Спасите, мафия!
Шрифт:
— Мейфу — страна вечноцветущей сакуры, но времена года здесь меняются, как и в мире живых. Просто снега тут не дождешься, хотя холодно бывает.
— Я, наверно, невнимательно мангу читала, — пробормотала я пристыженно, а из-за деревьев вдруг вырулил Граф в сопровождении жуткого существа, от одного вида которого мне аж плохо стало. Это был карлик с полусгнившей серой кожей, покрытой язвами и струпьями, с гнилыми клыками, торчавшими из рваных губ, и единственным целым глазом — правым. Левый глаз у него отсутствовал (Граф, что ль, вилкой выколупнул? Он ведь та еще садюга!), а пустую глазницу закрывали лохмотья рваного века. Волос у карлика было раз-два и обчелся, а черный костюм дворецкого зачем-то спрятали под белым кружевным фартуком гувернантки. Что за ролевые игры?..
— Приветствую вас, пышки мои недопеченые! — порадовал нас «тонким» графско-шинигамистым
Бедный Бэл. Не, реально, вот сейчас мне его даже жаль… А Ленка? Она ж таких говорливых терпеть не может! И побаивается… А теперь ей этот балаган терпеть и сдерживать от исполнения фантазий своего женишка, маньячно лыбившегося и явно в мыслях уже раз десять, а то и двадцать, Графа расчленившего и в котле со специями сварившего. Хотя, может, Принцу стоит сие Графу вслух предложить, раз тот фанат Де Сада? Вдруг согласится?.. Ну да ладно, мечты мечтами, а в реальности Бэлу пришлось, скрипя зубами, топать за Графской мордой, таща на буксире Ленку, восторженно смотревшую по сторонам и явно пока не втекшую в ситуацию, гласившую, что ей с чуваком, хлеще Шалина-младшего мозг выносящим, придется целый день провести. Кстати, о птичках, а точнее, о Шалиных. Второй пункт нашего с Франом договора гласил, что мы должны были понять их и помочь им (фиг его знает, что это значило), а потому я ждала именно их появления в качестве наших сопровождающих. И они вскоре появились… Алексей был одет в черный брючный костюм с белой рубашкой и при черном галстуке, а Вадим — в черный «в пол» плащ с серебристыми ажурными пуговицами, однобортный, с воротником-стойкой из рюшек и расшитый по подолу, манжетам и бортам черной блестящей нитью, сплетавшейся в причудливый цветочный орнамент. Черные брюки и того же цвета остроносые кожаные ботинки дополняли сей офигенно скромный (в отличие от того, что мы видели прежде) гардероб Шалина-младшего, а сумочка в его руках, напоминавшая небольшую тубу для хранения чертежей, увитая серебристыми жгутами и обладавшая не менее серебристой ручкой, восполняла недостаток декора на пальтишке.
— А вот и вы, душечки мои! — пропел Вадя, и я пожалела себя не меньше, чем Бэла. Я-то надеялась, что он будет адекватным и маску сбросит, а он… Опять во все тяжкие пустился, зараза такая! — Владыка повелел нам всё вам пояснить, а точнее, порекомендовал, но разве откажешь божеству? Отвечать не стоит, ответ и так понятен! Что ж, скидывайте ваши немодные курточки, чтобы не смущать мою изысканную натуру, и вперед — на прогулку по саду моего детства! Я покажу, мои любимые фанаты, особенно тебе, моя Лягушечка, — подмигнул он апатично взиравшему на небо Франу, — все мои любимые и памятные места, проведу экскурсию по самым замечательным уголочкам! Кстати, они укромные до безобразия, так что это намек! Если что, не стесняйтесь. Ну что же, вперед — за мной, мои лапулечки, вас ждет незабываемый день в компании еще более незабываемого меня!
— Показали бы Вы нам душик, что ли, — протянул Фран своим любимым пофигистичным тоном. — А то руки не мешало бы помыть с дороги. Ну а раз Вы так хотите, чтобы места с Вами были связаны, можете показать душ, где свои волосы от крови отмывали.
— Ох, моя Лягушечка столь откровенна! Хочет сразу же увидеть комнату, видевшую меня обнаженным! И это при невесте! Ты мне еще сильнее начинаешь нравиться, мой некстати перекрасивший волосы в столь унылый цвет ученик! Вперед, следуй за своим великолепным учителем! — пропел Шалин и ломанулся к Дому Тысячи Свечей, а мы втроем (Алексея, косплеившего сейф для важной инфы, не забываем, ага) побрели за ним, причем я одарила Катьку печальным прощальным взглядом, а она подбадривающе мне улыбнулась.
