Ставрос. Падение Константинополя

Вдруг его одолели страхи за свою далекую подругу – влюбленные так мнительны, даже самые храбрые из мужчин!

Микитка медленно покачал головой.

– Ничего не слышал, господин, уж не обессудь… Она как уехала из Царьграда вместе с мужем, так и поминай как звали! Наверное, у себя в имении, или еще где-нибудь… с Феофано!

– С Феофано, - прошептал Леонард, глубоко вздохнув.

Феофано! Что еще эта самозваная государыня натворила без него? Он надеялся, что она хотя бы жива… и еще сможет подать грекам пример стойкости, если не помочь им на самом деле: и Леонард превыше всего надеялся, что Феофано не втянула в беду свою филэ!

Внезапная сильная ревность к этой странной и сильной любви уколола его; но тут же Леонард тряхнул головой, отгоняя ее. Тот, кто истинно любит, должен принимать дорогую женщину такой, как она есть, - и филэ совсем не то, что союз с мужчиной!

Леонард нахмурился и, вспомнив о Микитке, безмолвно наблюдавшем его, кивнул евнуху и пошел прочь. Нужно было разгружать корабль… и опять устраиваться в негостеприимном отчем доме!

Вечером, перед тем, как идти отдыхать, Леонард еще раз пошел на Августейон, поклониться ее статуе: тоска о Феодоре, пробужденная встречей с московитом, близко знавшим ее, не давала ему покоя. Уже темнело, но Леонард не боялся ночного Константинополя – как почти никогда не боялся за себя!

Он безошибочно нашел статую среди многих других – единственную из всех, несравненную. Леонард улыбнулся, на глаза навернулись слезы – мастерство скульптора было так велико, что в сумерках, смягчивших линии тела и складки платья, изваяние казалось почти живым, живой женщиной… или женщиной, явившейся сюда и застывшей в бронзе здесь, на форуме, добровольно и навеки подарив себя Константинополю.

Леонард подошел к статуе и протянул руку, чтобы коснуться ее ног, - как вдруг увидел, что он не единственный почитатель Феодоры Константинопольской, которого не испугали ночные грабители и турецкие лазутчики!

Огромная тень, точно демонический пес, служитель кого-нибудь из богов мрака, метнулась к нему – и в следующий миг Леонард ощутил хватку железной руки, притиснувшей его к пьедесталу статуи возлюбленной; холодное лезвие кинжала прижалось к обнаженному горлу.

Враг тяжело дышал; Леонард видел, как совсем близко горят безумием черные глаза. Еще один влюбленный! Такое безумие насылала только любовь!

– Я так и знал, что ты будешь ошиваться здесь, - пробормотал неизвестный; острие кинжала прокололо кожу, и Леонард ощутил, как его обожгла собственная кровь, заструившаяся из ранки. Он закрыл глаза.

– Убей… убей безоружного, если сможешь, - прошептал он. – Коли, если хватит совести!..

Хватка руки на его плече сжалась еще крепче; а потом вдруг его отпустили. Леонард открыл глаза – и понял, что по-прежнему не может двинуться: взгляд неизвестного ревнивца приковал его к месту. Тот смотрел на Леонарда с яростной жадностью троянца, которому наконец попался, один и без оружия, ненавистный Ахилл.

– Комес Флатанелос! – сказал этот ромей; он тихо рассмеялся, показав белые зубы – лицо было очень смуглое, окаймленное черной бородкой. Красавец восточного типа, с македонской дикостью!

И с македонскими понятиями о чести. Он опустил кинжал – потом кивнул своему противнику.

– Ты прав, такое убийство недостойно мужчин и благородных людей! Лучшие должны честно сражаться с лучшими, и тогда судьба оставит в живых достойнейшего!

– Ты слышал обо мне? Кто ты? – спросил Леонард; он протянул руку к горлу, но потом опустил ее. Эта царапина подождет.

– Мое имя Валент Аммоний, и я муж этой женщины, чью статую ты пытался приласкать! – все с тою же прямолинейностью ответил неведомый македонец, сверкнув черными глазами.

Но Леонард забыл о его грубости, осознав смысл сказанного. Он сел прямо на холодный камень площади, беспомощно подняв глаза на соперника.

– Муж? Но как это может быть – она замужем за патрикием Нотарасом!

Македонец рассмеялся.

– Как прекрасно ты осведомлен о ней! Я вижу, что угадал – ты ее давний поклонник! Она знает тебя, конечно же, героический комес?..

Леонард прикрыл глаза рукой.

Потом покачал головой.

– Нет, мы почти не знакомы.

– Почти! Тут не бывает почти: или знакомы, или нет, - заметил Валент Аммоний: если он назвал Леонарду свое настоящее имя. – И я чувствую, что ты мне лжешь: вы хорошо знаете друг друга!

Леонард медленно встал. Теперь он обрел самообладание.

– Я прошу тебя… не обижай ее, если ты и вправду ее муж!

Теперь не время было драться или страдать за себя: он боялся за Феодору, которая, несомненно, действительно попала в руки к этому безумцу.

– А есть причины обижать? – спросил Валент, пристально глядя на комеса.

– Нет! Никаких причин… она была верной женой патрикия, и, конечно, сейчас верна тебе!
– воскликнул Леонард, отворачиваясь.

Ему было так больно, так тяжко, что он еще не понимал, как держится, как может спокойно говорить. Как будто в груди проворачивали тупой нож: такого горя и ужаса Леонард не испытывал даже тогда, когда убил своего предателя-брата! Как будто угас огонь последнего очага на этой земле, и наступила вечная ночь!

– Я знаю, что она мне верна, - сказал Валент: он, видимо, успокоился. Леонарда это тоже немного успокоило.

Потом вдруг демонический пес опять изготовился к прыжку: Леонард чуть не отшатнулся. Валент сгреб его за грудки одной рукой, все еще сжимая другой кинжал, попробовавший крови соперника:

– Но если ты хотя бы попытаешься…

– Нет! – поспешно воскликнул Леонард. – Я хочу ей только счастья!

Несомненно, это было так: дикие черные глаза приблизились, и приблизился кинжал, который Леонард ощутил теперь у своей груди.

Потом новый муж Феодоры отпустил его – и быстрыми крупными шагами удалился, растаяв во мраке.

Оказавшись один, Валент остановился – и, словно плохо сознавая себя, медленно поднял к глазам кинжал. Кровь, черная в темноте, уже загустела, но еще не успела засохнуть.

Валент улыбнулся – а потом слизнул ее: крови было совсем немного, пока чуть-чуть! Он убрал кинжал в ножны.

А затем, уже успокоившись, зашагал прочь. Жена просила еще и бумаги, писать записки, - и Валент проследит, чтобы это оказалось именно то, что она говорила: и даже прочтет ее размышления. Наверное, ей это понравится.

========== Глава 84 ==========

Феофано оправилась к середине весны – но до прежней формы ей было далеко: хотя она не жалела себя и упражняла руки, натягивая лук, меча копье и рубя деревянных болванов мечом, еще до того, как ребра и нога полностью срослись; начала садиться на лошадь еще до того, как смогла отбросить палку.

– Побереги себя, - увещевал ее Марк.

Феофано усмехалась в ответ.

– Ты думаешь, я готовлю себя к еще одной такой же битве? Нет, спартанец, прошли те времена! Я упражняюсь затем, чтобы помнить… мы еще что-то значим в глазах Бога! Титаны жили на земле когда-то, но это не мы, мой дорогой.