Спасти огонь

А это нехорошо, даже грубо, и чтобы преподать вам урок вежливости, я скажу, что люкс обойдется вам в десять тысяч, плюс семь за разрешение для вашего жениха, плюс десять за ужин, плюс пять за мои потраченные нервы. Если хотите комнатку, она вам будет стоить пятьдесят тысяч, плюс двадцать разрешение для сеньора Уистлика». Я рассмеялась. Это какие-то абсурдные суммы — так я ему и сказала. «Послушайте, донья, — сказал он угрожающим тоном, — хватит валять дурака. Мы все знаем, на какой тачке вы сюда приезжаете — и марку, и модель, и год. И адрес ваш знаем, и сколько бабла у вас, у вашего дружка-пидора и у его муженька. Финансовых проблем у вас нет, а, как говорится, за ваши деньги хоть звезды с неба». Я сказала, что меня это не интересует, и собралась уходить. Кармона смягчился и из сволочного начальника надзирателей снова превратился в бодрого страхового агента: «Слушайте, ну зачем нам ссориться? Это ведь никому не выгодно. Сколько вы предлагаете за комнату и сколько за разрешение?» Силки расставлены. Если я предложу мало, он притворно оскорбится и в назидание откажет мне в супружеских визитах. Если много — создам прецедент для будущего вымогательства. Какого черта мне было мало обычного времени? Откуда мне пришла эта идиотская романтическая идея — провести ночь с Хосе Куаутемоком?

Я прикинула в уме, сколько может стоить ночь в «Уэстин», если бронировать на сайте. Долларов двести пятьдесят, по курсу обмена 18,50 получится четыре тысячи шестьсот двадцать пять песо. Извращенец заплатил надзирателю двадцатку за пять минут, значит, допустим, час в комнатке должен обойтись где-то в двести сорок песо. Если я проведу с Хосе Куаутемоком шесть часов, получится тысяча четыреста сорок. Мое предложение — две тысячи за комнату, тысяча — за разрешение. Кармона презрительно рассмеялся: «Вы это серьезно, дамочка? Вам нужна романтика или не нужна?» Понятно, почему Бретон назвал Мексику самой сюрреалистической страной в мире. «Ну так скажите, сколько вы хотите». Теперь Кармона смотрел на меня снисходительно: «Мадам, я вам уж и стол накрыл, и стул подставил, вы сядьте да скажите, сколько готовы дать по справедливости. Только не обижайте». Да блин. Почему в Мехико никто ничего не может попросить прямо, вечно какие-то экивоки? «Не думаю, что мое предложение может обидеть». Кармона замотал головой: «Что же вы никак не учитесь, сеньора?» Жестокая дилемма Мексики в одной-единственной фразе. Сам того не зная, он показывал мне, какая я узколобая, какая заносчивая и какая чужачка в своей собственной стране. Мне следовало отступить на свою территорию, поблагодарить его за ускоренный курс в полевых условиях, попятиться до самых дверей тюрьмы, выйти и больше никогда не возвращаться. «Я научусь, если меня научат, — сказала я. — Скажите, сколько вы хотите». Кармона почесал в затылке, будто надеялся обнаружить под ногтями правильный ответ на вопрос — сколько. «Значит, так, уважаемая. Я вам сделаю предложение, от которого вы не сможете отказаться. Вы снимаете у меня люкс на полгода. Платите вперед, и у вашего жениха в любой момент будет разрешение. Хоть каждую ночь приходите. За мой счет — шесть романтических ужинов, а в качестве бонуса мы вам продлим дневные свидания на сорок пять минут и гарантируем доступ через отдельный вход, без досмотров и прочей фигни. Идет?» Не хватало только голоса за кадром: «А если вы позвоните в течение часа, мы добавим к нашему эксклюзивному предложению набор секс-игрушек, включая вибратор с подогревом и подзарядкой и комплект пледов с персонажами Уолта Диснея». Кармона был создан работать зазывалой в телемагазинах на кабельных каналах.

Я обдумала предложение. Да, возможно, я буду чувствовать себя шлюхой, буду сама себе противна и каждый божий день буду клясть себя за это решение, но, по правде говоря, оно значительно облегчит мне жизнь — по крайней мере, я так думала. «Так сколько вы просите?» — «Ну, помните, я говорил, что месяц аренды люкса стоит восемнадцать тысяч. За полгода возьму с вас девяносто». Я согласилась. Девяносто тысяч — сходная цена за спокойствие и уединение. И гарантию от вуайеристов, хотя, как я уже поняла, в тюрьме нет никаких гарантий.

Мы договорились, что аренда начнется с субботы, а девяносто тысяч я ему привезу в пятницу. Мы скрепили договор рукопожатием, и он записал номер моей машины, чтобы я могла «ставиться на служебной стоянке». Я спросила, что будет, если его переведут на другую должность. «Ну, таковы риски, мадам. Но не переживайте, я здесь уже как мебель». На этом мы с ним распрощались. Надзиратель провел меня к выходу из корпуса. Я направилась было к главным воротам, но он меня остановил: «Не туда. Пойдемте, покажу, где вы будете теперь ходить». И он доставил меня к отдельной вахте, с дверью на улицу со стороны заднего фасада тюрьмы. Охранники вежливо поздоровались. Я хотела спросить, а как же мои личные вещи, но не успела: один из охранников открыл ящик и вручил мне пакет с моим телефоном, ключами от машины, бумажником и даже часами, которые выцыганили раньше. Быстро же Кармона работал. Оказывается, он не только гений продаж, но и талантливый менеджер.

