Спящая царевна. Совершенно секретно
Шрифт:
— Вперёд! — с готовностью кивнула Делия.
* * *
Маленький приземистый домишко, окружённый со всех сторон буйными порослями, больше походил на шалаш и, притаившись в кустах, был почти незаметен. Это им сейчас на руку.
И всё-таки, прежде чем подойти, Андрей осмотрелся настороженно, пытаясь определить, нет ли поблизости следов непрошеных гостей.
— Постой здесь! Я быстро, — шёпотом попросил он.
И, оставив свою царевну на безопасном расстоянии, медленно двинулся к зимовью.
Осторожничал Беркут зря. Домик был пуст и, похоже, здесь никто давно не появлялся. Выдохнув облегчённо, Андрей призывно махнул рукой Делии, приглашая на порог их сегодняшнего ночлега.
Внутри
Зато тепло и почти безопасно. Сюда точно не придёт медведь, волк или рысь. Да и у тех, кто их преследует, мало шансов разглядеть в темноте эту поросшую бурьяном сараюшку. Правда, снова придётся потерпеть некоторые неудобства ради безопасности.
— Дель, мы сегодня снова на консервах и без чая, — виновато вздохнул Андрей. — Печку топить опасаюсь — могут дым приметить.
— Ничего страшного, — улыбнулась она ободряюще. — Ты делай всё как надо!
Беркутов кивнул и принялся шарить по полке над печкой.
— Темень тут, конечно… Погоди-ка, свечи найду… Наверняка, где-то здесь есть. О, вот она родимая! Уж свечи зажечь можно, я думаю. Не совсем в темноте сидеть.
Уютнее в старом пустующем доме от дрожащего тусклого света не стало, но так хоть видно, что на стол выставляешь.
— Как рука твоя? — заботливо уточнила Делия, помогая Андрею с нехитрым ужином.
— Да уже всё хорошо. Честное пионерское!
— Я потом сама посмотрю, хорошо? — вроде мягко так сказала, но Беркутов сразу понял, что это даже не вопрос. — Надо перевязать.
— Ладно… — с улыбкой кивнул он.
Всё-таки как приятна такая забота!
— Мама моя, Заряна, в целительстве хорошо разбиралась. Я так не умею, — грустно вздохнула Делия. — Вот только кровь остановить могу, боль немного унять, рану чуток присушить. И так ещё… травы, отвары. Это тоже мама меня учила. Я запоминала, но такого дара, как у неё был, от матушки не переняла.
— Ничего себе! Чуток… — ахнул Андрей. — У нас вообще так никто не умеет. Разве что… чаи из травок некоторые старушки заваривают, и знают — какая от чего. Ну и, мы вот тоже, таёжные люди, уважаем это дело — смородиновый лист, шиповник, душица, белоголовник, брусничник, иван-чай… Пьём, потому что вкусно, а не потому что лечимся. А мама меня в детстве, когда простывал и кашлял, поила горячим молоком с мёдом, да ещё чаем с малиновым вареньем. А я любил малиновое варенье, и иногда нарочно делал вид, что заболеть хочу. Вроде и не врал, сам просто в это верил. Наверное, если бы мама какой-нибудь гадостью лечила, я бы всё время здоровый ходил. А ещё она меня на печку загоняла греться, когда с улицы приходил зимой. Намерзнусь сперва, а потом лежу там… оттаиваю… и сверху смотрю, как она на кухне над стряпнёй своей колдует…
Андрей замолчал надолго. Поставил локти на стол, положил подбородок на сцепленные ладони и задумчиво смотрел на трепещущий огонёк свечи. А Делия не сводила с него глаз.
— Расскажешь? — тихо спросила Делия.
— Да что там рассказывать! — Андрей оторвался от созерцания свечи, шумно вздохнул, покосившись на царевну. — Отца не стало, нам совсем туго пришлось. Времена такие были после войны… тяжёлые. Работы выше крыши, а всё в нищете. Я бы и рад помочь, да сам мелкий ещё был. А после того, как батю на моих глазах… Мать боялась, что умом тронусь. Но обошлось. Понемногу вернулся в жизнь привычную. Почти два года она мыкалась, всё хозяйство на себе тащила. Потом… выскочила замуж за мужика одного, тоже вдовца. Дядю Васю Ширяева. Он, вроде, сначала и ничего мне показался. Но я его заранее невзлюбил — за отца горько было, что мать его так быстро забыла. Детская ревность это глупость, конечно. Подрос бы… и успокоился. Только вот теперь думаю, что не в обидах моих дело было, чувствовал я просто, что натура у него гнилая, чувствовал, чем всё это закончится…
Делия смотрела так выжидающе, внимательно, с сочувствием и пониманием, будто наперёд знала, что сейчас услышит. А он даже в полумраке этого неуютного
дома смущался её взгляда…Разве можно эту светлую и чистую небесно-синюю лазурь пачкать пошлой грязью обыденной человеческой жизни?И всё-таки… рассказать тянуло… Хоть с кем-то поделиться тем, что отравляло душу столько лет.