— Учитель? — протянул Фран. — Мне одного хватило садиста с вилкой, а тут второй нарисовался. Я уж лучше неучем останусь, чем приемам насаживания земноводных
на вертел учиться буду. У вас гормоны играют, а нам страдать — непорядок.— А ты не страдай — ты наслаждайся! — блеснул логикой топавший впереди нас и размахивавший руками Шалин-младший. — Я эксперт, могу научить тебя сотням приемов того, как получать наслаждение от всяких садо-мазо штучек…
— Особенно «мазо», — перебил его Фран. — Граф же явный садист — на ком ему еще практиковаться было? Не на карлике же. Хотя вариант: не зря же он весь такой потрепанный. А тебе, «учитель», видимо, остальному, то есть «садо», приходилось по книгам учиться. Де Сада. Ну и всё та же практика — карлик.
— Ах, какие извращенные фантазии у моей Лягушечки! Я явно не ошибся в выборе ученика! — хохотнул ничуть не обидевшийся Вадим, за долгие годы жизни с Графом, видать, привыкший к такому вот «дружескому» троллингу, а я их перепалку дальше слушать не стала и обратилась к Алексею:
— Расскажете мне, почему Вадим так боится Вас потерять? Я наглая, знаю, но я этого понять просто не могу. Он же Вас до фанатизма обожает, хотя Вы с ним обращаетесь… мягко скажем, как со своим провинившимся подчиненным.
— Вы дали очень точную характеристику, — безразлично ответил Шалин-старший, не слушая верещание брата и выпады Франа. — Он и есть мой подчиненный. В мире шинигами есть правило — всегда работать парами. И в нашей паре я лидер. Потому что мы раскрываем преступления, связанные с попытками душ избегнуть суда Владыки, а в этом нужна холодная голова и трезвый расчет. Вадим для этого слишком импульсивен. Однако, поскольку меня больше учили магии защиты, в бою лидером становится он. Это единственное время, когда он может командовать мной. Провинившимся Вы тоже назвали его не зря. Его постоянные загулы очень мешают работе, а поведение не дает нормально общаться со свидетелями.
— А Вас самого его поведение не напрягает? — задала я давно мучивший меня вопрос.
— Нет, я принимаю его как должное, — апатично ответствовал Алексей. — Ко всему можно привыкнуть, и к такому поведению родного брата тоже. Я живу с ним в одном доме уже три года — два у отца и до этого год здесь. Привык.
— А он всегда такой? — призадумалась я.
— Почти, — кивнул Шалин-старший. — Он крайне редко бывает серьезен. Лишь во время тренировок, боя или когда обсуждаются серьезно задевающие его вопросы. Единственное же, что способно вогнать его в депрессию, от которой он, правда, быстро отходит — мои слова о том, что я могу оставить его.
— Он Вами одержим просто, — пробормотала я.
— Если Вы намекаете на инцест, — криво усмехнулся Алексей, — Вы ошибаетесь. Поведение Вадима — подражание Графу, а точнее, невозможность вести себя иначе. Ведь он перенимал такую модель поведения с раннего детства, практически не покидая стен Дома Тысячи Свечей. На Ватсона — это имя карлика — он равняться, естественно, не мог, и единственным примером для подражания был Граф. Потому они довольно похожи, но различия есть. К примеру, Его Светлость не интересуется модой, а мой брат — садизмом. Граф не гей, хотя ведет себя с мужчинами развязно, отсюда и поведение моего брата, фамильярного с мужчинами, но никогда не переходящего грань простых подшучиваний.
— Ну, собственно, я вас в яое и не подозревала, — фыркнула я вполне искренне. — Я лишь сказала, что он Вами реально одержим.
— Да, — кивнул Алексей. — Мы росли отдельно, и всё, что Вадим знал о своей семье — то, что у него есть брат-близнец, единственный человек, для которого он может когда-нибудь стать очень важен. Я же был куда более информирован: Владыка не скупился на рассказы о брате, передавая мне их в письменной форме вместе с пособиями по магии фуда. Я заочно полюбил брата и, когда мы встретились, поклялся разделить с ним свою жизнь напополам. В двадцать лет нам напомнили о нашем обещании, и я подумал, что разделить жизнь — не такая уж плохая идея, но мое поспешное обещание стать вместе с ним шинигами меня злило. Я не хотел вечной жизни — это слишком обременительно. Однако я не сумел отказать Вадиму: он умеет убеждать, когда ему это надо. А ему как раз это было «надо», и он убедил меня принять предложение из своего эгоистичного желания всегда быть со мной и обрести, наконец, семью. Я понимаю его, но вечную жизнь принять не могу. Она тяготит меня. Однако слов на ветер я не бросаю, потому добросовестно сдал экзамен Владыке и стал шинигами. Теперь я обязан всегда быть с братом и жить буду вечно, а подобная перспектива — не самая радужная. Против брата я ничего не имею, но перевернутая восьмерка в качестве длины жизни раздражает.