Сталин и заговор генералов
Шрифт:
Однако существо концепции модернизации Тухачевского заключалось в необходимости «ассимиляции производства, которая должна представлять из себя двусторонний процесс: военные производственные мощности, частично занимающиеся выпуском мирной продукции, и гражданские производства, которые путем дополнительных затрат приспосабливаются к быстрому переходу на военные рельсы»1182.
Тухачевский подчеркивал: «Способность страны к быстрой мобилизации своих промышленно-экономических ресурсов является одним из крупнейших показателей ее военной мощи»1183.
Однако его программа была воспринята высшей политической и военной властью как «сверхрадикальная».
5 марта 1930 г. Ворошилов писал И. Сталину: «Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку Штаба по этому поводу. Тухачевский
и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контр-
2
революции» .
Опираясь на оценку Сталина, нарком сразу же сообщил о ней Тухачевскому. «Она не очень лестна, — писал Ворошилов, — ...но, по моему глубокому убеждению, совершенно Вами заслужена. Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина, что принятие и выполнение Вашей программы было бы хуже всякой контрреволюции, потому что оно неминуемо повело бы к полной ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной и во всяком случае враждебной пролетариату системой «красного милитаризма»1184 1185 1186.
Письмо Сталина по поводу предложений Тухачевского, вместе с нижеприведенными «квалификациями» Ворошилова, было оглашено на расширенном Пленуме РВС СССР 13 апреля 1930 года.
Возмущенный фальсификацией своих предложений в интерпретации Штаба РККА, Тухачевский 19 июня 1930 г. отправил письмо лично Сталину. «Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под ширмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры»1, — писал Тухачевский.
Опровергая «шапошниковскую» интерпретацию своей докладной записки, Тухачевский утверждал, что имел в виду отмобилизованную для вед'ения войны армию с учетом потерь и потенциальных резервов мобилизационных возможностей военной и, гражданской промышленности. «По моим расчетам, — пояснял Тухачевский, — для организации нового типа глубокого сражения необходимо по мобилизации развернуть 8 — 12 тысяч танков, о чем я заявлял на РВС, еще не зная Вашего письма...1187 1188
Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специально военного образца...
Танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности и большего габарита... А это значит, что такой танк может являться бронированным трактором»1189. В том же направлении рассуждал Тухачевский и об авиации.
Он отмечал далее, что «Штаб РККА указывает на необходимость постройки многих крупнейших заводов, что я считаю совершенно неправильным. Военное производство может в основном базироваться на гражданской промышленности... Я исхожу из стремления минимальных затрат в мирное время, — продолжал Тухачевский, — путем изыскания способов приспособления мирной продукции и органов хозяйственно-культурного строительства для целей войны»1190.
Таким образом, в принципиальных вопросах развития военно-промышленного комплекса и технической модернизации вооруженных сил Тухачевский остро полемизировал с начальником Штаба РККА Шапошниковым и начальником вооружений РККА Уборевичем. Тухачевский, по существу, ставил вопрос о кардинальной перестройке принципиальных основ советского ВПК, о новых принципах структурирования ВПК. Однако возникшая полемика содержала для Тухачевского не только аспекты профессионального характера: принципы и пути технической модернизации
РККА, оборонной системы СССР, кардинальной реконструкции основ ВПК. Весьма опасными представлялись аспекты политического порядка. Сталин и Ворошилов квалифицировали «программу Тухачевского» как план, намерения, цели «хуже всякой контрреволюции» и, по существу, обвиняли Тухачевского в стремлении подменить социализм «системой красного милитаризма». Понятие «красный милитаризм» в контексте фразеологии и идеологии тех лет являлось смысловым синонимом понятия «революционная война», из которой, как в свое время выразился Троцкий, «вырос бонапартизм». Следовательно, Сталин и Ворошилов усмотрели в «программе Тухачевского» программу «бонапартизации» СССР. Таким образом, полемика по проблеме технической модернизации Красной Армии совершено определенно смещалась из военно-профессиональной и военно-технической, в случае с Тухачевским, в сферу острой политической борьбы.Проблема модернизации Красной Армии, вышедшая на уровень межперсонального конфликта трех видных представителей военной элиты — Тухачевского, Уборевича и Шапошникова — обозначила в их лице острое противостояние трех групп высшего комсостава и военной элиты: «бонапартистов» М.Тухачевского (сторонников «революционной войны), представителей «германской школы» И.Уборевича («новой школы») и военспе-цов-генштабистов («старой школы») в лице Б.Шапошникова.
