Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– И превыше того - прелюбодеяния, - мягко усмехнулась Феодора.
Леонард теперь смотрел на нее.
– К тому же, - прибавил он, – ты, по церковным правилам, даже не можешь считаться…
– Не могу считаться женой Фомы Нотараса, - согласилась Феодора. – Потому что здесь я ношу чужое имя, а на самом деле я Желань Браздовна!
– И это не христианское имя… хотя и очень подходит тебе, как и имя Феодоры, - заметил Леонард, улыбнувшись. – Однако тебя окрестили так! Видишь, сколько условностей, которые церковь преступает по необходимости! Много ли они значат
– Много, - сурово ответила Феодора. – Подумай, что если незаконен мой брак, незаконны и мои дети!
Леонард обнял ее.
– Уверяю тебя, дорогая, что никто не спросит об этом в Италии, - сказал он. – А перед Богом мы уже муж и жена.
– И ты женишься на мне по католическому обряду, - прошептала Феодора.
Леонард рассмеялся.
– Еще одна условность!
– Только теперь, и только для нас, - сурово возразила московитка. – А для других, кто нас видит? Вспомни, за что мы бились!
Леонард ничего не ответил.
Он долго смотрел на нее, а потом произнес:
– Так решено? Ты согласна? Это сейчас главное!
Феодора кивнула.
Леонард счастливо улыбнулся и снова обнял ее, лаская. Феодора закрыла глаза, млея и томясь в его объятиях.
Птица Желань уже не может вернуться в свое гнездо, там не примут ее… ей нужно лететь искать себе новый дом. А дом этот еще даже не построен!
Леонард наконец выпустил ее из объятий и, поцеловав в лоб, сказал:
– Мне нужно идти… Очень жаль! Мы сейчас не можем ни приласкать друг друга как следует, ни поговорить!
– Мы на земле свое наверстаем, - засмеялась Феодора.
Леонард кивнул с сияющими глазами.
Комес ушел, а она, глядя ему вслед, нахмурилась, схватившись за шею. Дай-то бог.
Когда она спустилась к Феофано, то обнаружила, что лакедемонянка спит, раскинувшись на своей постели и подложив под голову локоть. Рот Феофано был приоткрыт, как у ребенка, черные волосы разбросались по ее груди и разметались по подушке.
“Когда-то я еще увижу ее спящей? Когда мы еще будем ночевать вот так, наедине?”
Феодора тихо опустилась на свое ложе, стараясь не скрипнуть; но как только она села, царица открыла глаза.
Она смотрела на подругу словно бы с ленцой… но это было обманчивое выражение. Феофано могла вспрянуть молниеносно, как воин.
– Ну, что у вас там?
И как только она узнала, куда и зачем выходила Феодора!
– Он предложил мне взять меня в жены в Италии… и я согласилась, - со вздохом ответила московитка. – Мы оба сошлись на том, что мой муж безвестно отсутствует.
Яркий рот царицы искривила улыбка.
– Ну да… конечно. Что ж, я рада за вас обоих. И за безвестно отсутствующего.
Феодора легла на свою постель и уткнулась лицом в подушку.
* Рядовичи — на Руси XI – XIII вв. лица, служившие землевладельцам по ряду (договору), как правило попавшие в зависимость от него за денежный долг, помощь семенами или орудиями труда, вынужденные отрабатывать у господина часть своего времени. Закупы – рядовичи, взявшие взаймы ссуду (купу) и селившиеся на земле
хозяина на время отработки этой ссуды. К XVI веку эти формы зависимости постепенно были вытеснены крепостничеством.========== Глава 121 ==========
Пока они плыли до Крита, на море еще несколько раз начиналось волнение, вызывавшее волнение и среди всех, кто был на борту; но каждый раз воды успокаивались.
– Ничего страшного, - говорил комес, ободряя людей. – В конце весны и в открытом море бури случаются редко!
А наедине с подругой он признался:
– То, что случилось с “Василиссой Феодорой”, было полной неожиданностью для меня. Самое неспокойное время в Пропонтиде – поздняя осень и зима! Шторм как будто нарочно подгадал, чтобы разделить нас!
Феодора внимательно смотрела на любовника – и вспоминала, что натворил своим криком маленький Лев, ее сын от Валента, когда они убегали из Каппадокии.
– Ты не рад тому, что случилось? – спросила она.
Комес нежно улыбнулся.
– Я понимаю, что только благодаря этому я получил тебя!
Он поцеловал ей ладонь; а потом она закинула Леонарду руки на шею, и они долго миловались, забыв о том, что их могут видеть… и наверняка видят.
Каторжники, правда, сидели в своих банках, особых каморках, в средней части корабля и не могли наблюдать того, что происходило на носу галеры, где стояли любовники. Однако команде Леонарда Феодора по-прежнему не доверяла.
И даже при полном доверии между начальником и экипажем созерцание чужих объятий, чужой желанной женщины может всколыхнуть в ядреных, жаждущих опасности мужчинах звериные чувства.
Но сейчас Феодора была готова к опасности. Она улыбнулась греку, когда они с Леонардом отклонились друг от друга: он все еще обнимал ее за талию.
– Ты опять носишь заколки, - сказала она, притронувшись к его виску. – Очень красиво.
Леонард рассмеялся и поправил свой пышный хвост.
– Я еще в Мистре заметил, что тебе так нравится.
Потом прибавил серьезно:
– В Европе у мужчин нечасто найдешь хорошие волосы, вроде моих… У низших сословий волосы портятся от голода и сверхсильной работы, а у благородных… от пагубных привычек и любовных болезней.
Феодора подняла брови:
– Любовных, голубчик мой?
Она вцепилась в его плечи.
– И моряки, должно, богатые урожаи собирают, когда заходят в порты?..
– Правда, собирают, - согласился Леонард, улыбаясь. – Но я всегда был щепетилен. Не бойся.
Феодора знала, что он хотел сказать ей приятное; но ей отчего-то стало очень не по себе. Она высвободилась и отошла к борту, вглядываясь вдаль.
– Где там твой остров?
Комес через несколько мгновений оказался рядом и опять привлек ее к себе; он завладел ее рукой, лаская ладонь.
– Вот он, уже рукой подать, - прошептал Леонард, поцеловав подругу. – Совсем скоро мы сойдем, и ты сможешь отдохнуть на песке… как следует искупаться… а потом я покажу тебе славу моей отчизны, знаменитые критские дворцы и росписи!