Спящая цикада

Анна замолчала. Слово "используйте" из уст инкуба прозвучало двусмысленно. Стало неловко.

– А сколько ему лет?

– У нас другая продолжительность жизни, Наири. Хон старше вас, если вы об этом.

– Я спрашиваю, какой у него возраст в переводе на человеческий. Все же период взросления у разных видов живых организмов различается.

– Можете считать, что Хону двадцать два-двадцать четыре года. Как и его однокурсникам.

Анна перевела дух. Пусть он мальчишка по сравнению с ней, но к педофилии инкубы не склоняют.

Потом пришлось ждать, пока доест последний из кадетов: едва она отложила ложку, её примеру последовали все присутствующие. Сообразив, в чем дело, Анна попросила добавки и ковыряла в своей миске, давая остальным спокойно позавтракать.

Едва вернулась к себе и разложила вчерашние записи – явился Хон. Отсалютовал и замер у стола, готовый отвечать на вопросы.

– Погода сегодня хорошая... Прогуляемся? Совместим приятное с полезным...

Дежурный рораг и охрана из курсантов выдвинулись следом.

– Послушайте, что тут со мной может случиться? Обещаю – за пределы Академии не выйду!

– Наири, вас похитили из Храма...

– Неправда! Я сама ушла. И сейчас очень прошу - хотя бы здесь, ненадолго...

Рораг заколебался, но все же отступил, зыркнув в сторону Хона. Курсант вытянулся еще больше, стерев с лица даже намек на эмоции.

– Ну чего ты, в самом деле. Улыбнись. И пошли гулять!

В пальмовую рощу не долетал жаркий ветер пустыни. Крохотный родник фонтанчиком вырывался из-под земли и разбивался о плоские камни, выстилающие русло. Анна опустилась на колени, погрузила руки в воду, и, сложив ладошки ковшиком, поднесла к губам. Зубы заломило.

– Надо же. Даже тут, в пустыне, вода ледяная... Эй, ты чего?

На парня было жалко смотреть. Словно здесь и сейчас погибал мир.

– Хон?

– Наири... зачем вы так?

– Я... нарушила какое-то табу? Эту воду нельзя пить?

– Нет, но... из ладоней? Вам стоило сказать... я бы кружку принес.

– Уф, напугал. Я думала, что-то запрещенное сделала. Кстати, как будет "родник"? "Камень"? "Пить"? Да не столбей памятником самому себе, садись!
– и Анна показала пример, усевшись прямо на траву.

Толстый пальмовый ствол удобно поддерживал спину, так что можно было без последствий просидеть и час, и два. Но Хон запаниковал.

– Наири, простите. Встаньте, пожалуйста. Я быстро, сейчас сюда принесут стулья и стол... Подождите немного...

– Зачем? Мне и так удобно. Садись, - и она приглашающе хлопнула рядом с собой ладонью.

Хон смотрел так жалобно, что Анна психанула:

– Ну?

– Наири, может, хоть не на голой земле сидеть изволите?

– Изволю. На голой. Или это тоже религией запрещено?

Вместо ответа Хон обреченно стал расстегивать мундир. Стриптиз с таким выражением лица не показывают, но Анна заволновалась:

– Эй, ты чего? Мы, кажется, сюда язык учить пришли?

Расправленный китель лег на траву. Рядом с ним, опустив глаза в землю, припал на колено Хон:

– Наири, умоляю... Тогда хотя бы...

Поняв, что он не отвяжется, Анна пересела:

– Ну? Доволен? Может, теперь позанимаемся?

Молодой инкуб робко уселся рядом и урок начался.

Анна сразу поняла, что зря понадеялась на слуховую память. Но спрашивать бумагу у Хона не решилась, боясь нового приступа "угоди Наири". С него станется все бросить, и помчаться добывать требуемое. Поэтому она подобрала веточку и выцарапывала буквы в траве.

Хон наблюдал некоторое время, потом робко поинтересовался:

– Наири, я прошу прошения, но может, вам с этим будет удобнее?

Блокнот. Маленький, в половину ладони. И крохотный карандаш. Она покрутила его в руках: толстый стержень, обмотанный полоской замши.

– Это ведь не графит?

– Графит, смешанный с особым сортом глины. Позвольте...

Перочинным ножом Хон ловко заострил кончик грифеля, так, что линия на бумаге получалась тонкая-тонкая.

– Простите, вам не подобает... Это моя вина - я должен был позаботиться о письменных принадлежностях.

– Если снова собрался на коленях ползать, то я лучше домой пойду...

Хон тут же перестал извиняться, но откровенно смущался, видя в руках Анны свой блокнот.

Как и в прошлый раз, его робость быстро испарилась – парень втянулся в работу. Расстегнул верхние пуговицы рубашки. Ворот тут же сбился, открывая крепкие мышцы шеи. Стрижка тоже потеряла аккуратность, пряди топорщились в все стороны.

– Курсант Саван Хон! Что здесь происходит?

23

 Он подскочил, вытягиваясь. Подошедший ректор гневно поджимал губы, сдерживая ругань.

– Немедленно отправляйтесь к своему декану, скажите, чтобы отправил вас под арест.

Хон мельком скользнул взглядом по мундиру. Анна тут же подняла одежду, стряхнула с неё прилипшие травинки и сама накинула на плечи зардевшегося Хона. Тот отсалютовал ректору, быстро коснулся земли коленом перед Анной и умчался в сторону главного здания Академии.

– Я могу спросить, что он натворил?

– Позвольте принести вам свои извинения за неподобающе поведение курсанта, Наири.

Анне до колик надоела привычка инкубов валиться на колени при малейшем недовольстве с её стороны. Теперь же она начала подозревать, что у военных это приравнивается к официальному приветствию. И если простые обычаи можно изменить, то ритуал военной машины - нереально. И она махнула рукой: пусть их.

– Я еще раз спрашиваю, что натворил Хон?

– Вел себя неподобающе.

– Вы о том, что он сидел рядом со мной? Так я сама попросила.

– Это не преступление, Наири. Место рорага - у ног его хозяина. Но Хон обязан был позаботиться о вашем комфорте. Вы сидели на земле, писали непонятно чем...

– И это - причина ареста? Послушайте, может, обойдемся уже тем, что его отругали?

– Прошу прощения, Наири. Трибунал состоится, и курсант Саван Хон ответит по закону за свое преступление. А вам следует отдохнуть - вы тяжко трудились, это может сказаться на вашем здоровье.

Анна мрачно оглядела инкуба. То, что Хону влетит, да еще ни за что, никак не укладывалось в голове.

– Скажите, кому вы подчиняетесь?

– Непосредственно Его Величеству.

– Вы ведь рораг... Звание капитана королевских телохранителей старше вашего?