня отпустить, и мне позволили уйти. Он договорился с моими родителями, и они приняли меня, а еще сказал: «Не жди меня. Потому что я могу не вернуться…» Я не хотела уходить от наших, считала это предательством, но Маэстро сказал, что даже если он выйдет из колонии, несмотря на то, что беспредельщики наверняка попытаются его там достать, он всё равно не примет меня обратно. У него не было возможности «выйти из игры»: его дед был лучшим каталой города, отец продолжил его дело, и сам Маэстро с детства ни дня не проводил без колоды карт. В результате он стал каталой еще до того, как понял, что по сути стал преступником. Но его это никогда не волновало, и единственное, о чем он жалел — то, что он не смог воплотить в жизнь свою мечту и стать экономистом. Я тоже с детства мечтала об этой профессии, и он мне тогда сказал, что я обязана исполнить эту мечту за нас обоих. Он сказал, что я никого не предаю, потому что я не сбегала, да и по сути вообще не знала о том, что меня собираются отпустить. И я согласилась. Ведь он тогда сказал: «Не жди меня. Потому что я могу не вернуться. В любом случае, мы больше не будем вместе». Он порвал со мной окончательно, и только поэтому я согласилась уйти. Просто струсила. Подумала, что если он вернется и заведет себе новую подружку, я этого видеть не смогу. И я ушла. Сбежала, попросту говоря. Но, думаю, это было к лучшему. Потому что несмотря на то, что все эти два года я его ждала, не надеясь абсолютно ни на что, за последние два месяца я начала его отпускать, и фигура в черном плаще, которую уводят в ночь мусора, начинает бледнеть в памяти. Наверное, это и не любовь была, а, скорее, влюбленность девчонки, увидевшей идеал и решившей, что он ее судьба. А может, это просто оправдание. Но я уже не чувствую того, что чувствовала раньше, и думаю, я и правда смогла оставить всё это в прошлом. Только вот, когда одна часть жизни заканчивается, должна начаться другая, иначе закончится и сама жизнь. Я эти два года жила прошлым, боялась поставить точку на своей жизни каталы по кличке «Мурка», но теперь я хочу это сделать. Наверное, я оправдала свою кличку — предала, но стала человеком, которого всё же за что-то любили. Любили так сильно, что толкнули на предательство и отпустили, желая мне нормальной жизни без Дамоклова меча закона над головой. А значит, если Мурка не получила перо в бок за свое предательство, а наоборот, ей дали одобрение, она должна начать новый этап своей жизни. Честный и без предательств. Только вот я не знаю как, потому что я должна начать что-то новое, но не знаю, что именно. Да, у меня есть сестры и эта ферма, учеба на экономическом и возможность найти новых друзей, но… я хочу начать какое-то дело, которое увлечет меня, как карты, а придумать ничего не могу. Разве что ножи на ум приходят, но это ведь тоже его подарок… Я просто не знаю, что мне делать…

Повисла тишина. Я смотрела на горизонт, на безоблачное синее небо, и, зябко ежась, думала о том, что жизнь — это и впрямь игра, в которую не выиграть ни играя честно, ни жульничая напропалую. Это заведомо проигрышная партия, в которую нас втягивают помимо нашей воли и заставляют играть до конца, обдирая до нитки или подыгрывая, подкидывая миллионы, но в результате вынуждая поставить на кон самое ценное — наши жизни, и разгромно выигрывая у нас. А потому не важно, сколько ты выиграл или проиграл в процессе игры — главную ставку ты всё равно проиграешь. Так, может, не стоит гнаться за крупными выигрышами, за нелепыми мечтами и безумными идеями? Может, стоит сказать «спасибо» за то, что имеешь, и просто довольствоваться достижимыми целями и осуществимыми планами, усмирив свои амбиции и не пытаясь прыгнуть выше головы? А может, стоит просто раскрыть глаза и понять, что можно мечтать, но не стоит надеяться на исполнение мечты?..

