Старшина Гор

Ладно, я со своими ногами научился договариваться, еще будучи недомагом, – расслабить все мышцы ног, начиная от затылка вдоль позвоночника. Ладно, расслабить получается не все, вполне определенные, – от затылка к пальцам. Пока был недомагом, пускал поток, тепло становилось быстро, потом просто расслабляешь мышцы и тоже теплеет.

– Фиксирую функциональное расстройство подачи внутренних сред.

– О, проснулись, а то никого, как дела? Что изменилось?

Соличности молчат, ладно. Невзирая на периодическое «бум-бум», я вновь уснул. Сквозь сон радуюсь, что эту животину, что бамкала, мы преодолели в этой банке, или балалайке.

Новое пробуждение. Сквозь щели видно небо насыщенного глубокого голубого цвета. Меня за плечо трясет Сойка.

– Командир! Приехали.

Какое же это неудобное кресло. Ковшеобразное, жесткое, полулежащее. Тело все же затекло. По центральному коридору ползет на коленях к выходу Лом. Высота коридора позволяет идти, сильно пригнувшись, но на коленях – и быстрее, и легче.

Я сижу в последнем ряду, дальше только багажный отсек, где можно встать в полный рост, если ты, конечно, не Джин, этот весь не влезет. Через коридор от меня сидит Сойка и разминает руки-ноги с таким зверским выражением, будто не ела неделю, а сейчас нарезает мясо в мелкую полоску, чтобы накрыть стол. Ну и мясо еще замороженное.

– Прибыли, – подполз Лом. – Шеф говорит, вокруг пусто, но говорить лучше шепотом. Ты как?

Я сморщил лицо, типа бывало и лучше, это когда морщишь лоб, поднимая верхнюю губу.

– Понял. Я, Маут, Болт – нормально, мы выходим первые, потом стрелки: Белка, Сойка, дальше ты, Джин, Элиф и Болтун.

– Хорошо, а Ник?

– Этот уже на улице. – Лом кивнул. – Засранец, вон семафорит, что все нормально.

Морозец существенный, носки с Тоски сейчас бы не помещали. Мы заняли оборону у паровоза, Сойка с Элифом побежали посмотреть.

Сойка ступает легко, не проваливаясь, Элиф – чуть тяжелее, проваливается глубже, почти на ступню.

– Снежный покров трехслойный. – Ник уже выкопал яму. – Каждый слой – десять, примерно, сантиметров. Плотность слоев увеличивается с глубиной – возможно, оттепели. Поверхность – лесная. Температура воздуха, – он выдохнул облако пара, – минус двенадцать!

Чтобы стать аналитиком, нужно не только отучиться три амперских года, но и иметь определенный склад ума. Среди основного: отсутствие воображения и фантазирования. Как Ник стал аналитиком ума, не приложу, его способность фантазировать может поспорить только с быстротой фантазирования. Я, выросший на снежном острове, о том, что температуру можно определить по выдыхаемому воздуху, слышал, но там столько условностей, а главное – опыт и проверенная привычка. Для меня есть один показатель: руки мерзнут без перчаток – минус десять и ниже.

– Фиксирую, температура окружающей среды по внутренним показателям – минус восемь, корректировка сенсорного восприятия – минус одиннадцать.

– Рекомендую откалибровать сенсорное восприятие, предположу отсутствие возможности калибровки. Рекомендую переход на собственный градиент и сбор аналитики. Вывод данных оператору ограничить визуальной составляющей… Запрос решения оператора.

– Что во мне не так? Как хотелось бы определенности, – задумался я. – С другой стороны, если буду получать более структурированную информацию...

– Запрос решения оператора, – повторил Ум, – положительное решение может увеличить КПД на одну десятую процента с увеличением в процессе обучения. Запрос решения оператора на процесс обучения. – Я ощущал, что эта часть именно Ум, но какой-то другой.

– Отставить. Некогда сейчас думать, подготовить развернутую информацию для изучения, – рыкнул я.

– Скорее всего, близок период оттепели, информации о климате мало, данные не информативны в связи с недостаточной статистикой.

– Ник, говори по-человечески! – одернул я аналитика. – Хватит мне и Ума.

– Когда весна – неизвестно. Астрономических данных нет, наблюдений недостаточно, – проворчал аналитик. – Цикл день-ночь – тридцать часов. Мы проехали километров восемьдесят.

– Белка, позови нашего водилу.

Белка стояла ближе к двери и натирала свой лук мазью. Вот упертая все-таки женщина – отказалась от арбалета. Белка развернулась и нырнула внутрь паровоза.

Прибежала Сойка, с другой стороны прискакал Элиф.

– Крупняка нет, мелкие, с кулак – мыши. Остальное чисто, – отчиталась Сойка.

– Чисто, – кивнул Элиф.

Из паровоза, пыхтя, вылезла Белка.

– Щас.

За ней выкатился меховой шарик – девочка, нет, женщина, метр тридцать ростом, логично – по коридору бегать с таким ростом удобнее. Одета с явным пониманием климата, при этом так, чтобы быстро раздеться в жаркой кабине. О чем говорит распаренное лицо.

– Че?

– Сколько проехали? Звать тебя как?

– А хрена меня звать? Щас постою пару часов, пока обвыкнете, – и домой… – протараторила девушка и отошла на незатоптанный снег, присела, набрала снега, умыла лицо. – Мара я, Маруся, проехали восемьдесят два, стояли пару раз, могу еще парочку км подкинуть, но стоять не буду, по углю ограничена! Че?

– Нет, стоим здесь, сколько с нами постоишь?

– На холостом – часа четыре. Заглушить если, то сейчас надо, чтобы на запуск и прогрев осталось, угля впритык. – Она покачала головой, разминая шею.

– Нет, четырех хватит. Лом, готовь, ставь лагерь.

Все багажное отделение у нас занято лагерем. Что может предложить только-только открытая планета в качестве лагеря? Стены, собранные из снежных кирпичей. Деревянные жерди и шкуры, сшитые в кровлю, ну и напоследок пару кубов дров.

Место для лагеря нашли в километре от остановки. Выход камня, скала с углублением, типа пещеры. Паровоз ближе не подъедет, пришлось таскать туда-сюда инструменты, дрова и прочее. Получилось хорошо, не гостиница, но переждать пару дней на обратном пути, ожидая встречающий паровоз, можно, если раньше вернемся.

Метровые снежные стены сплавили, нагнетая температуру костром. Что-то серьезное, конечно, не выдержит, но какой-нибудь буран, вьюгу – точно. Ну и нычка из сублимата, чтоб его лучше не придумывали бы, или уж придумали бы что-то еще.