Спасти огонь

Морковка унял дыхание, чтобы расслабить прямую кишку. По мере погружения свечи боль сменилась ощущением застрявшей какашки. «Готово», — с гордостью сказал он. Непростой рубеж преодолен. Мясной с недоверием откинул одеяло, желая убедиться, что свеча и вправду исчезла в святая святых кореша. Да, и вправду исчезла.

Настала его очередь. Он так наяривал свечу куском авокадо, что Морковке показалось, будто перед ним скрытый, но убежденный геюга. Но он ошибался: Мясной просто отличался обстоятельностью. Наконец свеча была готова. Он тоже накрылся одеялом и приступил. У него особого неприятия процесс не вызвал. В детстве мать при первых признаках простуды всаживала ему суппозиторий — ощущения были похожие. Совсем не такие, как от швабры при тюремном крещении. Он вдохнул, выдохнул, расслабил булки и через две минуты уже был на ногах. Они собирались дойти до душевых, помыться, вытереться, одеться, вернуться в камеру и таким образом проверить, сработает ли их план, достойный шедевров тюремного кинематографа. Если свеча выскочит или они не смогут с ней идти нормальной походкой, операция отменяется, надо искать новую альтернативу.

В стране тем временем пахло жареным все сильнее и сильнее. Пока картель «Те Самые» устанавливал мир в подконтрольных штатах, другой картель, владевший куда меньшей территорией, окончательно распоясался и упивался насилием. «Самым-Самым Другим» вся эта херота а-ля Махатма Ганди, творимая «Теми Самыми», вообще не заходила. Единственный способ заставить договориться власти Мексики, США, Колумбии, Боливии и Аргентины состоял, по их мнению, в экстремальном беспределе. В отличие от других картелей, старавшихся лишний раз не волновать свои территории, «Самые-Самые Другие» обожали выпустить пчел из роя. Любимый приемчик: выловить солдата или федерала, заставить на камеру рассказать, какие в правительстве все продажные, записать казнь и запустить в интернет. А если это не работает, то есть другая, не менее или даже более эффективная тактика: похищение и расчленение юных дочек местных богачей. Видео с голыми избитыми девочками, умоляющими о пощаде за секунду до того, как по ним пройдется бензопила, производили должное впечатление. «Хотите, чтобы мы перестали? Тогда будьте паиньками и соблюдайте наши требования по всем пунктам».

Власти решили не поддаваться на провокации гнусного картеля и уж тем более не предавать своих новых союзников.

Пакт с «Теми Самыми» — единственный способ привести страну к миру. Гринго должны срочно одобрить его. Война против наркотрафика была проиграна в ту же минуту, как началась, и лучше остановить ослабляющее страну кровопролитие.

Гринговское правительство негласно одобрило сделку. Взбесившись, «Самые-Самые Другие» решили прописать ему по первое число, чтоб неповадно было подвякивать всякой хрени. Под раздачу попадали жены мэров, звезды американского футбола, белокурые детишки в сельских школах ин зе мидл оф ноувер. Но рук не пачкали, с мексов взятки гладки. Все убийства совершали наркоши-реднеки, тоскующие по дозе, которым «Самые-Самые Другие» обещали ежедневный подвоз герыча в течение пяти следующих лет. Поэтому домохозяек в супермаркетах отстреливали вполне себе рыжие субъекты. Ничего нет лучше, чем иметь хорошего инсайдера.

Создатель картеля имел четкое представление: власть не должна быть у какого-то одного мудака. Или двух. Взять хотя бы ацтеков: ну вот был у них тлатоани, вроде как император. Ну так их и завоевали за пару месяцев. Поимели этого Куаутемока — и прощай, ацтекская империя. Зато апачей триста лет не могли усмирить. Вот это дело. Одного вождя убьют — на его место тут же приходят двое. Этих двоих порешат — глядь, новых уже шестеро. И так до бесконечности. Тактика Управления по борьбе с наркотиками в обезглавливание картелей — принесла столько же пользы, сколько поросят мог бы принести боров. Сколько бы ни сажали главарей, преступность только множилась. Картели запустили свои метастазные щупальца во все слои населения. И огромное количество оборванцев увидело в них долгожданный способ расквитаться за те столетия, когда простого человека только и делали, что нагибали. Великая революция, осмысленная Марксом, началась не с пролетариата, а с организованной преступности и продажных политиков, позволявших ей развиваться. Правильно Рамос Фрайхо говорил: не бывает преступления без сговора.

