Спасти огонь

Власти смотрели на эту едва ли не гитлеровскую зачистку благосклонно, поскольку результаты были выдающиеся. Пускай «Те Самые» разберутся с обычным криминалом, а потом берутся за отмороженный картель «Самые-Самые Другие», засевший на северо-востоке страны. Картель подлый и кровожадный, стадо гиен, которым интереснее убивать и рушить, чем строить бизнес. Правительство сделало ставку на «Тех Самых», надеясь, что скоро они прижучат «Самых-Самых Других».

Мясной и Морковка тем временем сигналов не воспринимали и действовали сами по себе. Им не терпелось получить остаток денег, и сложное понятие «перемирие на два месяца» просто не укладывалось в их тупых головенках. Все должно быть здесь и сейчас, остальное — лишние подробности. Они уже разузнали, какой у сивого распорядок дня, какие маршруты, какие привычки. Поразмыслили, в какой момент лучше всего подобраться: когда он милуется со своей бабой в зоне посещений или когда в душе намыливается. Прикинули за и против. В первом случае — охраны кругом больше, плюс придется убивать еще и бабу, а это все усложняет. Бабы от страха визжать начинают — тоже лишний геморрой. Если на визг сбегутся надзиратели, на ломтики сивого уже не порежешь — не успеешь. Так что проще в душевой, хоть он, падла, и моется в последней кабинке. Голому да на мыльном полу защищаться труднее. Если навалятся вдвоем, вполне возможно засадить в яремную вену.

И Мясной с Морковкой назначили дату: убивать пойдут в следующую пятницу.

Спали мы обнявшись. Я поставила будильник на пять, чтобы к шести быть дома. По воскресеньям няни поднимались только где-то к семи тридцати. Зазвонил будильник, я медленно пришла в себя. Хосе Куаутемок глубоко дышал во сне. Я постаралась тихо встать, чтобы не разбудить его. Но как только пошевелилась, он молниеносно схватил меня за запястье — я даже напугалась. Притянул меня к себе и заключил в объятия: «Не уходи». Кто знает, сколько еще раз мне удастся провести с ним ночь? «Обещаю, в следующий раз останусь подольше, а сейчас мне нужно идти».

Я прижалась к его груди. Если бы это зависело от меня, я бы целыми днями не вылезала из этой постели. Мне показалось, что Хосе Куаутемок как-то ушел в себя. То хотел заговорить, то передумывал. «С тобой все хорошо?» — спросила я. Его дыхание едва заметно участилось. «Почему ты никогда не спрашивала про убийство моего отца?» Вопрос выбил меня из колеи. Я специально избегала этой темы. «Мне не нужно это знать», — соврала я. На самом деле я хотела знать про него всё. «Ты боишься меня?» В полной темноте я вдруг задумалась, насколько я уязвима. Мне вообще не приходило в голову, что Хосе Куаутемок может на меня напасть, но нельзя и забывать, кто со мною рядом. «Если бы боялась, меня бы здесь не было». Он сжал меня крепче и стал нежно целовать мое лицо. И водил ручищей по моей спине, от затылка до ягодиц. Это не было приглашение к сексу, и я не заметила, как снова уснула.

Проснулась, думая, что только на секундочку закрыла глаза. Посмотрела на телефон: пять пятьдесят восемь. Я проспала почти час. «Мне нужно идти», — встревоженно пробормотала я и включила свет. Надо принять душ. Постель, подушки, одеяла — все было испачкано моей кровью. Так же, как и его живот, лицо, руки, моя промежность, мой живот. Наши тела алели, словно у людей из древнего племени, соединенных кровавым обрядом. Обрядом моей крови.

Мы вместе вымылись. Потом снова занялись любовью, и я потеряла счет времени. Когда я вышла наконец из люкса, над вулканами уже занималась заря. Было около семи. Надзиратель сидел в конце коридора. Неохотно процедил: «Доброе утро». Видимо, все эти часы прождал меня. Довел до вахты, что-то недовольно хмыкнул на прощание и ушел. Мне вернули мои вещи, а одна охранница подмигнула: «Хорошая ночка была, видно». Мне этот идиотский комментарий, мягко говоря, не понравился. Я поспешила на выход.

Ехала очень быстро. Нельзя, чтобы няни встали раньше, чем я попаду домой: тогда все узнают, что ночью меня не было. Эх, выйти бы мне на полчаса пораньше, всего на полчаса, не пришлось бы сейчас гнать как сумасшедшей. Хоть пробок нет — воскресенье. Я подъехала к дому в семь сорок. Чтоб лишний раз не шуметь, не стала загонять машину в гараж. Осторожно прокралась в дом и не застала никого ни в кухне, ни на лестнице. Проскользнула к себе в спальню. Закрыла дверь, заперлась.

Вздохнула с облегчением. Через несколько минут раздались шаги и голоса. Пронесло. А могло бы и не пронести. Нужно быть осторожнее. Не рисковать, не делать глупостей, придерживаться разработанного расписания и попросить Хосе Куаутемока помогать мне не опаздывать, потому что это единственный способ не дать нашей любви погибнуть.

Я надела пижаму и расстелила постель. Открыла дверь, как будто только что проснулась. Прямо перед дверью стояла Аурора. «Доброе утро, Аурора. Дети уже проснулись?» — «Нет, пока нет, Марина». Аурора была еще моей няней, с самого младенчества. Ей было около семидесяти, и она уже вышла на пенсию, но по выходным приходила поработать — не хотела нас бросать. Я ей доверяла, как себе. «У меня болит голова. Посплю еще чуть-чуть. Не шумите там, ладно?»

