Сталин. Большая книга о нем

Когда семья А. Аллилуевой лучше узнала Coco, когда все неоднократно видели его и

говорили с ним, тогда всем еще интереснее стало слушать рассказы товарищей о нем. А

говорили о нем всегда так, что все понимали: Coco был одним из самых главных, самых

неустрашимых революционеров. Сила, например, рассказывал, что в Батуме, где Coco вывел

рабочих на уличную демонстрацию, его прозвали «Коба», что по-турецки означает

«неустрашимый». И так это слово — Коба — осталось его знаменитым прозвищем.

Сила Тодрия всегда говорил, что полиции никогда не удавалось удержать Кобу в ссылках.

И Коба бежал в 1903 году. В 1909 году, летом, опять бежал из Сольвычегодска.

Потом он опять появился в Питере. Отец Анны Сергеевны рассказывал, что Coco перед

бегством написал ему, спрашивал питерский адрес семьи. Он немедленно ответил подробно, где

всех найти, — семья жила тогда на углу Глазовой и Боровой.

Обратимся вновь к первоисточнику: «Уже летом, — мы с мамой жили тогда за городом, в

деревне, — папа шел по Литейному. Серенький летний питерский день, деловая уличная

сутолока, громыхающие трамваи, спешащие куда-то прохожие, — папа шел в толпе, ни на кого

не оглядываясь. И вдруг кто-то пересекает ему дорогу. Папа недовольно поднял глаза на

прохожего — и не сразу нашел нужные слова. Спокойно, чуть насмешливо улыбаясь, перед ним

стоял Coco.

Они пошли рядом, и Coco говорил:

— Два раза заходил к вам на квартиру, никого не застал. Подумал, может, встречу на

улице, и вот вижу — навстречу шагаешь…

Куда же идти? «Он был бледный, утомленный, — говорил отец. — Я понимал: ему надо

дать возможность отдохнуть…»

И сразу отца осенила мысль: «Ямка!» «Ямка» была совсем рядом. Они в несколько минут

прошли путь до Колобовского дома. Конон был у себя. Не надо было ничего ему объяснять.

Дядя Конон посмотрел на отца, на гостя, которого он привел, и сейчас же стал собирать на стол.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

216

Потом Сталина уложили на кровать за ситцевой занавеской и стали совещаться, как быть

дальше.

— Лучше бы свести товарища к Кузьме, в кавалергардские казармы, — сказал Конон, — а

то ненароком околоточный заглянет, пожалуй, усомнится, что товарищ — земляк, со

Смоленщины…

Сталина вечером проводили в казармы кавалергардов. Там, во флигелечке вольнонаемных

служащих, Кузьма Демьянович занимал две обособленные комнатки. Семейство его было в

деревне, в комнатах оставался только родственник, молодой паренек.

В этом флигеле, рядом с казармами, рядом с Таврическим садом, куда то и дело

подкатывали пролетки с придворными офицерами, Сталин прожил около двух недель».

Довольно часто он наведывался в город, виделся с товарищами. Под взглядами

казарменных часовых спокойно проходил, прижимая локтем домовую книгу кавалергардских

казарм.

Отец Анны Сергеевны рассказывал и еще об одной встрече с Кобой в Баку в 1907 году.

Коба приехал с Лондонского съезда. Отца тогда арестовали вместе с бакинским комитетом

партии. Улик против него не было, поэтому выпустили на поруки. Это был седьмой арест, и

товарищи советовали отцу скрыться от полиции.

В низеньком глиняном татарском домике на Баилове мысе, где у хозяина-тюрка Сталин

снимал комнату, отец беседовал с Кобой о своих делах, советовался, как быть. Отец

рассказывал, что по приглашению Красина хочет с паспортом товарища Руденко уехать в Питер.

Коба спросил, как предполагает отец добраться до Питера, и вообще что думает предпринять

дальше.

В конце беседы Сталин заключил, что мужчине необходимо ехать. Он пожелал удачи в

дороге и дал ему деньги. Как ни пытался революционер отказаться от них, Coco твердо и

спокойно настаивал, говоря о том, что глава большой семьи должен помогать своим детям.

* * *

Так вспоминает А.С. Аллилуева о прогулке в санях: «Зима этого года запомнилась мне

снежными сугробами, морозами, ледяной санной дорожкой. В феврале, когда наступила

Масленица, выехали на улицы украшенные лентами, звенящие колокольчиками и бубенцами

низкие финские саночки.

— Садись, прокачу на вейке! — зазывали кучера-финны, взмахивая кнутами.

Коренастые лошадки, потряхивая заплетенными гривами, несли по укатанной дорожке

смеющихся седоков.

— А ну, кто хочет прокатиться на вейке? Живо одевайтесь, поедем сейчас же!

Мы все вскочили с радостными восклицаниями. Только что из окна мы любовались

проносившимися мимо санками — и вдруг нам предлагают прокатиться на них. И кто

приглашает — Коба, Coco! В этот приезд свой в Питер он уже не в первый раз заходит к нам.

Мы теперь знаем Coco ближе. Знаем, что он умеет быть простым и веселым и что, обычно

молчаливый и сдержанный, он часто по-молодому смеется и шутит, рассказывает забавные

истории. Он любит подмечать смешные черточки у людей и передает их так, что, слушая, люди

хохочут.

— Все, все одевайтесь!.. Все поедем, — торопит Coco.

Я, Федя, Надя, наша работница Феня, — мы все бросаемся к шубам, сбегаем вниз. Coco

подзывает кучера.

— Прокатишь!..

Мы рассаживаемся в санках. Каждое слово вызывает смех. Coco хохочет с нами: и над

тем, как расхваливает заморенную лошаденку наш возница, и над тем, как мы визжим при

каждом взлете на сугроб, и над тем, что вот-вот мы вывалимся из санок.

Санки скользят по Сампсониевскому проспекту, проезжают мимо станции, откуда

паровичок везет пассажиров в Лесной.