Босс боссов «Тех Самых» посоветовал властям не впадать в отчаяние: «Эта шваль беспределом питается. Пусть себе убивают, насилуют, четвертуют, пока не надоест. Не суйтесь. Скоро они так разгонятся, что сами друг друга перебьют». Его не послушали. Государство мощно выступило против безбашенного картеля. Послало войска, танки, вертолеты, не понимая, что этим только подливает масла в огонь. Безбашенные только обрадовались. Больше смерти, больше террора, больше способов тянуть деньги из населения. Государство, упорно придерживавшееся примитивной политики «око за око, зуб за зуб», подкармливало бестию. В какой-то момент картелю «Те Самые» пришлось вмешаться и охолонить этих мандавошек.

Однажды утром, когда я пришла на очередное супружеское свидание, надзиратель велел мне следовать за ним: «Вас хочет видеть сеньор директор». Я спросила зачем. «Просто поприветствовать». В тюрьме просто так никто никого не приветствует; если тебя хотят видеть, значит, это какая-то ловушка. Наверное, собрался шантажировать меня или, в духе Кармоны, сдать еще более роскошный и дорогой люкс. Его вроде недавно назначили — начинает собирать мзду. «Спасибо, мне неинтересно», — сказала я. Надзиратель жалко улыбнулся: «Сеньорита, вы меня тоже поймите. Не могу же я директора ослушаться». Как, впрочем, и я, чего уж там.

Он доставил меня к офисам. Пришлось пройти через несколько зарешеченных и накрепко запиравшихся проемов. Наконец перед нами распахнулась железная дверь. Под взглядом шести охранников с автоматами мы проследовали в элегантный кабинет. Кожаные кресла, ковер, литографии Руфино Тамайо и в глубине комнаты — стол секретарши. При виде меня она встала, подошла и энергично потрясла мою руку: «Рада с вами познакомиться, Марина. Прошу сюда. — Она провела меня в маленькую приемную и предложила сесть. — Желаете что-нибудь выпить?» Я попросила кофе. «С сахаром или заменителем?» Ничего себе, у них и заменитель имеется. «Два пакетика заменителя, пожалуйста». Она сварила кофе, подала мне и любезно сказала: «Директор примет вас через минуту».

После чего села работать за компьютером. Она не вписывалась в обстановку. Одежда от «Зары», но все отлично подобрано. Волосы естественного оттенка, никаких платиновых прядей. Первые седые волоски тоже не закрашены. Маникюр. Почему она вообще работает секретаршей у директора тюрьмы?

За бронированным оконным стеклом текла тюремная жизнь. Надзиратели обходили территорию. По двору бродили несколько заключенных. Часовые на вышках смотрели в бинокли. Собаки отдыхали в клетках. Вдалеке виднелось футбольное поле в лужах от недавних дождей.

Зазвонил телефон, секретарша ответила: «Сию минуту, сеньор директор. — Повесила трубку и повернулась ко мне: — Сеньора Лонхинес, следуйте за мной, пожалуйста». Она распахнула передо мной дверь кабинета и пропустила внутрь. Директор ждал меня стоя. Вид у него был еще более элегантный, чем у секретарши. Лет пятидесяти, высокий, стройный, густые волосы, седая прядь на лбу. Явно сшитый на заказ костюм из очень хорошей ткани. Безупречный галстук. Не так себе представляешь директора тюрьмы. «Благодарю вас, Марина, что приняли мое приглашение. Меня зовут Франсиско Моралес, но вы можете звать меня Панчо».

Секретарша вышла и закрыла за собой дверь. Директор показал на столик, где стояла бутылка «Courvoisier XO Imperial». «Не желаете коньячку?» Я покачала головой. Вполне в стиле коррумпированных мексиканских политиков — дорогой коньяк и импортные бокалы как мини-проявление власти. А как макси-проявление — платиновые часы «Vacheron Constantin Patrimony» у него на запястье.

«Я большой поклонник вашего творчества», — внезапно сказал он. Я сначала даже не поняла. Что тюремный функционер может знать об особенностях моего танца? Лапшу вешает. «Знакомы с моими постановками?» — недоверчиво спросила я.

Он улыбнулся: «Конечно. Когда я был послом в Бельгии, видел кое-что из того, что вы ставили с Люсьеном Рамо. Но вы тогда были еще очень молоды». Все это какой-то абсурд. «Вы были послом?» — «Да, Марина. Послом в Бельгии и в Нидерландах, а также в Португалии, Швеции и Израиле. А еще дважды был сенатором. Ну и федеральным депутатом, и замминистра. — Панчо заметил мое замешательство: — Вы, наверное, задаетесь вопросом, как я попал сюда. Сказал и сделал нечто, что не понравилось господину президенту, и меня, вместо того чтобы наказать назначением в Гондурас, отправили на этот мелкий пост. Как вы знаете, политика — штука причудливая».