Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Как ты узнал, где найти меня… и кто я такая? – резко спросила она.
– Это было не так трудно, царица, - усмехнулся мореход.
Феофано рассмеялась, поняв, какую глупость сморозила: она была польщена и досадовала на свою славу, которая следует за людьми по пятам даже тогда, когда они совсем не хотят ее.
Потом комес сказал:
– Я узнал и другое, Феофано.
Феофано быстро повернулась к нему – и они посмотрели друг другу в глаза. Комес кивнул и усмехнулся с какой-то горькой гадливостью.
– Я не виновата! – быстро сказала Феофано,
– Я знаю, что ты мучаешься, - тихо ответил Леонард.
Он опустил голову – конечно, такое нельзя было простить или забыть, кто бы сколько ни мучился. Это можно было только… пережить, искупив, - при своей ли жизни? Разве когда-нибудь кровавые счеты между знатными семьями кончались скоро – чаще всего они длились столько же, сколько жили враждующие роды… Такова человеческая природа!
Комес откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул.
– Что бы я только ни отдал, лишь бы только попасть домой на полгода раньше, - прошептал он, возведя глаза кверху и запустив руки в пышные волосы. – Боже святый! Я каждый день, каждый час боюсь, что она может погибнуть! Это настоящий безумец!
– Такой же, как ты, - рассмеялась Феофано. – Думаю, он ее не тронет… еще долго, если моя Феодора не возбудит в нем ревность. А тогда нельзя поручиться за жизнь никого из его домашних – Валент в гневе и вправду бывает настоящим зверем, как и оба его брата! Удивительно, что у такого отца родились такие тихие и хилые сыновья!
Леонард стукнул кулаком по столу.
– Уж не поэтому ли он похитил ее – желает крепкого потомства!..
Феофано вдруг склонилась к комесу через стол, изумленно подняв брови, - крупный твердый рот дрогнул:
– Так ты говорил с ним… и все еще жив? Могу вообразить ваш разговор!..
– Он чуть не заколол меня, подкараулив ночью с кинжалом на Августейоне, - хладнокровно сказал Леонард, - но почему-то передумал резать. Благородство крови не позволило! – усмехнулся он.
Феофано выпрямилась.
– Пожалуй, - серьезно сказала она. – Это, в своем роде, очень честный предатель! Ты слышал о том, что произошло во время сражения с Ибрахимом-пашой?
Леонард покачал головой; и тогда Феофано быстро пересказала ему то, что так хорошо еще помнила. Леонард был изумлен – но не слишком. Должно быть, подвердилось его предположение о характере Валента.
– Но с таким человеком она как на пороховой бочке, - сказал моряк. – Надеюсь, что с ней все будет благополучно!
Он сжал кулаки и покачал головой – как будто все еще не верил, что не сумел предупредить Валента, защитить свою подругу… Феофано мягко улыбнулась.
– А может, тебе отступиться от нее? Кто знает – может, она счастлива? – спросила патрикия.
– Нет! – вырвалось у Леонарда.
Он на самом деле напоминал Валента куда больше, чем ему казалось самому. И, пожалуй, в свое время гремел такими же деяниями. Два героя Византии!
– Но пока… ты ничего не сможешь сделать, да и только навредишь самому себе, не говоря о ней, - сказала Феофано. –
Мне думается, Валент увез ее куда-то в Азию, в Каппадокию, и спрятал в горах – пока все не кончится! А там…– Да, - сказал Леонард.
Он побледнел, карие глаза потемнели и застыли – он прекрасно понимал, чего можно ждать. Закрыл лицо руками.
– Я бы пожелал ему смерти, немедленной, - прошептал комес. – Но это невозможно – никому из нас нельзя избавиться от него! Какая насмешка, василисса!
– О, это наверняка устроил мой покойный муж, - сказала Феофано; она мрачно посмеивалась. – Хотя – не слишком ли тонка и хитроумна для него подобная месть?
Леонард вскинул глаза – Феофано и шутила, и была очень серьезна.
– Ты думаешь, мертвые могут так мстить живым? – спросил он.
– Почему бы и нет? – отозвалась Феофано. – Я прожила долгую жизнь, но, двигаясь к смерти, поняла только одно: смерть слишком великое событие, чтобы охватить ее нашим ничтожным разумом!
Они помолчали, словно ощутив, как давят стены этого дома. В самом ли деле они давили – так, что грудь спирало; или обоим собеседникам, слишком развитым и чутким, лишь представлялось?
И тут послышались чьи-то шаги; шаги замерли на пороге. Феофано спокойно повернулась.
– Брат, - произнесла она, - это комес Флатанелос! Подойди и поприветствуй его!
В самом деле – что такое патрикий Нотарас рядом с Валентом?
Фома медленно подошел. Волосы у него отросли почти до плеч; он несколько расплылся, несмотря на свое горе, - и комес, оглядывая соперника с головы до ног, подумал, что именно таким и должен был сделаться муж Феодоры, от которого он столь долго страстно мечтал освободить ее!
Что ж, такие страстные желания боги исполняют…
Комес встал и протянул патрикию руку. Фома, с иронической улыбкой, пожал его руку: вялым, коротким пожатием сибарита-римлянина, который во всем разочаровался – и во всем, что повидал, и во всем, чего еще не видел в этой жизни!
– Рад наконец видеть вас в моем доме, - сказал он. – Моя “Клеопатра” все еще дожидается своего хозяина в Золотом Роге – но едва ли мы еще когда-нибудь прокатимся на хеландии вместе!
– Как знать, - серьезно сказал комес.
Оба сели.
Фома надолго замолчал, устремив взгляд в пол. Комес несколько раз открывал рот – но понял, что все, сказанное им, будет неуместно и даже оскорбительно. Феофано вполголоса приказала принести вина также и брату – хотя патрикий и без этого слишком налегал на вино в последние месяцы…
Потом Фома вдруг поднял голову и скользнул по фигуре комеса взглядом, с каким-то странным детским любопытством.
– Я думал, что это у вас борода, как раньше, - сказал он, - а вы ее сбрили, и это только щетина!
Комес усмехнулся.
– Ну да, сбрил – по-европейски, - ответил он, касаясь своего подбородка. – В католических странах не любят бород, хотя европейцы очень неопрятны… Но они много внимания уделяют внешности и манерам, не заботясь в действительности о своем теле – о том, что спрятано под одеждами!