Нет, не хоть с кем-то… С ней, именно с ней!
Никому другому Андрей не стал бы открывать душу. Привык с малолетства таскать всё в себе, самостоятельно решать свои, тогда ещё мелкие, детские проблемы, не вмешивать мать, не жаловаться учителям или страшим, не ныть, даже если очень хотелось.
К отцу мог бы прийти. Не с жалобой, а за советом. Но его не стало слишком рано. И сразу после этого пришлось научиться быть взрослым, сильным и самостоятельным.
А сейчас, наверное, впервые в жизни захотелось открыться. Не плакаться, нет! Просто рассказать откровенно, как до сих пор вина гложет душу, как не отпускает боль. И, может быть, после этого как раз и отпустит… И дышать легче станет.
— Дядь Вася всегда был выпить не дурак. Но на людях он себя вёл почти прилично. Бывало, задирался, кулаками мог помахать, знали все, что он склочный, но как-то всё-таки в деревне его пропащим не считали. Ну, вроде как, мужик живёт один, может себе позволить гульнуть. Не знаю, зачем мама моя вообще за него замуж пошла. Не спрашивай даже! Видно, никого лучше не было на тот момент. А в деревне знаешь, как бабы рассуждают — пусть плохонький, но мужичок в доме. И ладно, что пьёт и бьёт, зато соседи не осудят, что одна, что никому не нужна.
Андрей снова умолк на несколько мгновений, погружаясь всё глубже в воспоминания. Но Делия не пыталась его торопить.
— Первый месяц или два мамин новый муж даже что-то там помогал по хозяйству, со мной по-доброму разговаривал, маме иногда горстку конфет приносил — гостинец. А потом началось — «кто в доме хозяин, я тут глава семейства, а вы все должны помалкивать и в ноги мне кланяться». Пить стал через день, но это ещё полбеды. Беда была в том, что от хмельного он зверел и руки распускать начинал. Когда отчим мать первый раз ударил, я бросился её защищать. Мне тогда было очень страшно. Я ведь такого не видел никогда… Даже представить не мог, что какой-то здоровый, страшный, мерзкий, пьяный мужик будет бить мою мать! Нам тогда с ней на пару досталось хорошенько. А на следующий день, пока он отсыпался с похмелья, мать меня в сени вывела на долгий разговор. И заставила честное слово дать, что я сор из избы выносить не буду, что никому не расскажу, а ещё…что больше не буду между ними встревать. Сказала, что сама разберётся. Дескать, дядя Вася просто вчера перебрал немного, а она сама виновата — скандалить с ним начала, поучать.
— И ты никому не рассказал об этом? Неужели некому было заступиться за твою бедную мать, некому наказать этого… подлеца? — в каждом слове Делии было столько сочувствия, горечи и недоумения.
— Наверное, кто-то мог помочь, — пожал плечами Андрей, — но я не знал, к кому мне идти. А ещё привык слушаться мать, доверял ей и умел держать данное слово. Я сделал всё, как она велела. Только… это был лишь первый раз. Со временем, все эти пьянки, скандалы, ругань и побои превратились в нечто привычное. Меня уже это не пугало так сильно, почти свыкся. Время… оно умеет примирить с чем угодно, приучает терпеть. Несколько лет всё так и продолжалось. Я этого урода всей душой ненавидел, презирал и боялся. Даже когда он трезвый был и спокойный. Но вмешиваться я больше не пытался.
— Годами? — ужаснулась царевна. — И твоя мать так долго терпела и скрывала?
— Она-то скрывала, — хмыкнул Беркутов, — но в деревне ничего не утаить. Все уже знали, что этот дядя Вася вытворяет, но встревать никто не пытался даже. Дела семейные… Соседи, участковый наш, председатель (ну, это люди с полномочиями, так сказать) — все просто со стороны поглядывали и молчали. Вот лет пять мы так весело и прожили. А потом… один раз я не выдержал. Я тогда уже рослый был — не мужик ещё, конечно, но и не ребёнок. А этот… дерьмо пьяное… на ногах едва стоял…Отчего-то он в тот вечер особенно злой домой заявился. Маму на кухне ударил так, что она на пол упала, и пинать начал…