Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
— Ла-адно…
Я сжег листки, напряженно размышляя. Если это перепроверка, а это она, то благополучно пройти ее можно лишь одним способом — «Сенатор» должен выдать очередную порцию послезнания, продемонстрировать свою сверхинформированность, то есть то, чем юный математик под псевдонимом «Волхв» не обладает в принципе, довольствуясь элементарной логикой.
— Не печалься, Ю Вэ, ступай себе с богом, — бурчал я на манер золотой рыбки, осторожно спускаясь по темной лестнице, — будет тебе четырнадцатое письмо!
Вечер того же дня
Московская область, Внуково
Громыко здорово устал за день, хоть и без того паршивого надлома, коим человека отягощает возраст. Прибыв на дачу, «Мистер Нет» обнаружил, что Густав уже дожидается его, попивая чаек с баранками.
— Извините, ради бога, заработался! — министр покаянно развел руками.
— Ну, что вы, Андрей Андреевич, — резво встав, Густав
— Она… — буркнул Громыко, раздраженно сдергивая галстук. — Терпение, похоже, лопнуло даже у Леонида Ильича! На двадцать восьмое декабря назначен внеочередной пленум ПОРП, и мы сделаем всё, чтобы Первым секретарем избрали Мирослава Милевского. А дальше… на войне, как на войне! — он хмыкнул невесело. — Перечитывал перечень мероприятий… как будто план контрнаступления! Северная группа войск в полной боевой… От Варшавы до Кракова — повальные и одномоментные аресты самых опасных, самых активных функционеров антисоветских и антисоциалистических групп… По прикидкам этих наберется около трехсот человек. И сразу развернем идеологическую работу! Сделаем акцент на предстоящих реформах, на очищении партии и повороте ее лицом к рабочему классу. И лозунги найдем иные. «Больше социализма!», «Каждому по труду!», «Нет пилсудчине!»
— Должно сработать… — протянул Густав. — Если действовать решительно и жестко! Тогда обойдемся малой кровью.
— Да… — помрачнел Громыко, и встрепенулся. — Но вас я вызвал совсем по иному поводу. Грядет период турбулентности… И в этой связи меня очень интересует Китай. С кем он будет, и против кого?
Советник откинулся на спинку кресла, и задумчиво потер подбородок.
— Смотрите, Андрей Андреевич… — медленно проговорил он. — Для отношений с Китаем важны и те события, что происходят сейчас, вроде нашего сближения с Израилем, но архиважна неочевидная пока для китайского руководства — причем и для Дэн Сяопина, и для Ли Пэна, а тем более для Ху Яобана и Чжао Цзыяна! — но косвенно ощутимая новая линия, порождающая некое изменение фона в отношениях между СССР и Западом. Вот только позиции самого Китая в этих новых условиях могут ослабнуть и, как следствие, КНР либо усилит борьбу за периферийные зоны, вроде Парасельских островов и Спратли, в известном смысле шантажируя ростом военной опасности в регионе, «временно списанном» из глобальной политики…
— Да, — усмехнулся Громыко, — Вьетнам уже нервничает — китайские корабли так и шныряют вокруг спорных клочков суши.
— … Или же, напротив, — повысил голос Густав, — Ху Яобан и Чжао Цзыян ускорят процесс в рамках своих идей о «Госпоже Сай», то бишь, науке, и «Госпоже Дэ», демократии, которые «пришли в Китай раньше марксизма», а развитие событий может даже ускорить дестабилизацию в крупных городах и наиболее развитых провинциях страны…
— М-да… — наморщил лоб «Мистер Нет». — Сложно писать историю вероятного будущего!
