Старая школа рул

Внешне… А вот внутри у меня было совсем неспокойно. Просто пипец, как неспокойно. У меня там и бомбы рвались, и противопехотные мины. Я едва сдерживался, чтобы не подгонять и не орать на Кукушу.

— Как в старые добрые, да? — прорычал он, наваливая газу, а я отчётливо представил, что сейчас произойдёт.

Кукуша выскочит на встречку, обгонит «Лексус», резко бросит тачку вправо, подрезая и преграждая путь Кате. Раздастся визг тормозов и протяжный вой клаксона. Я выпрыгну весь такой заряженный и взведённый. И брошусь к ней. Рвану ручку, но дверь окажется закрытой.

— Открой! — заору я, а она испугается и будет таращиться, ничего не понимая. Потом очухается, схватится за телефон, начнёт беспорядочно тыкать пальцем, пытаясь взять себя в руки и вызвать ментов.

Я скажу, что одноклассник Мэта, она вспомнит или не вспомнит, может, откроет, а, может, я выбью это дурацкое стекло и вытащу её наружу. Или просто сломаю себе руку. И для чего это всё? Для того чтобы задать тупой и никчёмный вопрос. Хрен ли дёргаться, и так всё ясно.

На нержавеющей табличке была указана дата рождения — пятнадцатое ноября девяносто пятого. Фамилия, как и у Кати — Шалаев. И это значило, что если ребёнок был нормально доношен, его отцом должен быть я. Такая вот математика. Да только имелся один существенный нюанс…

— Погоди, дядя Слава, не обгоняй, — скомандовал я.

Я зажмурился и стиснул зубы, пытаясь погасить своё подростковое пожарище. Вот сука, я уж забыл, как в этом возрасте колбасит. Химия-химия, все от нервов синии…

— Точно? — уточнил он, не показывая удивления.

— Ага, — кивнул я. — точно. Ты не подкинешь мне пару монет до получки?

Он засмеялся. А я прикусил губу. Но надо было что-то с этим делать. Нельзя же так на любой поворот судьбы реагировать, правда? Нельзя.

Кукуша вытянул из кармана несколько сложенных пополам красных купюр. Отделил одну и протянул мне.

— Не вопрос, племяш. Держи, считай, подарок.

— Благодарю, — кивнул я. — Отдам сторицей. Тормозни за ней на каком-нибудь светофоре, когда остановится, лады?

Он молча кивнул.

— Знаешь каких-нибудь нарколыг? — спросил я.

— Чего? — нахмурился он и полоснул неприязненным взглядом. — Тебе что ли?

— Не дилеров, не курьеров, а серьёзных игроков? Знаешь, кто тут у нас промышляет этой дрянью? Только не цыган.

— Ну… так-то серьёзные люди все знают, — кивнул он. — А зачем тебе?

— А знаешь кого-то, кто на них выходы имеет?

— Хм… — он задумался. — Думаю, найдётся человечек. Да зачем тебе?

— Думаю, заскучал ты без дядьки моего, а? Не желаешь стариной тряхнуть?

Он внимательно на меня посмотрел, будто в первый раз увидел и кивнул:

— Думаю, круговерть какая-то рисуется. Бешеный — мне, я — тебе. Закон сансары. О, встала. Красный!

— Ага. Включи аварийку и останься здесь, когда зелёный загорится. Понял? Типа завестись не можешь. Один светофор подожди, а потом уже езжай. Всё, я погнал. Позвоню потом.

Я выпрыгнул из машины и подскочил к «Лексусу», прямо к водительской двери. И сразу постучал. Катя, сидевшая задумавшись, дёрнулась, испугалась и уставилась на меня.

Я улыбнулся и показал, чтобы она приоткрыла окно. Она чуть опустила стекло, на полсантиметрика, и настороженно нахмурилась.

— Катя, привет. Я Сергей, одноклассник Матвея. Я вчера к вам домой приходил. Помнишь меня?

Она прищурилась, выискивая в закутках памяти информацию обо мне, но там, судя по всему, висел густой туман.

— И чего тебе надо? Зачем приходил?

— Да, неважно уже, с Мэтом надо было переговорить, — засмеялся я. — Я сейчас на кладбище был, возвращался домой уже, но такси сломалось. Вон сзади стоит, мигает. Можешь, меня до центра подкинуть? Ну или, куда удобно будет.

Она полностью опустила стекло, посмотрела в зеркало, посмотрела на меня. Прищурилась.

— Ты сама просила, на «ты»… — развёл я руками.

Сзади донеслись гневные сигналы. Уже загорелся зелёный, и народ проявлял нетерпение.

— А знаешь, — прищурилась она, будто взвешивала за и против — давай.

Я быстро обежал машину спереди, открыл дверь и забрался внутрь. Катя притопила, и тачка рванула, как ракета. Я обернулся и посмотрел назад. Кукуша стоял у своей бэхи и махал руками.

— Как тебя… Сергей?

— Точно, — усмехнулся я.

— Так ты на кладбище что ли был?

— Да, у меня там дядя похоронен.

— Надо же.

— А ты к кому ездила?

— Я-то? — вздохнула она. — Да у меня там кого только нет.

Родственников у неё не было, вообще-то, только родители, и то не здесь, а в области. Может, перевезла, конечно…

— Понятно, — кивнул я. — А ты мимо меня прошла и не заметила. Я там сидел за столом напротив мемориала. Разговаривал с работягами. Надо оградку покрасить, да ещё кое-что сделать…

— Вот, кивнула она. Мне тоже надо.

— Да, дела житейские, как говорится. Знаешь, к кому там обращаться? Я могу контакт дать.

Она махнула рукой, типа забудь.

— Ну и как там в школе жизнь? — спросила она.

— Прекрасная. Всем от тебя чего-то надо, а что надо тебе никого не парит.

— И что же надо тебе? — усмехнулась она. — Денег и девок?

— Это база, а помимо этого, ещё много всего. Свободы, в первую очередь.

— Надо же. И что бы ты делал с этой свободой?

— Со свободой можно ничего не делать, — ответил я. — И это могло быть моим осознанным свободным выбором.

Она засмеялась.

— Эх вы, юнцы. Лишь бы бездельничать и разврату предаваться.

— А в нашем возрасте не так уж и просто предаваться разврату, — весело проговорил я.

— И в нашем, — снова засмеялась Катя. — Тебя куда везти, философ?

— Да вон, у кафешки можно выбросить. Слушай, а пойдём кофе выпьем? Я приглашаю.

— Приглашаешь? Меня?

Её взгляд стал задумчивым и одновременно задорным. У меня сердце сжалось. Этот взгляд я хорошо помнил…

— Да, — усмехнулся я. — Ты же меня спасла, вывезла из тьмутаракани. Должен я тебя отблагодарить?

— А пойдём! — согласилась она. — Могу же я психануть, в конце концов? Могу или нет?

— Можешь, конечно. Только лучше не психуй. При мне, хотя бы.