Старшина Гор

С нового утра ощущения не пропали. Но дождь размочил верхний слой. Следов вокруг не было.

– Форма – квадрат. Готовность к бою. Лом, командуй.

Шли в среднем темпе. Тетиву стрелки натянули, но луки убрали от дождя в чехол.

Приняв решение на выход, я сразу успокоился, ощущения остались, поэтому на еде не останавливались, да, под дождем это не лучшая идея.

Тварь ударила, когда расслабились. В прямой видимости следующей заставы.

Что-то промелькнуло, а потом в бок врезался комок грязи, ком грязи. Меня сбило с ног, а из кома вылезали пропеллеры рук – восемь. Посередине строя. Нет, только две, просто очень быстро. Строй разлетелся, как городки. А тварь замерла посередине, слегка поворачивая голову.

Сойка с Белкой уже вытащили луки, Лом с Маутом разворачиваются, Джин уже готов – щит вынул, в руках топоры.

Остальные, как и я, – откатываемся и встаем на ноги.

– Фиксирую разрушение кольчуг: нашей, Каа, Сойки. Раненых нет.

– Рекомендую присесть на колено с выпадом, целимся в горло.

Я согласен, и копье уже на месте предполагаемого удара, но тварь сместилась чуть назад, подставляя предплечье под топор Джина. Две стрелы вонзились прямо между глаз, войдя на весь наконечник.

Топор Джина застрял в предплечье, и этой же рукой тварь бьет по рукам Джина, наручи корежит, но они выдерживают, Джина разворачивает и отбрасывает.

Другой рукой тварь сбивает стрелы и бьет наотмашь Маута, попадая в щит. Маут сдвинулся, но удар сдержал. Еще две стрелы – Каа и Болт, одна попадает в глаз, и тварь, проскользнув между Ломом и Каа, сбегает. Выдох…

Я, Маут, Лом – первая линия, щиты. За нами стрелки наложили стрелы. Джин подхватил щит и прикрыл Каа. Вдох.

– Пять секунд боя! – выдает Ник.

– Раненые?

– Есть, – слышу я возглас Белки справа, а слева – звук падения. Каа выронил лук и ничком упал на землю.

Десять минут нам понадобилось, чтобы добежать до заставы и поднять Каа в комнату.

Лестница наверх, дверь закрылась, люди осели на пол, потом вскочили.

Ник с Элифом оказывали первую помощь. Ник – больше теорией, Элиф – всем остальным. Белка крутилась рядом.

– Ну, чего там? – каждые десять секунд задавала она.

Есть причина не брать близких в один поход, как и сближаться в нем.

– Еще раненые есть? – огляделся я.

– Только ты, командир, – подошла ко мне Сойка, указывая на распоротую кольчугу.

– Да тут царапина, уже смотрел.

– Хорошо, но давай обработаем.

– Если я сниму кольчугу, потом не надену, тут синяк во всю грудину.

– Молодец ты, командир, царапина, синяк, а раненых нет, – шептала Сойка, убирая мои руки и осматривая место повреждения. – Могу обработать, не снимая.

– Ай. – Сойка чистила все же достаточно глубокую царапину. – Вот скажи мне, Сойка, все женщины любят копаться в телах мужчин?

– Ой, да не переживай, щас подую, все пройдет. – Она подула, и вправду стало легче.

Подошел Ник:

– Ты как?

– Царапина, как Каа?

– Повреждена печень, неглубоко, обработали. Аргон заклеил, посмотрим, что будет до утра, но прогноз – короче, нужен лекарь нормальный.

Я посмотрел на Каа. Тот лежал, слабо улыбался, слушая Белку.

– Разведчик – санитар. Сойка, а почему ты не отучилась на медика, как брат?

– Мне не нравится, – ответила девушка, вонзая иголку в край раны.

– Да? Я бы не сказал, неужели крови боишься?

– Крови не боюсь, мне больные не нравятся, – ответила она, зашивая. – Все, как новенький!

Ночь прошла под чуть слышную заунывную песню Белки из трех куплетов о мертвых землях, о мертвых водах, о мертвых воинах. Общий смысл – мы все умрем, просто, конкретно мы, сейчас. Странным образом песня прочищала мозги.

Эмо с Умом тихонько подпевали, с каждым куплетом все больше и больше попадая в унисон и друг с другом и с Белкой, отчего казалось, что меня окутывают волны звука. Вдвое странное состояние между сном и не сном. Со всех сторон серый туман, двигающийся в такт с песней.

Серость проникала сквозь кожу, разливалась по венам, сгущалась в костях, и только маленький комочек света внизу живота не давал мне слиться с туманом. Свет и ритм.

Ритм раз за разом нагонял волны серого тумана на свет, но он же, раз за разом делал свет ярче, пока наконец я не увидел еще две еле мерцающие искры, одна – бесконечно глубоко внутри, другая – бесконечно далеко снаружи. Я между ними, как бусинка на ниточке.

Просыпался я уже под другую песню. Как морской прибой, нет, скорее как мерный шаг по только что выпавшему снегу. Снежинки хрустят и сминаются.

– Холодно! – еле выговорил я и открыл глаза.

– Наконец-то!

Я лежал в комнате. В углу, источая жар, пылал камин, дрова потрескивали, огонь освещал черноту ночи алыми всполохами. Пахло огнем, пихтой и полынью. Закрыл глаза, открыл.

– Что случилось?

– Инфекция в ране.

– Каа? – Я повернул голову.

Девушка помотала головой. Ее лицо не было покрыто краской, отчего выглядело особенно белым. Непривычно.

– Умер, – прошептала Сойка одними губами.

Я закрыл глаза, тело начало согреваться, становиться живым, цветным.

– Каждый третий поход четвертой категории приводит к гибели одного участника похода. Предположу, именно из-за этого избегают эмоциональной связи внутри отряда.

Я поднял руку, сила вернулась, протянул ее Сойке, она удивленно посмотрела, но пожала.

– Значит, статистика на нашей стороне. – Я притянул девушку и поцеловал. Ее губы чуть влажные и прохладные, мягкие, как вишня на вкус.

Глава 13

– На заставе ты уснул и через пару часов стал греться, выделять тепло. И все время шептал что-то похожее на «серые торопы идут насквозь». Лом принял решение: отряд разделить, Сойка и Белка остались с тобой и Каа. – Ник почесал затылок. – Каа тогда чувствовал себя сносно, правда не ел совсем.

– Ник, ты аналитик или маришская саква?

Мы сидели на террасе, куда можно попасть из комнаты. Я на удобном кресле-качалке, сплетенном из местного аналога каучукового бамбука, укрытый пледом – мне вроде как еще пару дней положен восстановительный период. Ник сидел рядом на табуретке времен освоения мира. Ночные или скорее утренние процедуры по моему восстановлению вызывали полуулыбку и полное нежелание думать, вникать, даже мои соличности пребывали в состоянии, когда лежишь на матрасе посередине озера.