— Увы, да, — легко согласился советник. — Вечная проблема моделей и прогнозов такого рода — мощный элемент множественного человеческого фактора, как источника погрешности модели, причем элемент погрешности растет нелинейно, а компенсаторные механизмы глобальной системы не столько «выпрямляют» зависимости, сколько вгоняют в колебания и наращивают разброс вариантов результата… — Густав задумался, рассеянно потирая щеку. — Мне, в связи с этим, кажется, что было бы интересно не столько смоделировать конкретную — целевую — геостратегическую конфигурацию… всё равно основные проблемы СССР лежат внутри и решать их надо там, а внешняя политика должна лишь способствовать решению этих задач… м-м… при всей дискуссионности этого тезиса… сколько показать логику процессов и действующих лиц — это мало кто представляет у нас. Да, полагаю, и не только у нас! А чтобы, пусть даже в первом приближении, понять источник действий Ху Яобана и Чжао Цзыяна, стоит взглянуть на «момент перемены эпохи». Понятно, что стартовый период перемен — начало и середина семидесятых, еще при жизни Мао Цзэдуна, когда состоялось возвращение к власти… пусть и не на первые роли… прежней генерации «наследников», репрессированных более или менее строго в период «культурной революции». Одновременно происходило усиление военных — и даже ситуация с Линь Бяо не привела к «откату линии», оставаясь сугубо кампанией «борьбы с Линь Бяо и Конфуцием»…
— Хм… — отпустил министр иностранных дел, и Густав совершил небольшой экскурс в историю.
— Во время «культурной революции», — заговорил он о делах не столь давно минувших дней, — Мао Цзэдун не трогал большинство военачальников, ограничившись разгромом лишь группировок маршалов Пэн Дэхуая и Хэ Луна, но оставил в неприкосновенности Лю Бочэна, Сюй Сянцяня, Не Жунчжэня, E Цзяньина. Эти маршалы, в свою очередь, при условии, что их самих и армии в целом не коснется «культурный» разгул, были готовы поддерживать Мао. Случались и казусы. Так, был реабилитирован и восстановлен в звании генерал Чэнь Цзайдао, тот самый, что в июле шестьдесят седьмого учинил локальный переворот в Ухане: разогнал и арестовал коммунистических лидеров, как старых, так и не последних сторонников Мао, вроде Се Фучжи, тогда — министра общественной безопасности, и Вань Ли, который чуть позже стал одним из важных союзников Чжао Цзыяна, а в тот момент был верным… хм… маоистом. Кроме того, можно попробовать хоть условно-предварительно, разобраться в источниках давления в пользу реформ с самых низов —
тех самых крестьян, ради которых вроде бы всё и затевалось. Как отмечают специалисты из ИМЭМО, мощное крестьянское движение было направлено на «сугубо контрреволюционное» возвращение от коммун к земельным наделам и семейному труду…— У нас их в известную пору сочли бы кулаками или подкулачниками, — усмехнулся Громыко.
— Ну-у… — затянул Густав. — Сталинский метод при всех… хм… серьезнейших эксцессах и трагедиях времен демонтажа НЭПа, был все же… ну, несколько более щадящим по сравнению с «народными коммунами» Мао, если так вообще можно сказать о подобном процессе. Вдобавок, организованное к концу шестидесятых «перевоспитание хунвейбинов», то есть их массовая отправка в деревню, стало не слишком подходящей мерой. Если смотреть на происходившее с уровня отдельного человека, то и сами молодые участники «Культурной революции, борьбы с контрреволюцией и ревизионизмом» чувствовали себя обманутыми, будучи брошены в среду, не соответствующую их исходной экзальтации, да еще склонную жить «в рамках бюрократии» — той самой, с которой вчерашние хунвейбины и цзяофани воевали в меру сил и невеликого разумения. Вдобавок, крестьяне воспринимали их как людей именно неумных и даже придурковатых.
— Взгляд разумных людей, — фыркнул хозяин дачи.
