Спелый дождь
Шрифт:
Неизгладимо чувствуют и знают.
Пятнадцать лет -
Неволи окоём.
Но не ослеп
От суеты и рвенья.
Открылась тайна
В облике твоём,
Явилась жизнь -
Возможность откровенья.
47
ПАМЯТИ МОЕЙ ЛИЦО БЕСКРОВНОЕ
Когда мы вместе задумали эту
книгу, Михаил признался, что ещё
при подготовке «Предвестного све-
та»
ление, которому старался следо-
вать. Оно состоит из трёх частей:
обретение голоса, исповедь, про-
поведь. У этой триады есть общее
– историко-культурный камертон.
«Предвестный свет» можно отне-
сти к обретению голоса. Три шага
цикла «Памяти моей лицо бескров-
ное» - более всего исповедь.
ШАГ ПЕРВЫЙ
«...Мы получали «высшее пенитенциарное» образование: буквы алфа-
вита узнавали из переклички тюремных надзирателей. «На сэ есть, на рэ
есть? Кто на хвэ?» - так выкликали счастливцев, которым носили переда-
чи родственники. Грамотой овладевали в «индиях», до дыр зачитывая об-
виниловки, прежде чем пустить их на курево. («Индия» - камера, в которой
сидели те, кому никогда ничего не приносили). Арифметика - отсиженные
и остающиеся по приговорам годы...»
(«Речь о реке»)
В Перми несколько стихотворений Миши на патриотическую тематику
было напечатано в газетах. Одно из них даже получило третий приз в
юбилейном конкурсе молодежной газеты. Журналистка Таня Черепанова
сказала:
– То, что у него сейчас публикуется, имени не сделает. Но у Михаила
необычно богатая биография. И вот если он сумеет показать её во всей
полноте...
Чтобы это пожелание начало воплощаться в жизнь, потребовалось не
менее десяти лет. Пришлось набираться литературного опыта, а главное,
занять позицию.
Эта позиция в свернутом виде определилась уже в лагерный период:
«Я люблю Россию, но я с ней и спорю». Однако в целом протестность в
творчестве для этого периода не характерна. «Лагерные тетради» по духу
и по стилю более всего близки к раннему Блоку: поэт вслушивается в тре-
вожную музыку бытия, не конкретизируя. Рассуждать детально он тогда
был не готов и не хотел. Вспомним: ведь Сопин был осужден по уголовной
статье, и нельзя сказать, чтобы совсем уж невинно. Мы не раз говорили
на эту тему, Михаил честно рассуждал:
– Нас нужно было призывать к порядку - натренированное на бойне
поколение огольцов самого удалого возраста, которым ничего не страш-
но. Те, кто старше - шли в бой под присягой. Маленьким ещё предстояло
войти в жизнь под контролем взрослых. А у нас за спиной - ничего, кроме
собственных понятий о чести и морали. С нами что-то надо было делать,
и власть пошла
по наипростейшему пути: придавить, выловить, уничто-жить, приковать к лесоповалу...
48
«Акценты смещались: вражеской становилась многомиллионная армия
агонизирующей безотцовщины. Скоро ей нашли «достойное» применение.
За время войны опустели лагеря. Стали сажать повторно по 58-й ста-
тье (политических), но их уже не хватало. Надо было восстанавливать
бывшую оккупированную территорию, откуда-то взять армию новых
строителей, которые бы валили лес, долбили руду, клали кирпичи... Ужас
и простота этих обстоятельств привели к людоедской политике. Броси-
ли клич - выжигать калёным железом, хватать за бродяжничество, неза-
конное ношение оружия (валявшегося грудами везде), за воровство. Кого?
Были орды бездомной шантрапы, брошенной на произвол судьбы, вынуж-
денной себя кормить, греть, защищать. Выжившие в голоде и бомбежке,
выплюнутые войной и расшвырянные по белому свету, они же оказались
обречены стать жертвами лагерей».
(«Речь о реке»)
На 15 лет Михаил «загремел» в 1955 году, по поводу, до глупости незна-
чительному. Как-то шли большой компанией из кино, растянувшись на
квартал - в очередной раз смотрели «Бродягу». Впереди идущие пристали
к парню и девушке (отнять велосипед), показали нож. Те закричали, подо-
спела милиция: банда! Большинство взяли сразу, но «хвост» (в том числе
Михаил) разбежался. Правоохранительные органы без труда установили
имена всех.
Судили за разбой по Указу Президиума Верховного Совета СССР от
4.06.47 г. Указов было два: первый - об уголовной ответственности за хи-
щение государственного и общественного имущества, второй - личного.
Согласно ему, все виды такой провинности, вплоть до хищений самых
мелких, наказывались лишением свободы на сроки очень большие (до 25
лет). Проступок, за который раньше могли дать пару месяцев, теперь на-
казывался «десяткой». Например, в документах того периода наш сын вы-
читал, как за семь килограммов украденной муки мужику дали семь лет
лишения свободы. Пересмотру эта судимость не подлежала.
Вот что пишет по этому поводу в статье «Уголовное право как фено-
мен культуры» («Известия высших учебных заведений», 02.03.1992)
М. С. Гринберг:
«Важным элементом обеспечения экономических интересов тоталитар-
ной системы был принудительный бесплатный или малооплачиваемый
труд. Он обеспечивался отчасти трудом заключённых, а массовые репрес-
сии служили источником пополнения».
В 1962 году вышел новый Уголовный кодекс, в связи с чем Указ потерял
силу, а Михаил продолжал отбывать срок до 1970 года. «От звоночка до