Спасти СССР. Реализация

— Никак, «Чемпион»? — прищурился он.

Спортивный мужчина не вздрогнул, лишь губы его повело вкривь.

— Соколов, небось, стуканул? Да я не в обиде, так и хотел. Можно сказать, рассчитывал… А то самому сдаваться невмоготу. Тем более что виноват я перед Андреем — сам же его снимал! Выходит, что первым и сдал, да еще вероятному противнику…

Минцев поднялся на пару ступеней и уложил авоську на широкий низкий подоконник, звякая бутылочками из молочной кухни. Опасности, исходящей от «Чемпиона», он не ощущал. Обычный мужик, разве что изрядно побитый жизнью.

— Присядем.

Оба уселись по разные стороны от авоськи.

— И давно вас завербовали? — Жорин взгляд обрел цепкость.

— Да лет десять назад, или раньше… — пожал агент ЦРУ всё еще могутными, хоть и слегка оплывшими плечами. — Приказали залечь, и не отсвечивать. А в прошлом году, в мае, «разбудили»…

— Ага… А кто вам установку давал? Мужчина?

— Женщина. Да где там… Девчонка, хоть и вице-консул. Синтия Фолк… — «Чемпион» дернул губами. — Я, гражданин начальник, о снисхождении не толкую. Что впаяют, то и получу. Хотя… Иной вины, чем фотки тех десяти пацанов, вроде и нет. Согласен, доллары на мое имя капают, где — не знаю, да и на кой они мне… Драпать в Штаты я не собираюсь, я там ничего не забыл. Ну, да, повелся однажды, дал слабину… Обиделся, как малолетка, и на супругу, и на командира… На всех! — Он поморщился. — Вроде, взрослый мужик, а… хуже юнца. Полжизни прогадил… А-а! — кисть, выглядывавшая из манжеты «олимпийки», ворохнулась, обреченно отметая реал.

— А как вас звать хоть? — Минцев сложил руки на коленях.

— Лепнин. Юрий Алексеевич… как Гагарин. М-да…

— А на меня-то как вышли, Юрий Алексеевич?

Лепнин чуток развеселился.

— Хех! Каждый божий день мимо «Большого дома» прокатывал! Всё примерялся, с духом собирался, хе-хе… Да и за вашей машиной пристраивался, будто в догонялки играл. Кто-то вас, помню, окликнул по имени-отчеству, а в роддоме я фамилию узнал, жены вашей… — он повернул голову и с интересом спросил: — Мальчик? Девочка?

— Мальчик, — серьезно ответил подполковник.

— А у меня ни сына, ни дочки… — поугрюмел Лепнин, и повел плечами. — Ну, сам дурак… Ладно, гражданин начальник, не смею задерживать! Я вас тут перехватил, чтобы… Ну, не знаю… Вдруг пригожусь? Будете через меня «дезу» гнать, хе-хе… А агенту, хоть серпасто-молоткастому, хоть звездно-полосатому, светиться ни к чему. Говорите, куда завтра явиться, накатаю чистосердечное!

Минцев покусал губу, соображая.

— Вот что… — медленно выговорил он, бросив взгляд на часы. — Будьте здесь в то же время… Нет, лучше ровно в четыре. Годится?

— Вполне.

Кряхтя, «Чемпион» поднялся. Кивнул неловко на прощанье, да и побрел к выходу. Жора рассеянно глядел ему в спину.

«Если не придет, нарисую анфас и в профиль, выйдет лучше, чем на фото! — подумал он. — Да не-ет, должен прийти. И оба „спящих“ сыграют за нашу команду…»

Глава 21

Воскресенье, 4 марта. День

Ленинград, Измайловский проспект

Первая примета весны — не слякоть, а сырость. Слабый ветер задувал вдоль по проспекту, донося холодную влагу, и щеки немели, как от мороза.

Цвета снятого молока лёд в каналах утрачивал зимнюю цельность, но пока не шёл на излом открыто — трещины смутно просвечивали сквозь белёсый пласт намерзшей воды, словно синие вены на бледной коже.

А небеса то зависали клубистой облачностью, нагоняя хрупкую стужу, то вдруг оголяли бездонную лазурную высь, и тогда солнечный свет лил, как сияющий дождь. Он смывал пасмурную городскую суровость, растекался полузабытыми тенями и брызгал золотыми отблесками с куполов. Вешний канун…

Прищурясь, я глянул вверх — синяя прореха во облацех заволакивалась, тускнея и сливаясь с надоевшей хмарью.

«Гадская погода… — мои губы скривились в гримаске разочарования. — Вот как тут усвоишь витамин D, если ультрафиолет — йок?»

Качая авоськой с пахучим хлебом, я пошагал домой. Ноги копили здоровую молодую истому — нагулялся. Меня и на Невский заносило, и на Владимирскую площадь… Совсем уж мистер Вудрофф и мисс Фолк забыли про Дюшу Соколова.

«Слушай, обидно, клянусь, обидно, ну!»

Хотя всё это наигрыш, глупое полудетское бодрячество. Внутренняя тревога никуда не пропадала — как засела в душу года два назад, так и сидит занозой. Никакой иголкой не выковыряешь…

Похоже, цэрэушники сменили тактику. Или затихли, взяли паузу — и тянут, тянут…

— Да и черт с ними, со всеми, — забурчал я тихонько, прикрыв за собою дверь парадного.

Неспешно поднимаясь по лестнице, расслышал глухую трель домашнего звонка, и придал себе ускорения. У моего родного порога топталась Яся.

Простенькое пальто с меховым воротником «взрослило» Ясмину, добавляя пару-тройку лет, но войлочные сапожки с незамысловатой вышивкой, наоборот, молодили, возвращали к малолетству.

Девушка отняла палец от кнопки, огорченно вздыхая, и я тут же бурно возрадовался, нисколько не притворяясь:

— Ну, наконец-то в гости зашла! Привет, Яся!

Акчурина чуть вздрогнула, но живо обернулась — и залучилась:

— Привет, Дюх! А я звоню, звоню…

— А мои на даче, у друзей! Лыжи, шашлыки и прочие радости жизни… — отперев дверь, я сделал широкий жест: — Пр-рошу!

— Благодарствуем, — церемонно ответствовала Яся, входя.

Я немножко поухаживал за нею, угодливо принимая пальто, и продолжая болтать:

— О, ты в том самом солнце-клёш! Какая прелесть… Надо тебе еще чего-нибудь пошить, легкого, к лету… Сарафанчик! А еще ж выпускной! О-о! Слу-ушай… А Тома не приболела, случайно? В субботу ее не было. Зайти, может?

— Не нужно… — пропыхтела Яся, разуваясь. — Это тапочки твоей мамы? Можно, я в них?..

— Ну, конечно! Пошли на кухню, чаем тебя напою. Или сразу накормить? Лично я еще не обедал! М-м… А почему — не нужно? Томка опять заразилась?

— Да нет, — вяло сказала гостья, шагая на кухню. — Томка здорова. Просто… Понимаешь…

Ясмина разволновалась и покраснела — румянец придал трагичной живости ее лицу, простому, но свежему — и одухотворенному.

— Тома больше не будет ходить в нашу школу, — затараторила она, спеша выложить подробности, словно избавляясь от неприятной тайны. — У нее папу переводят в Министерство путей сообщения, каким-то замом, и они, все трое, переезжают в Москву. Квартиру дали… Где-то на проспекте Вернадского. А тут только бабушка останется…

— И кот, — ляпнул я — и увял.

— Кот? — в Ясиных глазах всплыло недоумение. — Какой кот?