Старая школа рул

Она запнулась.

— Забил?

— Я бы так никогда не позволила себе выразиться. Это очень низкий, мусорный способ излагать мысли. Но в данном случае — да. Ты на учёбу просто-напросто забил. И ладно, если бы ты был глупым, неспособным. Но нет, всё совсем наоборот. Ты ведь толковый и умный мальчик.

— Ну, не мальчик, всё-таки, — хмыкнул я.

— Не перебивай.

Она разгорячилась. Коса к концу дня немного распушилась, да и чёлка растрепалась. Глаза горели, щёки снова стали розовыми, а грудь взволнованно вздымалась.

— Но ты просто не хочешь! — бомбила она меня. — Или ленишься. Или… что? Я не знаю. Пойми, ты сам сокращаешь свои шансы на успех в жизни. Почему?!

— Ещё и вас за собой тяну, да?

— Что? — вспыхнула она.

— Ну, вас же из-за меня тоже выпрут из школы. Выговор уже вкатили, основания готовят.

— За меня не беспокойся! — сердито рубанула она. — Я без работы не останусь, в городе дефицит учителей! Устроюсь в другое учебное заведение!

— А зарплата? Здесь же гранты будут, надбавки и…

— Всё! — она хлопнула ладонью по столу. — Прекрати! Ты думаешь, я из-за себя что ли?! Эх ты!

Она встала и выбежала из кухни. Я, разумеется пошёл за ней.

— В общем, передашь маме, — не глядя на меня сказала Альфа, — чтобы написала, когда будет свободна. Ясно? Если вам самим на себя наплевать, я не буду за вами бегать постоянно! У меня и собственная жизнь имеется, в конце концов!

Она нагнулась, поправляя туфельку, вставила красивую точёную ножку, обтянутую чулком. «Омса-велюр», всплыло в голове и злость разлилась по груди с новой силой.

— Ладно, — кивнул я и отвернулся. — Хватит уже сердиться.

— А это и бесполезно, — махнула она рукой. — Есть рожок?

Я подал.

— Что толку сердиться? — не успокаивалась Альфа. — Вам же всё безразлично…

— Я постараюсь учиться, чтобы вас оставили в покое.

— Да причём здесь я?! — с обидой воскликнула она. — Не это, так что-нибудь другое! Если решили сократить, сократят, найдут повод, поверь. Дело не во мне! Я же о тебе беспокоюсь!

— А я о вас, — перебил её я и открыл дверь.

Мы вышли из квартиры вместе.

— Вас почему Альфой называют, потому что вы Алфёрова? — спросил я, когда мы спускались по лестнице.

— Потому что вы злые, — равнодушно пожала она плечами.

Мы вышли из подъезда.

— Я мягкая и не склонная к доминированию, получаю прозвище Альфа, — продолжила она. — Смешно же, да? Неплохая издёвка. Ирония, доведённая до сарказма. Но вы такие, нет-нет, какая ещё издёвка? Это просто сокращение от фамилии. И в этом ваша суть. Ужалить и посмеяться.

Она стала похожа на обиженную девчонку. Да она и была для меня девчонкой. Такой же, или чуть старше, чем моя Катя. То есть, уже не моя.

— Ладно, Краснов, до свидания. Если у тебя в голове хоть что-то имеется, ты о моих словах задумаешься и сделаешь вывод. И, главное, не болтай, ладно? Я же с тобой говорила, как товарищ, хоть и старший, понимаешь?

— Не волнуйся, товарищ Альфа. Я не болтливый.

Я развернулся и зашагал в сторону «пепелища». Туда, где вместо моей хрущёвки собирались строить клубный комплекс с подземной парковкой, спорт-залом и ещё какой-то хренью. Подходя к месту, где раньше был мой дом, я увидел белую пластмассовую канистру. Она оказалась пустой и я со всей дури влупил по ней ногой.

Она взлетела, грохнулась об землю, пролетела дальше, пару раз перекувыркнулась и замерла. А я подошёл к своему исчезнувшему подъезду, остановился и… и ничего не произошло. Никакая тайная сила не подняла меня над землёй и не перекинула на тридцать лет назад. Только порыв холодного ветра ударил в лицо. Осень давала знать, что скоро мы погрузимся в мрачную хмарь и слякоть…

— Ну, и хер с вами, — процедил я сквозь зубы. — Было бы к кому возвращаться. Значит, будем здесь приживаться.

— Э! Слышь-слышь, пацан? — вынырнул из-за сложенных плит гопник из тех, что ошивались здесь вчера.

Он направился ко мне пружинистой жиганской походкой. Спортивные штаны, спортивная куртка, под ней толстовка с капюшоном, бейсболка, тёмные очки.

— Ты глухой что ли, братан?

О, старинные подкаты. Хоть что-то в этом мире осталось неизменным… Я хмуро на него глянул, а он воровато осмотрелся по сторонам, достал из кармана тяжёлый железный кастет и насадил на руку.

— Ты что ли Ромка Кастет? — ляпнул я от фонаря первое пришедшее на ум имя.

— Чего? — опешил он.

— Малява пришла, ищут его. Так ты или нет? Похож по наколке.

Он сорвал тёмные узкие очки и уставился на меня красными воспалёнными глазами.

— Чё ты гонишь! Попутал, малой? Ты чё здесь крутишься, вообще? Потерял чего?

Потерял. Дохрена, чего потерял. Прямо на этом месте…

— Чё молчишь, чушпан? Ты здесь живёшь? Чёт я тебя не видал раньше.

Блин. Проходят годы, гопники взрослеют, стареют и умирают, оставляя после себя новых гопников. И так по кругу. Наверное, у них есть особый ген. Чувак снова оглянулся по сторонам и подошёл ближе. Я не пошевельнулся, провожая его тяжёлым взглядом.

— Нет такого слова, в нашей фене, — угрюмо сказал я и сплюнул сквозь зубы ему под ноги. — Чушпан.

— Э, ты чё! — заорал он.

— А живу может, здесь, может, не здесь. Смотря кто интересуется. И обоснован ли интерес. Выкладывай, братуха, что сказать имеешь. Под чьей крышей двигаешься? Кто по масти? Давай начистоту, раз такой базар, без муток.

У него пошла работа остатков мозга. Заскрипели извилины, защёлкали.

— А ты кто? — недоумённо спросил он через несколько секунд.

— А ты кто? — передразнил я и поддал жару, закрепляя психологическое преимущество. — А он кто? А вы кто? А не много ли вопросов? Ты не мусор, случайно? Определись, прежде чем интересоваться. Ты шинкарь что ли или банкир, в натуре? Ты Ромка Кастет или нет? Рукоятка-то на руке чисто, как в маляве.

— Я не Ромка, я Жека, — пошёл он на попятную.

— Ты слыхал за Лёню Бубна? Он очень недоволен, что на его земле бахуры малолетки шмалью барыжат. Чё ты щёки надуваешь? Под кем ходишь, спрашиваю? Погремуха какая?