— Именно! — согласно кивнул гость. — Естественным выглядит в итоге, что как раз партийные лидеры, наиболее внимательно и осторожно наблюдавшие за самой многочисленной частью населения страны, тот же Чжао Цзыян, провинциальный партийный лидер Сычуани, и Вань Ли, на тот момент — лидер провинции Аньхой, не слишком склонны были возиться с «бунтарями», еще недавно относимыми к «соли земли», «передовому отряду» и тому подобному. Завершили специфическое «безвременье», как можно понять, три смерти: Кан Шена, в декабре семьдесят пятого; Чжоу Эньлая, в январе семьдесят шестого, и, в сентябре того же года — самого Мао Цзэдуна. Фактически, если официально продолжалась «эпоха Мао», то массовой демонстрацией на площади Тяньаньмэнь пятого апреля семьдесят шестого года — в память о Чжоу — обозначился и закат этой эпохи. Риск любого из «праздногуляющих» оказаться под ударом был самый серьезный и, кстати, жесткий разгон последовал. Тем не менее, можно, видимо, полагать, что значимые группы населения китайской столицы в апреле семьдесят шестого отдали дань Чжоу Эньлаю не только как выдающейся персоне, но и как определенному Символу Желаемого. — Советник помолчал, точнее формулируя доводы. — Строительство коммунизма по-китайски, активно реализуемый «Красный проект по Мао» даже в КНР вызвали неодобрение масс, однажды уже восстававших. Началось брожение, причем в разных пластах социальной тектоники. На этом пестром фоне, даже без знания точных подробностей, можно оценить, как и почему малоизвестному ранее Хуа Гофэну удалось сплотить вокруг себя как сторонников «маоизма без излишков», так и сторонников освобождения от прежнего курса в полной мере. Причин, в общем, две — сохранение властных возможностей и безопасность в этой власти. Да еще сыграл свою роль быстрый, оперативный арест членов пресловутой «Банды четырех», представлявших собой прежнее ультралевое крыло в ЦК КПК. Вполне вероятно, оно и само бы предпочло устранить конкурентов, но опоздало. Например, потому, что Кан Шэна с ними уже не было. Вероятно, по тем же причинам никто не счел возможным открыто порвать с прежним курсом, а вовсе не от особой «государственной тысячелетней мудрости»! Хотя, возможно, и такие мысли обкатывались, как пропагандистская фигура, но, скорее всего, задним числом.
— Скажите, Густав, — тонко улыбнулся Громыко, — вы точно не пришелец из космоса? Какой регион не возьми, вы в теме!
Советник негромко рассмеялся, не пряча довольной улыбки.
— Да просто невозможно рассматривать значимые государства в отрыве от остального земного шара! — вдохновившись, он потер руки. — Теперь поглядим, что делает ситуацию в Китае более динамичной и приходящей в соприкосновение с курсом СССР. Ну-у, о реформах, и самых серьезных, китайцы объявили уже в этом году, на 3-м пленуме ЦК КПК, но фактически они пока не стартовали, и вряд ли стартуют до съезда КПК, а это произойдет в восемьдесят втором. То есть, время для инициатив с нашей стороны есть, хоть и мало…
— Простите, что перебиваю, — вступил Андрей Андреевич. — Мы получили сведения, что Америка всерьез рассматривает возможность переноса в Китай целого ряда производств. Это ведь серьезный фактор?
— Без сомнения! — энергично кивнул Густав. — Но в отсутствие войны в Афганистане, и, наоборот, в связи с «неправильным» развитием ситуации вокруг Ирана, США вряд ли будут склонны форсировать — даже чужими руками, скажем, Израиля и Франции — модернизацию Китая. А сама Европа, имея на горизонте планирования более внятные экономические бонусы и, в перспективе, если мы сработаем правильно, получив развязки по безопасности, тоже не станет рваться в «зону напряженности», созданную Китаем. Кроме того, фразы Чжао Цзыяна насчет возобновлении контактов на советском направлении, как раз заставят прикидывать — а не лучше ли, пользуясь ослаблением конфронтации и кой-каких ограничений, поучаствовать в «проектах сотрудничества» с Советским Союзом? В итоге речь для КНР пойдет об ускоренном прохождении реформы и в идеологической области… тут основная фигура — Ху Яобан… чтобы на основе партийных тезисов переходить к многоукладности экономики. Думаю, Китай фактически будет вынужден ускорить процесс модернизации, чтобы не отстать от изменений в СССР… Разумеется, если таковые изменения будут происходить в самом СССР.