Спасти СССР. Реализация

— Василий.

Вот ведь натура человеческая… Совсем недавно я убеждал себя, что разлюбил Тому, да и не любовь это была, а так, наваждение.

Вспомнил танец на выпускном, сиянье зеленых глаз напротив… И решил исполнить несбывшееся — влюбиться по собственному желанию!

Но если мои амурные восторги и страдания лишь причуда распоясавшегося воображения, если ты вдоволь «натетёшкался», изнывая, то отчего же так больно? Отчего горечь жжёт глаза?

— Дюш… — Ясин голос дрогнул, и девичьи пальцы легли мне на руку, ласково и невесомо. — Мне очень, очень жалко, что всё… всё вот так… Тома сама попросила, чтобы я рассказала тебе…

— А сама? — вытолкнул я.

— Томка не могла, Дюш! — с тревожным жаром выпалила Яся. — Правда! Приехала ко мне, глаза зарёванные… — Она всхлипнула.

— Зарёванные… — рассеянно повторил я, чувствуя слабенькое облегчение. Вот почему неделю назад мы с ней уединились на кухне — Тома хотела нацеловаться вдоволь. На всю весну. — Ладно, Ясь… — вздохнулось мне. — Между нами ничего не было, — я криво усмехнулся, — да ничего и не произошло бы… Слишком мы разные.

По глазам Яси было видно, как ее резануло жалостью.

— Я предлагала Томке остаться, — забубнила она, нервозно тиская платочек. — Пусть бы пожила с бабушкой, доучилась бы хоть… Тут осталось-то! Два месяца. Ну, три, если с экзаменами считать… А она только головой мотала!

— Ладно, Ясенька, — выразился я уж слишком по-взрослому. — Переживу. По крайней мере, школьная любовь у меня была! Уже хорошо… Слушай, а давай поедим? Мама с утра наготовила всего! И запеченный картофель «пайль» с сыром, и бефстроганов, и… — вероломно искушая, я достал из холодильника литровую банку с помидорчиками — «мама Люба» накрутила их в собственном соку.

— Соблазнил-таки, коварный! — шутливо заворковала Ясмина. — Давай!

Отправив латку в духовку, томиться — и томить — я достал и салфетки, и тарелки, порезал свежий хлеб… В общем, запрудил поток сознания.

— А как твои отреагировали на статью? — деланно оживилась Яся, радуясь смене тем. — Радовались?

— О, еще как! — излишне громко воскликнул я. — Радовались, гордились… Кстати, ты смотришь «Очевидное-невероятное»?

— А как же! Конечно… — глаза девушки махом расширились, и она выдавила, еле сдерживая восторг: — Ты хочешь сказать…

— Ага! — ухмыльнулся я. — Узришь в эту субботу.

Яся вскочила, с размаху обняв меня; тут же застеснялась, зарделась, и с чувством вытолкнула:

— Здорово! Ты и Капицу видел?

— Вот как тебя! Там и Колмогоров был… — я неопределенно пожал плечами. — Если честно, Ясь, меня вся эта шумиха не очень радует. Беспокоит больше.

Девушка понятливо кивнула.

— Боишься потерять статус «одного из» и превратиться в «того самого»?

— Офигенная формулировка! — улыбнулся я. — Меня, знаешь, успокаивает, что мы уже кончаем школу — хоть тут всё останется, как было…

— Дюш, — отзеркалила мою улыбку Акчурина, — а кто в классе изменил к тебе отношение? Мы просто радуемся! Вон, Андреев вообще не поменялся — Пашка дружит с тобой, а не с «Тем-кто-доказал-теорему-Ферма»! Ну, разве что Валдис сильно расстроился бы… Помнишь Валдиса? Но он ушел…

Во мне всё болезненно сжалось.

— Валдис умер, — сказал я глухо и отрывисто.

— Да ты что?! — выдохнула Яся, бледнея. — Когда?

— Год назад. Попал под машину и… И всё.

— Ничего себе… — пробормотала девушка, беспомощно водя головой. — А я и не знала…

— Мементо мори, — мои губы скривились невесело и жалко. — Моментом в море… Всё! Настроение и так скачет… — Продолжая тему Гайдая, я перешел то ли к Серову, то ли к Данелия: — Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!

Картошка разогрелась и пыхала сырным духом. Я был щедр: наложил полную тарелку и себе, и гостье.

— Ой, да куда ж ты мне столько! — встрепыхнулась Яся.

— Кушай, девонька, кушай, — умильная улыбка заботливой бабушки далась мне без труда. — А то еще и чаем напою!

Зря Яся переживала — наши юные организмы умололи и мамино изысканное яство, и по изрядному куску пышного пирога. Мы будто заедали неприятности, былые и грядущие. Даже боль от «заочного» расставания с Томой притупилась. Мои губы и руки помнили «зеленоглазку», хранили ее чувственный образ, но и он помаленьку тускнел, отходил во вчера…

Тот же день, позже

США, штат Вирджиния, Маклин

— Опять «Источник» фонтанирует… — пробормотал Колби, близоруко щурясь на оторванный факс, упрямо сворачивавшийся в трубочку. — И Карлуччи в гости к нам? — подивился он.

— И Фрэнки, — рассеянно кивнул Дик Леман, — и Уолтерс с Абрамовицем, и даже Грэм Фуллер [5] !

— Даже! — хмыкнул Уильям Иган, и задумался.

Картер еще в прошлом году привлек Фрэнка из РЭНДа — и вся операция с «Источником» шла от Карлуччи. Бжезинский — так, вышестоящий супервайзер всей возни, а Карлуччи — планировщик и исполнитель.

— Я чего-то не знаю? — неуверенно спросил Колби.

— Сам не в курсе! — буркнул Ричард. — Фрэнк звонил перед обедом, и голос у него был нервный…

5

Фрэнк Карлуччи — заместитель Стэнсфилда Тёрнера, адмирала и директора ЦРУ. Вернон Энтони Уолтерс представляет военную разведку США. Мортон Абрамовиц — помощник министра обороны США по вопросам международной безопасности, главный планировщик специальной деятельности на Ближнем Востоке. Грэм Фуллер — шеф станции ЦРУ в Кабуле, разработчик стратегии вовлечения исламских радикалов в борьбу против СССР в Афганистане.

Гулкий коридор озвучил множественное движение, и в кабинет вошли четверо представительных «тихих американцев». В одинаковых черных костюмах они походили на советских дипломатов, всегда очень сдержанных и готовых к провокациям.

— Хэлло! — Карлуччи первым вышел из образа, нацепив ритуальную улыбку.

— На ланч не рассчитываю, — ухмыльнулся Вернон Уолтерс, — но от кофе не откажусь!

— Присоединяюсь! — томно вымолвил Мортон Абрамовиц, валясь в кресло.

— Грэм? — Колби гостеприимно управлялся с кофемашиной.

Губы Фуллера, скромно присевшего в уголку дивана, дрогнули в скупой нечаянной улыбке.

— Без сливок. Без сахара, — коротко обронил он.

— Азиатские вкусы! — затянул Абрамовиц. — Узнаю. В Йемене нас поили таким же, да еще и с кардамоном!

Никелированное чудо техники зашипело, напуская кофейного духу, запарил эспрессо. Первую чашечку Уильям поднес Карлуччи.

— Благодарю, — чопорно кивнул тот, и заворчал, шурша распечатками. — Во всех оперативных документах отсебятина какая-то… То «Источник», то вообще «Ухо»… А как-нибудь… м-м… позвучнее нельзя?