— Знаешь, — прервал мои размышления тихий голос Хаято, смотревшего на то же небо, что и я, тем же самым, полным тоски взглядом, — прежде всего стоит поставить точку. Пока ты не завершишь ту часть своей жизни, пока не сделаешь луч отрезком, она будет тянуться за тобой. Поставь эффектную точку. Давай сыграем. Все вместе. И победи нас так, как ты умеешь. А затем начни всё с чистого листа и сыграй кон по-честному. Поставь точку начала нового луча, который будет длиться всю твою жизнь и станет отрезком только вместе с твоей смертью. И пусть он будет называться «честная жизнь с соблюдением понятий», ну, или как-то так. Не обязательно искать что-то очень захватывающее, просто добейся исполнения своей мечты детства — стань экономистом, выведи это племенное хозяйство на новый уровень и помоги сестрам встать на ноги. Найди хорошего человека, за которого выйдешь замуж и сможешь на самом деле искренне сказать, что любишь его, роди ему троих детей и стань хорошей заботливой матерью и женой. Сделай всё, что можешь, чтобы стать лучшей не в игре в карты, а в своей жизни, потому что если уж нам выпал билет в эту жизнь, стоит сделать всё, чтобы жизнь эта была полна не сожалениями, а достигнутыми целями. Не стоит мечтать о яхтах и дворцах — это просто иллюзии, их не поймать. Мечтай об уютном доме и любящей семье, о большом племенном хозяйстве и машине «Мерседес» и постепенно добивайся этого. А еще хорошо бы загадать желание, которое может казаться абсурдным, и исполнения которого не будешь ждать, потому что эта мечта будет казаться недостижимой, но о ней так приятно будет иногда поразмыслить… Чудеса иногда всё же случаются, и если не рассчитывать, что эта мечта сбудется, разочарования от того, что она не исполнится, не настанет, а случись всё же чудо, вкус победы будет в сто раз слаще. А если тебе всё же необходимо какое-то увлечение, которым ты сможешь заполнить свою жизнь в промежутках между работой, и за которым ты будешь отдыхать душой, как тебе такая идея. Научись попадать в несколько целей одновременно. Да, это будут всё те же ножи, которые ты любишь почти как карты, но ты всегда метала их по одному. Попробуй стать лучшей, бросая сразу несколько. Именно лучшей, а не просто поражать три статичных мишени из пяти, как сейчас. Это будет что-то вроде… передачи эстафеты. Те же ножи, но способ работы с ними — другой. И это не будет просто воспоминанием — это станет чем-то новым, построенным на памяти прошлого. Что я знаю точно, так это то, что от своего прошлого нельзя отказываться и его нельзя забывать, каким бы тяжелым и болезненным оно ни было. Его надо просто принять и, смирившись с ним, перестать существовать воспоминаниями и продолжить жить. Не «начать жизнь с чистого листа», а именно «продолжить жить», с учетом всех ошибок прошлого, чтобы не совершить их снова. Вот и попробуй начать новый луч всё той же жизни и, не забывая о том, кто дал тебе эти ножи, научись использовать их по-новому. Не забывая его самого, как человека, повлиявшего на твою жизнь, научись жить без него и без любви к нему. Просто попробуй — это не недостижимая цель, я думаю.

Вновь повисла тишина. Я прятала руки в рукава от холода, смотрела на небо и думала над словами Хаято и тем, смогу ли я построить что-то новое на руинах старого, не убирая обломков и не рыдая над ними. Гокудера молчал и, видимо, просто ждал моего ответа, но я не знала, что сказать. И вдруг он схватил меня за руки и, начав растирать мои ладони, ворчливо заявил:

— Ну, и как долго ты собираешься обдумывать мое щедрое предложение? Я сказал, что буду твоим репетитором, неужели не собираешь сказать мне хотя бы «спасибо»? Что за грубая женщина? Тебя и женщиной-то назвать нельзя — парень в юбке! А хотя нет, ты сейчас в брюках. Вообще идеальное сочетание: ты просто парень!

Почему-то мне вдруг стало тепло на душе. Я подумала, что, наверное, есть в мире люди, не связанные с криминалом, которые всё же способны принять такую, как я, если даже Гокудера, который мало кого подпускает к себе, назвал меня своим другом и помогает во всем — от разборок с институтскими идиотами до решения самых личных и самых трудных моих проблем. И не стоит размышлять: «Смогу — не смогу», — надо просто попытаться, потому что без борьбы невозможно выиграть ни в одной игре — ни в той, что заранее проиграна, ни в той, шанс на выигрыш в которой велик. Он помог мне понять это, а потому я не просто скажу ему «спасибо». Я скажу, что…

— Принимаю твое предложение, Гокудера, — рассмеялась я, глядя на всё еще растиравшего мои замерзшие ладони парня. — Ты прав, я сделаю это, построю замок на руинах. Я поверю в себя и добьюсь своей цели. И больше никогда не буду убегать — ни от себя, ни от проблем. Я тебе это обещаю.

— Вот и правильно, — усмехнулся Хаято и отвесил мне щелбан, а затем встал и, махнув мне, направился к дому со словами: — Идем, а то на завтрак уже опоздали, небось.

Я улыбнулась, кивнула, поднявшись с лавочки, подбежала к Хаято и, встав у него за спиной, поймала парня за руки и шепнула ему на ухо:

— Спасибо, Гокудера. Можно я тебя теперь по имени звать буду?

— Дура, не подкрадывайся со спины! — почему-то вспыхнув, аки маков цвет, возопил Динамитный мальчик, и я, отпустив его, ехидно протянула:

— Стесняешься?

— Нет, могу рефлекторно тебя динамитом нашпиговать! — фыркнул он, а затем, надувшись, как мышь на крупу, спрятал руки в карманы брюк и, ссутулившись и что-то бурча под нос, направился к дому.

Я рассмеялась и, догнав его, схватила за руку и потянула вперед со словами:

— Если хочешь успеть на завтрак, надо бежать! Не плетись как черепаха, ты же Ураган! А еще… всё равно спасибо.