Я задернула шторы и легла. Очнулась только в два часа дня. По мне проехался товарняк, товарняк по имени Хосе Куаутемок Уистлик. Села, проверила телефон. Одно сообщение от Клаудио в 8:05, буквально через пару минут после того, как я вырубилась. Я давно отключила у себя в ватсапе функцию «был(-а) тогда-то во столько-то», чтобы он не мог отследить мое появление в чатах. «Доброе утро. Скучаю по тебе. Пошел играть в гольф с клиентами. Потом тебя наберу». Я ему позвонила. «Привет, любимая», — жизнерадостно ответил он. «Не хотела мешать тебе играть», — соврала я. «Лучше бы помешала, потому что играю я хреново». На заднем плане послышались мужские смешки. «Сто двадцать восемь ударов, — прокричал по-английски Мартин, его давний партнер и друг, — а мы только до пятнадцатой лунки добрались!» Разом много американцев одобрительно загомонили. «Придется мне за их выпивку и обед платить», — весело сказал Клаудио. «Ну ты же разбогател, — ответила я. — Вот и угости их». Он ласково попрощался и отключился.

Так, а вот это уже интереснее. Девять пропущенных от Кармоны. Зря я дала ему свой номер. И три сообщения в голосовой почте. Первое в 9:27: «Это капитан Кармона, перезвоните, пожалуйста». Второе в 9:38: «Мадам, звякните, как сможете». Последнее в 10:18: «Сеньора, при всем уважении, что вы устроили в люксе? Хорошо еще, что мои люди видели, как вы уходите. А то можно ведь подумать, ваш женишок вас четвертовал. Какой-то свинарник, мадам. Вот уж от кого-кого, а от вас такого не ожидал. Знаете, сколько стоит отстирать одеяла, подушки, простыни? Так ведь не делается. Меня, по крайней мере, не так воспитывали. Если хотите еще раз воспользоваться люксом, придется заплатить двенадцать тысяч за уборку и семь тысяч ребяткам, которые контрабандой вынесут все это безобразие, чтобы директор не подумал, что у нас кого-то убили. Вот уж удружили вы нам своим поведением. Дайте слово, что в следующий раз после вас будет чище. А не так, будто там свиней резали. Иначе, к моему великому сожалению, я буду вынужден запретить вам доступ. Прошу вас, ведите себя, как подобает даме. Доброго дня».

Кем себя возомнил этот кретин? Двенадцать тысяч за чистку одеяла, которое стоит не больше четырехсот евро? Мы с Клаудио покупали наше белье «Фретте» в мадридском «Корте-Инглес», и обошлись нам все комплекты в шестьсот, если не меньше. Именно столько хочет с меня стрясти Кармона. Да еще «ребяткам» надо дать на лапу. Телохранители Эктора, стажировавшиеся в Израиле, получают двадцать тысяч в месяц, а этот идиот требует семь за то, что два сопляка сбегают в химчистку. Еще и разговаривает в таком тоне: «Прошу вас, ведите себя, как подобает даме». Он думает, я кто? Шлюха? Не омерзительному продажному чиновнику вроде Кармоны судить о моем воспитании и моих ценностях!

Я уже начала набирать его номер, но, к счастью, передумала. Сделала глубокий вдох. «Дисциплина, дисциплина», — повторяла я себе. Кармона прав. Мы в первый раз ночевали в люксе, и там вправду после нас будто свиней резали. В «Уэстин» или «Фор Сизонс» я бы такого себе ни в коем случае не позволила, правильно? Никто не давал мне права обращаться с чужой собственностью, как со своей личной помойкой.

Я понимала, что он берет с меня деньги не за уборку, а за молчание о наших тайных встречах. И мог бы ежедневно тянуть из меня и тянуть. Да, я в пять-шесть раз переплачиваю за все услуги, но это все равно дешевле, чем разводиться, судиться за опеку над детьми и иметь дело с последствиями скандала в СМИ, который, возможно, приведет к закрытию «Танцедеев». Мне нужно привыкать к мысли, что дальнейшие отношения с Хосе Куаутемоком повлекут очень, очень большие расходы.

Я написала Кармоне сообщение в ватсапе: «Прошу меня простить, капитан. Я не знала, что у меня начнется менструация, а половой акт ускорил кровотечение. Было так темно, что мы заметили пятна только утром, когда я уже убегала. Обещаю, это больше не повторится, и с удовольствием возьму на себя все расходы, связанные с причиненными неудобствами. Спасибо и доброго дня». Ответ пришел сразу же: «Не беспокойтесь, сеньора. Такое случается. Я по-прежнему к вашим услугам и надеюсь скоро снова вас видеть. Всего хорошего». И гифка: медвежонок собирается тебя обнять. Надо же, еще один сюрприз от месье Кармоны.

Я набрала номер Хосе Куаутемока, хотя знала, что в это время он не сможет ответить. Мне было все равно. Я рада уже тому, что он потом увидит пропущенный звонок и обрадуется. После шестого гудка переключилось на голосовую почту. «Я скучаю по тебе, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе», — проговорила я и повесила трубку. Я и вправду безумно скучала.

Ты ценил кинематограф и фотографию как лучшие способы выразить человеческую сущность. Но вследствие какого-то засевшего в тебе пережитка индейской культуры тебя пугала мысль о том, что на экране и на снимках могут быть и мертвые к настоящему моменту люди. Актрисы времен твоей юности, которым ты и твои сверстники посвящали сеансы рукоблудия, теперь превратились в плесень, в корнеплоды. И вид их, прекрасных и цветущих, запечатленных алхимической силой нитрата серебра, страшно тебя тревожил. Этой тревогой ты, кстати, заразил и моего брата. «На фотографиях остается доля секунды — навечно. А мне интересно знать, что они делали за пять минут до и через пять минут после».