,. . 3 , ... ;
«Весенняя чистка* 1930 года и *дело полковника Какурина* ;
Общий социальный кризис, охвативший СССР с 1927 г. и особенно в 1929 — 1931 гг., усугубленный коллективизацией, обострил во властных структурах опасение за лояльность определенных социальных слоев. Особую опасность, согласно выводам О ГПУ, представляли не только широкие слои крестьянства', из которых комплектовался так называемый «переменный состав» РККА, но особенно — бывшие кадровые офицеры, служившие в Красной Армии, а также «обиженные» представители военной элиты. Так называемая операция «Весна», проведенная ОГПУ в начале 1930 г., в результате которой было арестовано св. 3 тыс. бывших военспецов, была своеобразным ответом на социальную ситуацию и логическим завершением агентурного дела «Генштабисты». В 1930—1931 гг. репрессиям, выразившимся в арестах, заключении на более или менее длительные сроки в тюрьмы и концлагеря, в расстрелах, подверглись многие достаточно известные, весьма авторитетные в годы Гражданской войны и в 20-е гг. «военспецы-генштабисты». В их числе были А.Снесарев, А.Свечин, В.Ольдерогге, П.Сытин, Ф.Новицкий, А.Верховский, Н.Раттель, Н.Соллогуб, А.Малевский, А.Балтийский, Г.Потапов, Д.Зуев, Ю.Гравицкий, Н.Морозов, А.Гутор, А.Базаревский.
Слухи о возможном «дворцовом перевороте», дошедшие до Сталина, усугубленные и преувеличенные чрезвычайной подозрительностью и его всегдашней политической настороженностью, стали, мне думается, по крайней мере одной из причин, побудившей Сталина, Орджоникидзе и Ворошилова уехать из Москвы. Сталин отправился почти в трехмесячный отпуск с 20 июля до 14 октября 1930 г., а почти в двухмесячные отпуска — Орджоникидзе и Ворошилов — с 15 июля и до середины сентября 1930 г. Это чем-то напоминало бегство из столицы. Бегство «на всякий случай», из страха перед возможным «дворцовым» или «военным переворотом». В связи с возникшими опасениями и был проведен ряд мероприятий по укреплению власти.
Еще 2 июня 1930 г. на должность заместителей Председателя РВС СССР и наркомвоенмора вместо отставленного И.Унш-лихта были назначены И.Уборевич (начальник вооружений РККА) и Я.Гамарник (начальник ПУ РККА), в состав РВС СССР был введен командующий УВО И.Якир. Все они пользовались полнейшим доверием Сталина1. Это были меры по укреплению его позиций в Красной Армии перед 16-м съездом партии. Следующая серия мер еще более определенного назначения была принята вскоре после партийного съезда. 20 июля 1930 г. Л.Каганович был назначен секретарем Московского обкома ВКП(б), а 21 июля — членом РВС МВО. 1 августа 1930 г. и.о. Председателя РВС СССР и наркома был официально назначен и вступил в должность И.Уборевич1191 1192. 28 июля 1930 г. Г.Векличев был назначен членом РВС и начальником ПУ МВО, а бывший начальник политотдела спецвойск Москвы А.Ярцев был назначен помощником начальника ПУ МВО. Все указанные назначе-, ния (кроме Л.Кагановича) официально вступали в силу с 1 августа 1930 г.