— Не за что. И… можно и по имени, если так неймется, — пробурчал Хаято и, усмехнувшись, со всех ног ломанулся к дому, потянув меня за собой, как бурлак судно. На душе вдруг стало тепло, светло и очень хорошо, потому что он меня и впрямь принял, а потому я бежала со всех ног, не желая отставать от человека, который стал мне очень дорог. Ясен фиг, я бегала медленнее этого пан-спортсмена, но всё же выложилась по полной, и вскоре мы были уже в холле, где Хаято заявил:

— Перед ужином — тренировка. Каждый вечер. И не отлынивай.

— О’кей, учитель, я приду, — усмехнулась я и спросила: — Поможешь собрать народ на игру?

— Ладно уж, помогу, — ворчливо ответил куряка, но в глазах его промелькнуло облегчение, и я, подмигнув ему, ломанулась в кухню.

POV Кати.

Вчера вечером я, заигравшаяся в парикмахера эгоистичных няшных ананасов, ясен фиг, с Хибари-саном так и не пересеклась, равно как и этим утром. За завтраком Мукуро являл собой образец таинственности и загадочности и явно что-то замышлял, бросая на меня косые взгляды, а Маша огорошила всех заявлением: «Народ, давайте вечером после ужина сыграем в дурака! Первый кон я буду играть нечестно, предупреждаю сразу, а потом мы возьмем новую колоду, и я не стану передергивать карты. Очень вас прошу об этой игре». Что удивительно, эту ее странную идею поддержал заявившийся вместе с ней любитель фейерверков и громких «бубухов», и многие сразу согласились. Но вот Скуало и Принца пришлось уговаривать Ленке, а Мукуро — мне. Акулка Варии вообще до последнего отказывался играть в «нечестную» игру, но эту неприступную крепость взяли шантажом — Ленуська пообещала, что если он сыграет, она съездит на консультацию к знакомому оккультисту по какому-то их очередному неразрешенному вопросу, и Суперби согласился. Неужто и впрямь такая важная информация у этого спеца, что аж нашу невшизенно гордую Акулу пробрало?.. Ну да ладно, это не мое дело. Моим делом стала разборка с Мукуро, который вытребовал у Машки, с моей помощью, конечно, обещание, что она первый кон будет жульничать исключительно в свою пользу и специально никого к проигрышу подводить не станет. Да уж, он тот инцидент со своим проигрышем, наверное, никогда в жизни не забудет… Печалька. Однако в конце концов все согласились на проведение игры, и после завтрака мы разбрелись каждый по своим делам. Обед прошел не менее успешно, но после занятий по конкуру и объездки территории меня подстерегла неожиданность: отведя Торнадо в конюшню, я отправилась к дому и, открыв дверь, нос к носу столкнулась с Хибари-саном. Он был очень хмурым, а сидевший на его плече Хибёрд — подозрительно молчаливым — он даже не чирикал. Я подумала: «Была не была», — и, последовав за ним к конюшням, спросила:

— Мы можем поговорить?

— Не вижу смысла, — холодно бросил он.

— А я вижу, — пожала плечами я.

— Не мои проблемы, — раздраженно процедил он. Да что ж он упрямый-то такой, что сил нет, а?! Ну и ладно. Если крепость не удается взять штурмом, ее берут осадой.

Пока он седлал Мемфиса, я вновь оседлала недовольного Торнадо, шепча коняге: «Ну прости, ну очень надо, извини». Вскоре мы отправились к реке, где всё это время Хибари-сан, давно завязавший с нырянием, проводил различные опыты, иногда привлекая к ним Франа, потому как иллюзии нам очень помогали в моделировании ситуаций, которые невозможно было создать в реальности. Мы с Франей как уговорили Хибари-сана принять его помощь, так и стал юный иллюзионист рабом номер два главы всея разведки. Раб номер один — это я у него, ага… Фран даже сам, по собственной инициативе, помог скрыть от Ленки то, что в заводи есть еще камни — иллюзии рулят и бибикают, что ж поделать… Мы с фокусником, кстати, за это время пришли ко взаимопониманию, и он даже сказал, что понял, что не стоило злиться за тот мой поступок, а также заявил, что хочет жить со мной в мире и без обид, после чего его шутки в мой адрес перестали быть жестокими и ядовитыми, замерев на уровне «очень дружеский троллинг». Интересной он был личностью, кстати, и очень глубокой, а в шутках его порой было столько скрытого смысла, что я не переставала поражаться тому, насколько взрослым и мудрым может быть этот человек, ведущий себя, как ребенок…

Дорога к лесу прошла в траурном молчании и раздумьях, я вообще старалась ехать поодаль, чтобы не нарваться на слова: «Катись куда подальше, травоядное», — и, наконец, мы достигли леса. Привязав Торра, я последовала за злющим Хибари-саном к заводи, всё так же держась на расстоянии от него, и, выйдя к берегу, где он уже начал разводить костер (о да, кострище там давно прописалось, а ветки были натасканы чуть ли не на месяц вперед), подошла к раздраженному комитетчику и тихо сказала:

— Давай всё же поговорим?