Я вспомнила очередную бабушкину поговорку: «За деньги и собаки пляшут». А в нашей стране целая свора всегда готова пуститься в пляс.

«Вкруг твоей постели бродят волки — ждут, когда тебе приснятся овцы», — написал Дювиньяк. Только чуваку, который ночевал в камере, могла прийти в голову такая точная строчка. Хосе Куаутемок ровно так себя и чувствовал. В любую минуту его сон о любви могли сожрать. В тюрьме должны сниться только волки. А сладкие и обнадеживающие сны — словно барашки, которых вот-вот разорвут на части.

Хосе Куаутемок знал, что куча зэков ему завидует. Баба у него и вправду была на зависть. Такое тело в тюрьме не увидишь, да и на воле тоже. Даже в журналах таких красоток не бывает. Волки намеревались не только убить его, но и сожрать его аппетитную богатенькую овечку.

Но нужно остерегаться и мадам Паранойи. Если в каждом уроде видеть убийцу или насильника, точно в дурке окажешься. Стоит только перейти границу мании преследования, как начнешь маниакально всех сечь и в каждом угадывать супостата. Он не раз видал параноиков. Они сидели в камерах, как привязанные, не ели, боясь, что их отравят, и не мылись, боясь, что их прирежут в душевых. Глаза каку чучела набитого, сами тощие, вонючие: ходячие говняшки. От любого шума до потолка подскакивали. Всю жизнь терзались подозрениями да так и помирали, скрюченные, кляня воображаемых смертных врагов.

Нет, он не утонет в болотах паранойи. Появление Марины в его жизни — чудо, как будто летающая тарелка прилетела. Один шанс на миллион. И он не загубит свою счастливую любовь мышиной возней умалишенного. Нет, сэр. Никакого бреда, никаких навязчивых идей, никакой тревоги. Только наслаждаться, радоваться и любить. Точно: любить, а потом любить, а потом снова любить.

Но одно дело — не впасть в паранойю, а другое — успеть остановить прущего на тебя убийцу. Нет, сэр. От его спокойствия суть дела не изменится: его все равно заказали. Машина смерти завелась и рано или поздно собьет его. Отелло из пустыни явился в Мехико и окунулся в преступный мир столицы в поисках нужных рук. Деньжищ у него было с лихвой, чтобы купить билет до единственного желанного ему пункта назначения: без пересадок в Порт-Месть. Ни на что другое он тратиться не станет. Детей заводить не будет, собственность ему тоже не сдалась, а уж бабу новую даже под факин наркотой до себя не допустит, чтоб опять швырнула его сердце в грязную лужу.

Он змеей вился по переулкам, свалкам, автомобильным кладбищам и пустырям, ища подход к самым воинственным бандам. К «Сообществу» из Тепито, к «Смурфам» из Унидад-Висенте-Герреро, к «Отморозкам» из Рохо-Гомес, к «Гадюкам» из Чимальуакана, к «Ацтекам» из Несы, к «Черепам» из трущоб Санта-Фе, к «Хренам» из Канделарии, к «Тертым» из Сан-Андрес-Тетепилько, к «Калибрам» из Ла-Араньи и даже к «Кастри-цам» из Педрегаль-де-Санто-Доминго — последняя банда состояла целиком из девах (они отлавливали насильников и кастрировали, за что и получили такое название). Словом, ко всем видам фауны городского дна.

Появление Машины в преступных кругах вызвало подозрения. На него наставляли стволы, ему угрожали. Но это его не пронимало. Убить его — значит убить курицу, несущую золотые яйца. Отобрать у него две тысячи — значит отобрать у себя возможность заработать двадцать. Словом, его послушали. Предложение Машины звучало так: «Найдите, кто в Восточной уберет мне этого засранца, а я вам нал прямо в рученьки передам». Поверили не все. А вдруг это федерал под прикрытием? А вдруг нет? Нормальные бабки проебем, получится. Нет уж, нетушки, ни фига, никогдень.

Подпольные сети всколыхнулись: нужен чел в Восточной для мокрого дела. Повсплывали погоняла тамошних сидельцев-душегубов: Каннибал (эту кликуху пояснять не требуется), Пердопроходец (любитель присунуть другим в известный проход), Бешеный (за характер, как у бешеной собаки), Мелкий (два метра ростом), Конфетка (темный снаружи, мягонький внутри), Кен (красавчик, как тот, что у Барби), Мозоль (потому что нажил себе мозоль от своего AR-15, когда много часов подряд отстреливался от вояк) и Дикобраз (прическа ежиком).

Словно усердный начальник отдела кадров, Машина запросил рекомендации. Не расстанется он просто так с баблом, исходя из одного только погоняла. Надо убедиться, что задание будет выполнено в лучшем виде. Молодых, до тридцатника, сразу отмел. Больно они быстро раскочегариваются, конфуз может выйти. Жирных тоже, а еще мелких, ниже метра семидесяти пяти. Таких Хосе Куаутемок мог одной рукой уложить.

И опыт человекоубийства должен иметься, чтобы рука не дрогнула. Он проредил список и оставил четверых кандидатов: Каннибала, Бешеного, Мелкого и Мозоль. Все четверо были из разных банд. Тандемы Машине на хрен не сдались: эффективность падает, когда двое киллеров норовят поцапаться за вознаграждение и за славу. Да, за славу. Представьте себе, у бандитов тоже сердечко имеется, ну а доброе слово и кошке приятно.