Ставрос. Падение Константинополя

– Галера треснется о скалы и развалится, - пробормотал Фома: он уже видел, как от судна отлетают куски; смыло в море обе мачты. – Но меня она успеет донести до места!

Может быть, еще кто-то на корабле спасался так же, как он; патрикию было не видно. Он сидел за бочками, продрогнув и промокнув до костей в своем плаще; корабль мотало, “Василисса Феодора” уседала все глубже - но держалась на плаву. А потом вдруг резко накренилась вправо, и все, что ни оставалось на палубе, поехало прямо на Фому. Фома вскрикнул и выпустил канат; тот лопнул, и бочки покатились на патрикия. Тот едва успел увернуться. Одна бочка, ударившись о борт, расселась, и из нее посыпались апельсины, оранжевые, как рясы кардиналов…

Фома взмахнул руками и вывалился за борт.

Уйди он сразу ко дну, неизвестно, выплыл ли бы; но, ударившись об воду, Фома вместе с этим ударился о что-то деревянное, и вцепился в этот предмет обеими руками. Это была разломанная бочка, и она оказалась достаточно велика и прочна, чтобы патрикий мог держаться за нее, не окуная головы в воду; он подгребал ногами, с ликованием помилованного видя совсем близко берег Прота. Но потом бочка все-таки вывернулась у него из рук, и Фома ушел под воду; он сумел выплыть, яростно и неумело биясь, и продержался на поверхности несколько мгновений. Его накрыло снова; и притопило так, что патрикий задохнулся бы, если бы не ударился наконец о берег.

Полумертвый от такого испытания, он, дергаясь и стеная, пополз вперед, ничего не видя и не слыша; и, в отличие от Феодоры, полз не делая остановок, как краб, пока не лишился чувств.

Очнувшись – он не знал, сколько прошло времени, - патрикий Нотарас обнаружил, что по-прежнему один. Все тело болело, и шевельнуться было так тяжело, точно он лежал на самом дне.

Но над ним было небо, пусть и свинцовое от туч; море все еще шумно плескалось за спиной, но достать его уже не могло. Сделав над собой большое усилие, патрикий сел и, встряхнув головой, осмотрелся.

Он увидел вокруг только желтые скалы и море; потом, окинув взглядом пустынный берег, заметил разбросанные там и сям куски дерева, останки галеры Флатанелоса. На миг его охватил ужас: а что, если он единственный, кто спасся?..

Но, призвав рассудок, Фома понял, что такого не может быть. Скрипнув зубами, он поднялся на ноги, стряхивая с плаща налипшие песчинки. Приставив руку к глазам и прищурившись, патрикий осмотрелся.

И наконец увидел их. Он увидел матросов Флатанелоса, которые ходили по берегу далеко от него; и, кроме их коричневых фигур, - грубой одежды и грубых загорелых тел, - различил на песке темный патрицианский плащ и белую рубашку, алые шаровары… это была Феодора! А рядом с ней темное монашеское платье – итальянка, Магдалина!

Фома быстро опустился на песок и отполз за скалу, чтобы никто из них не заметил его; патрикий сам еще не успел осмыслить, зачем все это делает, но знал, что поступает верно. Он вглядывался в далекую жену так, что заболели глаза. И наконец дождался – увидел, как Феодора обнимает старших детей и берет на руки младшего…

Фома улыбнулся; но не этого он ждал больше всего. Он смотрел и смотрел на свою московитку, пока не увидел, как к ней подходит Леонард Флатанелос.

Патрикий отпрянул за скалу: он увидел все, что хотел. Остальное он мог дорисовать в своем воображении так же верно, как если бы наблюдал своими глазами!..

Фома оглядел берег снова: в этот раз высматривая укрытие, где его драгоценная семья и великий герой не найдут его как можно дольше. Патрикий не очень хорошо умел прятаться в диких местах, как вообще не умел достигать согласия с природой, - но, может быть, усталые глаза обманут людей Флатанелоса?

Или среди людей Флатанелоса окажутся такие, кто не побежит к нему сразу докладывать… кто не слишком любит комеса. А такие недовольные должны быть, такие бывают всегда! И куда чаще, чем можно подумать, они попадаются в тени героев!

Фома прятался до темноты – он знал, что всегда может вернуться к своим, которые примут его с прежней полупрезрительной любовью; но на это он пойдет, только если не останется никакого выбора. А выбор был – пока патрикий выжидал, в его уме подспудно созрел план. Этот план подсказала ему счастливая находка, которую он сделал: Фома заприметил спрятанную за камнями лодку, которую, по-видимому, никто не охранял…

И даже если охраняли – в темноте все эти матросы неотличимы друг от друга.

Патрикий Нотарас улыбался, глядя на море, любовно сливавшееся с небом, - как, наверное, уже слились воедино его жена и комес! Он заприметил не только лодку, но и троих матросов, которые сидели вместе и не возвращались к Флатанелосу, о чем-то разговаривая: им не спалось.

Фома Нотарас очень хорошо понимал, что это значит, когда сон бежит от человека в таких обстоятельствах… и когда не спится сразу нескольким товарищам, которые прячутся от своего начальника!

Он оправил свою римскую прическу и двинулся к матросам. Меч его остался при нем; но оружие не понадобится. Даже если бы Фома смог воспользоваться мечом против троих – все решится миром и ладом: он знал человеческую натуру.

Матросы, хотя о чем-то спорили с весьма угрюмыми лицами, встретили благородного господина с удивлением и радостью. Простолюдины вообще склонны радоваться нежданному появлению господ, живущих как боги на земле и диктующих плебеям закон их жизни, - даже если господа угнетают их!

Но Фома Нотарас был намерен осчастливить этих матросов. Он попросил их не шуметь, и они стихли, с удивленными и почтительными улыбками оглядывая его фигуру.

– Вы хотите бежать отсюда? – спросил наконец патрикий, видя, что его сейчас очень внимательно выслушают, что бы он ни предложил: настал именно такой момент.

– Мы бы рады, господин, но не знаем как, - сказал за всех троих один из матросов, самый старший и с уродливым шрамом на щеке: конечно, поножовщина…

Фома улыбнулся.

– Я нашел лодку, - сказал он. – Вон там, за камнями.

Он показал рукой, и все три головы повернулись в сторону лодки.

– Но ведь это лодка комеса! – сказал наконец старший.

Фома внимательно смотрел на матросов.

– Комес все равно не уйдет с острова на лодке, вы же понимаете, - заметил он. – Леонард Флатанелос будет дожидаться здесь двух других своих кораблей! А если не дождется, он все равно не сможет воспользоваться лодкой: у него слишком много людей, и в Город всем им путь заказан.

Старший, меченый, усмехнулся, оглядев своих товарищей.

– Это верно, господин. Только что же тогда делать?

Фома склонился к ним.

– Вы не хотите возвращаться к комесу, потому что боитесь… боитесь, что никто за ним не придет! А еще вы не желаете более служить ему, потому что недовольны платой, которую получаете за свою службу! Я же знаю, что вам перепадает от удачи комеса к удаче, да и то крохи! Такое количество людей, которое в подчинении у Леонарда Флатанелоса, да еще при вашей отчаянной жизни, невозможно содержать хорошо!